Стихи из романа «Мезозой»,
где их автор – Андрей Наюк – лирический герой,
alter ego писателя

Перевод с украинского Любови Либуркиной

«Снова осень среди рощи плачет…»

 
Снова осень среди рощи плачет.
Золотеют люди и дожди.
Помним мы с тобой о том, что значит
Шёпот верб у ночи на груди.
 
 
Мы одни снимаем боли белым,
Жизнью полны с пятки до брови.
Тополя, опавшие несмело,
Молятся о смерти и любви,
Что тонки, как ми-струна на скрипке.
Светит рай в красе осенних ид.
Мы любви напуганы улыбкой,
А она смеётся и стоит…
Как в раю…
Печальная, босая.
Как в душе – туман,
Перун и крест.
 
 
Осень захлебнулась голосами,
А на небе светлый серп воскрес.
 

«Прочитана книга – твоя ладонь…»

 
Прочитана книга – твоя ладонь,
Написано – сто страниц.
Иду я, расхристанный, как огонь,
Людей изучать и птиц.
 
 
Покончил с собою вчерашний дождь.
Белеет весна вокруг.
Не первый, не ранний…
Ну что ж, ну что ж…
Податливость сладких рук.
 
 
О, если б я выучил, если бы смог -
Воск на святой воде…
Из глины лепил бы святых богов,
Из рёбер их резал чертей.
 
 
А люди похожи, как иваси.
В глазах у них чёрный цвет.
Мы мордами тычемся в небеси,
И в звёздных сосцах ответ.
 

«Почему нетороплива вечность?…»

 
Почему нетороплива вечность?
По земле протоптано полвека -
От печали идола до свечки,
К человеку.
 
 
Видел дар: «Фемиде от Иуды».
Яблони мне любы и собаки.
Да святятся тут всех женщин груди,
Крылья чайки, профиль гайдамаки.
 
 
Сильные святятся в свете этом,
Мавки – в танце диком на поляне.
Да святятся сильные Тем светом,
Терпкие романтики – цыгане.
 
 
И луга, моря под чёрным сподом,
Как короны высохших империй.
Пусть святится рваная свобода,
Двери рая, адовые двери,
Тайна сини космоса, кургана,
Милая твоя улыбка тоже,
Тот, кто издавна стихами ранен,
Кто из рук не выпускает вожжи.
 
 
… Почему полынью пахнет вечность
И болит душа сильней, но реже?
Потому что Старая при встрече
Путь, как пуповину, перережет.
 

«Живу…»

 
Живу.
Стараюсь ненавидеть деньги,
Узнав о счастье радуги и гроз.
И женщины мои, роняя серьги,
Тугие косы кутают в мороз.
 
 
Я заблудился в зорях и ресницах,
Пропах мой хлеб собором и вином.
И в глубине меня скрипит криница,
Мой правнук от неё идёт с Днепром.
 
 
Печаль густеет.
Мотылёк бледнеет.
И кровь из носа, капельки тихи.
И кто-то туго и медово мелет
Мои секунды, вросшие в стихи…
 

«Печаль такая есть, которую не сгладить…»

 
Печаль такая есть, которую не сгладить,
Ломает берега -
Такая есть печаль…
А есть такая, словно ветер садом,
Когда пройдёт она, её бывает жаль.
 
 
А жизнь такая есть, которая над храмом,
И мельница веков такая как трын-трава.
И росчерком крыла она начертит шрамы -
Там умирать спешишь, где юность всё жива.
 
 
Прозрачны до костей стают слова поэта,
Но как они смешны перед лицом ножа!
Над сердцем, как слеза, замедлилась планета.
Не вытирай слезу, пускай стоит, дыша.
 
 
В старинный монастырь пойду учиться дружбе
С горами, небом, посланным судьбой.
И что ещё нам в этом мире нужно?
Чтобы цвела заря в короне золотой,
 
 
Чтоб мучили цветка вечерние минуты,
Надежда чтоб жила – там, за чертой, цветёт.
Ведь есть черта – её не обминуть, и
Печаль такая есть – зовущая в полёт.
 

«Печаль на сердце всё сильней…»

 
Печаль на сердце всё сильней -
Как лист к листочку.
Свист разгоняет голубей
И ставит точку.
 
 
Боимся тех, кто любит нас,
Как диких парков.
Солёным сном щемит вина
В глазах канарки.
 
 
Витрины дней.
И ресторан.
И песня Дива.
И кажется, уже пора
Уйти красиво.
 
 
Земля других родит, как сад.
А мы растаем…
Порезал палец – и роса
Течёт из раны…
И недожитая судьба
Мне так знакома.
 
 
И деревенская тоска,
Вселенной кома.
 

«Забытый дом…»

Наталье Старун

 
Забытый дом.
Река.
Нам так тогда любилось!
Зловещий счастья блеск,
Недолгий, как наш век.
Прошло.
Сбылось.
Взлетело.
Надорвалось -
Пророки, жулики,
Трава и человек…
 
 
Куда-то всё летит -
Стропила не удержат.
От магмы до зари
Ведёт печаль струна.
День светлый был, как сон.
Теперь такие реже.
Лимонно-чёрный блюз
У твоего окна.
 
 
Теперь куда идти?
Я стал твоим, набожным.
И рядом никого.
Я полюбил свой край.
И продана судьба.
В асфальте – подорожник.
А на костях полков
Сутулится трамвай.
 
 
Убили высоту.
Вам даль теперь как вымя.
Замёрзли от сует,
От руконеподач.
Тебя в себе века небритые носил я,
А после, как листок,
Сорвалась голова.
 
 
Смолчит двенадцать раз
Песочный сторож века.
И корень наш простит
Смирение крылу.
Ведь даже в лес идём -
А ищем человека…
Душа идёт к душе,
Как пуля ко стволу.
 
 
Шикарный был презент -
Прожить на этом свете,
В политики не лезть
И падаль не любить.
Забытый дом.
Река.
И никуда не деться,
Душою оторвавшись от земли.
 

Лебединая песня

 
Лебеди над полем пролетали
В розовой хрустящей тишине.
Скинули по перышку печали,
Словно гадкому утёнку, мне.
 
 
Над кострищем осени холодным
Пролетали лебеди, проле…
Над степями, где поэты модны -
Инопланетяне на Земле.
 
 
Там, где мхи как бороды пророков,
Души умерших давно людей…
Пролетали лебеди высо́ко -
И не видно больше их нигде…
 
 
И не будет…
И никто не знает,
Мир какой теперь им гнёзда вьёт.
А как вспомнишь стон их -
Так светает…
И душа готовится в полёт.
 

«Вот и всё…»

 
Вот и всё.
Скоро мёдом запахнет снег -
И ручные птенцы возле сердца
Собьются в стаю.
Напоследок приснишься,
Искорёжено всё во мне.
Я не знаю тебя, не знаю тебя, не знаю…
Я и косы твои целовать уже опоздал.
 
 
И крыло у печали моей каменеет рано.
Тихо, свято заходит наша с тобой звезда,
Чтобы после осыпаться цветом на мира раны,
Хотя мир и не сто́ит, поверь мне, таких, как ты.
 
 
Он не стоит любви,
Ибо истины в ней не хватает.
Улыбнись же мне перед тем,
Как навек уйти.
Только память, как птичка,
В родное гнездо возвращает.
Беловинными вишнями
Пенится юный свет.
И ничто не волнует.
И грусть по тебе случайна.
В пустоте можно жить,
Ведь и тени живут в траве.
Вот и всё…
Тихо-тихо.
Серебряно стонет тайна.
 

Созвездие

 
Созвездие похоже на людей -
Тех, что боятся правды и пророков,
И в молодости плещется своей.
Оно ещё, похоже, невысо́ко.
 
 
Кругом сияют Дева, Лебедь, Рак,
Неясную печаль успев отведать.
А Баба, как галактика, стара,
Легла, храпит на шкуре от Медведя.
 
 
И русый Овен ластится к вербе́…
И тихо так, словно целуют Рыбы…
Так вольно там, Заря, жилось тебе…
Нас подпали́ -
И мы вот так смогли бы…
 

«Нам можно всё…»

 
Нам можно всё.
Таким прощают зори.
А дети…
Дети детям не простят.
Горят деревья – говорят о горе.
Цветут деревья – так они молчат.
 
 
Что есть, то вроде
Истинно на свете…
Полубожественность -
Ран от неё не счесть!
Мой нежный ветер,
Мой сердечный ветер…
Иль слава – честь?
 

«Мир, в котором не выжить нежным…»

 
Мир, в котором не выжить нежным,
Притомился, сея смерть вокруг…
Дед упал, как собор заснеженный,
А богиня красы без рук…
 
 
Только вечно с берега разлуки
Без слезы, без слова, без тепла
Небо нам протягивает руки,
До холодного дотрагиваясь лба.
 

«Нам холодно и в цвете, и на свете…»

 
Нам холодно и в цвете, и на свете.
Ночное море, сонный мотылёк.
Во сне сквозь душу хочется лететь, и
К спасению путь очень недалёк.
 
 
От суеты… от высоты, от горя,
От счастья, безысходного, как миг
Проходит всё.
Как Атлантида, Троя.
Проходит, как жара, -
Хоть и гремит.
 
 
Но мы живём,
Гром в сердце не впуская,
Украли мы и воду, и огонь.
В раю тепло…
Не созданы для рая…
Чего желать?
Священного не тронь.
 
 
Пускай проходят
Варварства и души.
Покой проходит, взрывы и мечты.
Нам дальше, дальше…
Там не будет хуже,
Падения -
Полёты с высоты.
 

Ураган

 
И пришёл ураган дать свободу лесам,
А цветы в рабстве так и сгубились.
Белый корень фиалки, и ты теперь сам,
И с тобой ничего не случилось.
 
 
Чистокровной печали напьётся печаль
И в животную страсть обернётся.
Вот придёт ураган как начало начал…
Всё вернётся. Ничто не вернётся.
 
 
И клепсидра души тело лепит из фраз,
Протекает отравою в глотку.
Ураган же, придя, зацепился за нас,
Словно плата за волю и «водку».
 

«Челны в Днепре как слёзы на струне…»

 
Челны в Днепре как слёзы на струне.
У нас с утра как на Сатурне вечером.
Так хочется туда сбежать и мне,
Спасаясь от сердечного увечия.
 

«Гены забыли, зачем они и откуда…»

 
Гены забыли, зачем они и откуда.
Храм собираются строить у жертв на горбу.
Жить хоть и легче, любить всё труднее без чуда.
Боже мой милосердный, вот это я выбрал судьбу!
 
 
Песня и воля – лекарства души, как отрава,
Звонко проходит любовь – как аорты разрыв.
Лучше сжигать корабли, чем топить их в канаве.
Ветром точёные кони – минорный мотив.
 
 
Только кажется мне, об этом не пишут книги,
Низко головы клонят цветы, от росы тяжелы.
И не тонут в воде, и в огне не горят интриги,
И на сердце наведены фотокамеры и стволы.
 
 
От Рождества и до Тризны живём как мыши,
Но часовая стрелка – нам не указ давно.
Всех племён и народов брызнет весна по крышам,
С Юга на Запад девчат повезут и соль.
 
 
Жёлто-зелёная осень в лица «деньгами» кинет,
Пустит сквозь нервы небо – как голубую кровь.
Ангел с руками каторжника, не долетев, погибнет.
Я, беззащитный, не знаю теперь: прилетит ли вновь.
 

«Слишком вы́соко взял.…»

 
Слишком вы́соко взял.
Дотянуть бы, хоть и через силу,
До крутых виражей тех птенцов, что разбились об ад.
Как мой дед говорил, так и я говорю:
Боже милый!
Стих – для тех, кому трудно, и тех,
Кто не смотрит назад.
 
 
Вольным воля у нас, но спасённым не чувствовать рая:
Динозавровый хвост – это взятая в нимб тишина.
Слишком высоко взял…
Даже выше, чем Авеля Каин…
Как распятье Христа и как ветер, что видно с коня.
 
 
Словно осенью птицы, растаем в заоблачье синем.
Горизонт будет дальним – на тысячу лет световых.
Мы возьмём слишком высоко —
И Колыбель мы покинем,
Сохраняя у сердца земную волшебность травы.