Глоток теплого молока согревает горло. От жара стеклянной кружки покалывает ладони. Я кутаюсь в плед, пряча под ним одну мужскую футболку.
– Ну что, уже лучше? – Кай заходит в гостиную, переодетый в домашние коричневые шорты и бежевую футболку. Мокрые волосы растрепаны, и он похож на домовёнка Кузю.
– Да, – я и правда перестала чихать, – спасибо тебе.
Интересно, как бы он отреагировал, если бы узнал, что его, парня в рваных джинсах и берцах, не слезающего с мотоцикла, сравнили с самым милым мультяшным героем?
– За что, Вась? – Кай плюхается рядом, а я на всякий случай ставлю кружку на столик. – За банку мёда с молоком? Так это курьер привез. А шмотки сушит батарея, а не я лично с утюгом стою.
Снова оказываюсь прижата к теплому боку. Глаза закрываются, а запах его парфюма укутывает так же, как плед.
– А где?.. – Наверное, это не очень красиво прозвучит, и я запинаюсь на вопросе. Перестраиваюсь на ходу. – Ты обещал рассказать про Destruction. И немного о себе.
– А что ты хочешь знать? – Кай включает Вуншпунш.
Успокойся, расслабь свои пальцы и отпусти уже эту тряпку, Василиса.
– Как получилось, что ты живешь один в огромном доме? Ты же закончил универ в июне, да?
Знакомая с детства песня про формулу двойного зла так и подначивает подпеть.
– Окей, я понял. По биографии, значит, пробежимся. Предупреждаю, у меня не такая идеальная семья, как у тебя.
Я не смогла рассказать ни о смерти мамы, ни о папиной депрессии. Делилась только детскими воспоминаниями, но он прав. Моя семья была идеальна.
– Так, еще я буду материться. И… Если честно, не знаю, с чего начать. Можешь задавать вопросы?
– М-м…Расскажи о маме. Как её зовут? Или про отца что-нибудь.
– Про мать, значит. – Кай хмыкает. Слово «мать» в его исполнении неприятно режет слух. – Моя мать просто эталонная шлюха.
Сплюнутое.
Брошенное.
Резкое.
Болезненное.
Эти слова ощущаются так, словно мне с размаху дали пощечину.
Я молчу. Как и Кай. Признание зависает в воздухе наточенным клинком, готовым опуститься на его голову. Понимает ли он, каким уязвимым выглядит в этот момент?
Не знаю. Не знаю, но сердце щемит от его слов и выражения лица, лишенного уже привычной улыбки. Про маму так нельзя, но я… Я ведь совсем ничего о нем не знаю.
Моя мать – шлюха. Моя. Мать. Шлюха.
Неправильные, невозможные слова набатом звучат в голове. Как же он презирает эту женщину… Собственную маму. Маму.
– Своего первого ребёнка она родила в восемнадцать. – От глухого, сухого голоса мне не по себе. Это не его голос. – О её жизни тогда я ничего не знаю. Знаю, что моего папу она охмурила, когда брату было уже десять. Точнее… Она залетела мной. Развела на брак. Отец принял её первого ребёнка и признал меня. Когда мне было лет десять, она бросила всех нас ради очередного оленя с кошельком больше. После смерти отца она периодически кидает мне на счет бабки и присылает смс с поздравлениями на Новый год и День рождения. О папе…
Он прочищает горло, откашливается, и голос смягчается подобному тому, как смягчаются голоса больных ангиной после меда и молока.
– Отец умер, когда я учился в старшей школе. Сгорел от рака в пятьдесят семь. Он был архитектором. Суперкрутым архитектором, вообще-то, и суперкрутым мужиком. Знаешь, никогда не понимал, как такой, как он, мог купиться на мать. Он был трудоголиком, прожившим последние дни на работе, но вырастил меня и брата. – Смешок на миг прерывает рассказ. – Витя вообще стал его гордостью.
Кай замолкает. А я не шевелюсь. Нужно пару секунд, чтобы переварить услышанное. Витя. Значит, их двое… Здорово, наверное, иметь старшего брата. Защитника. Опору. Кого-то, кто тебя понимает и не осудит, чтобы ты не натворил.
– Спроси ещё что-нибудь, пожалуйста.
– Где брат сейчас?
– В Берлине. Он там живет и работает. А сюда приезжает в сентябре-октябре для подготовки выставки. Разбирает вопросы, которые копятся за год, и учит неразумного младшего братца уму-разуму. Потом опять сваливает.
– Давно вы в таком режиме живёте?
– Как я в универ поступил. Получается, уже пятый год пошел.
Стоп. Приезжает в сентябре-октябре. Для работы над выставкой. Я не ослышалась?
– Кай. Так он… Твой брат, значит?..
– Да. Он создатель и владелец той самой галереи. Так что, поверь, я точно знаю, что на него ты нарваться не могла. До его приезда ещё неделя. А на управляющего не обращай внимания, он у них странный.
С ума сойти. Я, конечно, артистка. Встречаюсь с братом того, кто построил Destruction. Жизнь иногда складывается интереснее любого кино.
Пока мы переживаем минуты откровения, серия мультика заканчивается. Загружается новая. И снова песенка, снова знакомые строчки и мелодия из детства, а мы так и сидим, прижавшись друг к другу.
– Не могу поверить, что я тебе это вывалил. Надеюсь, ты не сбежишь от меня. – Звук приглушенный, задушенный. А я только крепче обнимаю его. Конечно, я не сбегу. Не от него.
—–♡♡♡♡♡♡–
Дождь прекратился. На улице холодно и тихо. Гостиная, освещенная экраном включенного телевизора, медленно погружается в вечерние сумерки.
Теплая ладонь с плеч поднимается выше, пальцы путаются в моих распущенных высохших прядях волос. От ощущения легких касаний глаза сами закрываются. Пальцы подбираются к затылку, за ними следуют щекотные мурашки, и я незаметно улыбаюсь, когда его ладонь ложится на голову. Легко, даря невесомо-нежные прикосновения, от которых трепет рождается внизу живота.
Почти не меняя положения я слегка поднимаю голову, сталкиваюсь с внимательным прищуром голубых глаз. Сантиметры между нами, а он только смотрит.
Я никогда не целовала его первой. Кай дает шанс попробовать.
Опираюсь о его плечо ладонью, другой всё ещё придерживая края пледа у груди. Чуть-чуть отодвигаюсь и разворачиваюсь к нему. Обнимаю за шею, притягивая к себе, – он ведь поддаётся так легко.
Прислушиваюсь к себе – страха нет.
Закрыть глаза. Коснуться уголка сомкнутых губ, не размыкая своих. Это даже не поцелуй, нет. Совсем легкое скольжение. Губы к губам.
Сама себе напоминаю жмущегося к хозяину котёнка. Кай, кажется, дышать перестал. А я, наоборот, дышу не воздухом, дышу им. Теплом чужого тела и сладким запахом туалетной воды. Выдыхая, обхватываю его нижнюю губу, медленно провожу языком, и в ушах шум собственной крови… На губах – головокружительный вкус его кожи.
Кай отвечает на поцелуй трогательно, мягко и нежно. Не торопясь и почти невинно.
– Ты теперь такая же сладкая, как мёд. – Прямо в губы, так, что его улыбку можно почувствовать.
И что-то внутри меня переворачивается. Кувырком, с ног на голову. Так сильно сжимаю его плечо, чтобы только не отпускать. Прижимаюсь всем телом, вырывая глухой стон из его горла. И вместе с этим звуком он оживает, выходит из транса. Пальцы на моем бедре впиваются в кожу, а невинно-легкий поцелуй превращается в настоящий. Настойчивый. Такой, от которого мурашки по спине, от которого и прекрасно, и страшно одновременно. И жарко, и холодно.
Холодно.
Потому что прямо сейчас он отрывается от губ. Покрывая поцелуями шею, наваливается всем телом, укладывает меня спину, устраиваясь сверху. Пледа между нашими телами больше нет. Прохладный воздух касается обнаженной кожи ног.
Руки на моем теле. Ладонь на голой коленке. Толкает ногу в сторону.
– Эй, не надо пока. – Шёпот совсем не слышен за его сбившимся шумным дыханием, уже опаляющим ключицы. – Ну все, хватит.
Рука, давящее на колено сильнее.
Мой личный гребаный финиш.
Красная черта, за которую ни тело, ни мозг не способны перейти.
Все. Снова. Повторяется.
Мне страшно. Страх кричит, вопит, раздирает глотку.
Останови-останови-останови его! Это ты виновата, ты-ты-ты-ты! Сама! Сама спровоцировала, сама-сама-сама!
– Я сказала нет! – Резко дергаю ногой, сбрасывая его руку и толкаю в грудь со всей силы.
Холодная волна воздуха прокатывается по распаленному телу. За долю секунды Кай оказывается на другом конце дивана, словно его отбросило от меня.
Что я наделала?
—–♡♡♡♡♡♡–
Румянец на светлых скулах, встрепанные белоснежные волосы и потерянный, расфокусированный взгляд, мечущийся от моих ног к лицу и обратно.
– Бля… Я… Вась, прости! – Он сильно жмурится. – Пожалуйста!
– Ты тоже прости. – Вышло ужасно. Сухо, хрипло и безэмоционально, словно мне плевать.
Кай все еще сидит в паре метров от меня. Откидывается на спинку. Сгибает ноги в коленях, упираясь пятками в край дивана. Руки расслабленно лежат на коленях, а он выравнивает сбившееся дыхание.
– Ты не должна извиняться, просто знаешь, – шумно вздыхает, – думал, это проще.
Облизываю все еще пропитанные вкусом поцелуя губы. Бросаю взгляд на валяющийся плед, но черт с ним. Подползаю ближе, кладу ладонь на еще щеку, заставляя повернуться ко мне. И решаюсь.
– Ты мне нравишься, Кай. Очень нравишься. И то, что произошло сейчас мне тоже понравилось, просто…
– Просто ты девственница, да? Как ты умудрилась до двадцати одного-то?
Мое ошарашенное лицо Кай, видимо, трактует по-своему.
– По тебе видно, Вась. Слушай, хочешь честно? Я не знаю, как вести с себя с такими, как ты. Я никогда не встречался с… ну, типа хорошими девочками. Мой первый раз был в шестнадцать в клубе с танцовщицей. Вся моя жизнь – это тусы, музыка и гонки. Ты не вписываешься в сложившуюся картину, но мне безумно это нравится. Дашь еще один шанс? Обещаю быть нежнее. – Кай вскидывает руки в жесте пойманного преступника и криво улыбается.
Какая же ты лживая дрянь, Никольская. Бесхребетная лживая дрянь. Ну, что, свалишь? Или расскажешь, как это вышло, а? Почему такая примерная девочка шарахается от мужчин?!
– М-мне надо домой, – только он хватает мою ладонь и крепко сжимает. Смотрит прямо в глаза.
– Не уезжай.
Я до сих пор ненавижу себя за то, что случилось несколько лет назад. Иногда мне мерзко от себя настолько, что скребу жесткой губкой по телу до красноты, чищу зубы по два раза, заливаюсь духами, чтобы избавить себя от фантомного приклеившегося запаха чужого тела.
Я никогда не отправлю своего ребенка в летний лагерь. Никогда.
– Я серьезно, оставайся.
Кай совсем не похож на призрака прошлого. Абсолютно противоположен. Прочищаю горло, и тихо предупреждаю:
– Только я не буду спать с тобой. Ну, то есть в одной кровати.
Кай впервые за этот вечер становится сам собой: по-настоящему улыбается, а в глазах снова пляшет веселье. За это он мне и нравится: он светлый, как луч солнца. Дарящий тепло и уют, в котором я так нуждаюсь. Словно он точно знает, что мне нужно. И дает это.
– Весь дом в вашем распоряжении, мисс! А если серьезно, можешь лечь у меня. А я тут. Телеки, кухня, можешь даже воспользоваться джакузи.
Мисс.
Я уже слышала сегодня это слово, но с совершенно другой интонацией. От человека с пронзительными серыми глазами и замашками коронованного придурка, яркий образ которого моментально всплывает в голове. Мужчина в черном с хищной белозубой улыбкой, от которой веет не теплом, а угрозой.
– А что на счет ужина? – Решаю сменить тему, выбросить из головы события долгого и утомительного дня. Смотрю поверх его плеча в сторону кухонной зоны. Прекрасной, светлой, блестящей, нетронутой кухни. Кай отступает и забавно морщит нос.
– Я обычно не ем дома. Мы с другом вечерами ужинаем в каком-нибудь из его баров.
– Ясно, мистер, – немного кривляюсь, и напряжение от произошедшего окончательно тает в наших взаимных переглядках. – Ну, хоть что-то же должно быть в твоём холодильнике?
– Вась… лучше не надо. – Кай перехватывает взгляд, тоже оборачиваясь. Румянец снова возвращается на его скулы, но теперь это точно румянец стыда. А ко мне возвращается игривое настроение.
– Почему? Там чей-то труп? – Все же направляюсь в сторону кухни, к холодильнику. Кай идет следом.
– Хуже.
Открываю дверцу под очень подозрительное молчание. Так, тут есть сковородка с чем-то…
– Фу, блин! Кай! —Мой визг слышат, наверное, все соседи, а стены дома чудом не трясутся, когда я размашисто хлопаю дверцей холодильника.
В холодильнике Кая не труп. Неизвестная науке форма жизни завелась в сковородке с чем-то, что уже никогда и никто не сможет идентифицировать как пищу.
—–♡♡♡♡♡♡–
Мы ужинаем пиццей, которую привозят к восьми. К десяти Кай засыпает перед телевизором в гостиной, а я решаю, что завтра, когда он проснётся, его будет ждать сюрприз. Доставка продуктов ещё работает, так что заказать нужное – дело пяти минут.
Сюрприз будет приятным, готовить люблю, спать совсем не хочется. Так почему нет?
О проекте
О подписке