Выбитая из колеи моим извинением, Василиса выглядит забавно.
– Ну, давайте, – растерянно разводит руками. Бросает взгляд в сторону выхода с территории. Парковка за высокими соснами, в трех метрах от нас.
Не так быстро, дорогуша.
– Василиса, – едва ли не по слогам произношу имя, с трудом сдерживая усмешку, – нам в обратную сторону.
– Но парковка же вот… – Смотрит настороженно. Как на умалишенного.
– Для посетителей. Служебная – за зданием.
Готовлюсь к граду из вопросов в ее исполнении. В голове отчетливо звучит удивлённое: «А зачем нам на служебную?», а после моего ответа еще и возмущенное: «Вам-то какое дело до моей одежды?»
Только девушка который раз за день удивляет. Поджав губы, еле заметно кивает и, поправив сумку на плече, молча дефилирует по тропинке мимо меня в сторону галереи.
Вот тебе и град из вопросов.
То есть полчаса назад она засыпала меня тонной уточнений, вывела на эмоции перед всеми стажерами только чтоб получить ответ на свой дурацкий вопрос, пять минут назад уносилась от меня, как от маньяка в темной подворотне, а сейчас без всяких комментариев и споров просто идет туда, куда сказали?!
– Вы идете или так и будете там стоять?
То, что случается дальше… Моя сгоревшая дотла Римская империя воскресает.
Очертания Василисы плывут. Она подлетает настолько близко, насколько ей, видимо, хватает смелости и злости.
Задранный вздернутый нос оказывается на уровне моего подбородка – но не курносый, а изящный, тонкий. Зеленые глаза в свете вечернего солнца блестят еще ярче – но в них больше не растворяются крапинки теплого карего. Остается только холод изумрудной зелени и блеск застывших в уголках слез.
Ты.
Что ты здесь забыла?
Губы шевелятся. Девушка что-то произносит, указательный палец в нескольких сантиметрах от моей груди замирает. Но губы другие. Не пухлые. Теперь линия их изящно-соблазнительно изогнута.
Волосы прямые. Лицо – скулы, подбородок – острее. Кожа светлее.
Всплывшее в голове имя разбивается в голове хрустальным воспоминанием, и тысячи осколков впиваются в виски острой болью.
От приступа накатившей вины и злости желудок переворачивается и завязывается в узел. Сердце срывается на спринт, сбегая от надвигающейся неконтролируемой паники.
Уйди. Уйди, на хрен! Оставь меня в покое!
Нужно ровно и глубоко дышать. И срочно отвлечься от иллюзии.
Вдох.
Выдох.
Вас обоих больше нет в моей жизни.
Я сам наломал дров. Бросил спичку. И бросил вас в костер.
Стараюсь вслушаться в слова.
– … поэтому клянусь, – Василиса шипит, как змея, – если у вас сейчас снова поменяется настроение, в следующий раз, когда окажусь у вас дома, подсыплю в кофе слабительное.
Просачивается в горло с очередным вдохом ее аромат. Тот самый легкий запах чистоты и каких-то цветов. Едва уловимый. Она пахнет… Она – вот же бред – пользуется тем же парфюмом?
Не веря своим глазам, рассматриваю девушку так, будто вижу впервые.
Светлые волосы. Зеленые глаза. Кукольное лицо. И парфюм.
Вот почему триггернулся на нее в кафе. Вот почему рубашка в ванне раздражала – Василиса пахнет прошлым. Вот почему сейчас, когда она подошла ближе, меня тряхнуло хлеще, чем разрядом двести двадцать.
Как только мозг выстраивает цепочку причинно-следственной связи, страх отпускает. Эмоции – дрессированные псы, по сути. И как только отрезвевший разум дает команду «сидеть», те послушно опускаются на задние лапы.
– …искренне пыталась быть вежливой, но это вовсе не значит, что я по умолчанию обязана молча терпеть ваши внезапные перепады…
Морок исчез.
Передо мной совсем другая девчонка. Кажется, злющая, как мегера. Наверное, Василиса готова сдать меня в психушку.
Делаю шаг назад. Значит, все дело в парфюме и капле внешней схожести? Решение приходит само собой.
– Н… – Выставляю руку вперед, прерывая ее гневную тираду. Прочищаю горло. – Не подходи больше так близко.
Так будет легче, Василиса. Правильнее.
Девчонка ошарашенно замолкает.
– Личные границы, Василиса. Не советую впредь их нарушать.
Готов поклясться, на словах «личные границы» она поперхнулась воздухом.
– Знаете, что я вам не советую? Не пить кофе дома.
– И после этого ты удивляешься, почему люди считают тебя агрессивной?
Оставив между нами чуть больше полуметра, вдыхаю свежий воздух полной грудью. И развернувшись в сторону нужной парковки, кивком головы зову за собой.
Пора расставить все точки над i.
– На самом деле, никто, кроме вас, не назвал бы меня агрессивной.
Мы неторопливо идем по дорожке обратно к зданию. После моей эмоциональной отповеди немного неловко. Все напряжение последних дней я вылила ему на голову. А может это было к лучшему. Я высказалась, и стало легче. Виктор Александрович совершенно спокойно, но несколько необычно отреагировал на бурную тираду.
Личные границы.
Смешно. Это он сказал мне. Человеку, который никогда их не нарушает. Человеку, который с трудом сближается с окружающими не только в эмоциональном плане, но и в тактильном.
Мне. Вовсе не злобной злющей стерве. И совсем не агрессивной. Просто… Как-то все криво с ним складывается.
– А может, никто не говорит тебе правду, потому что не хочет найти слабительное в своей кружке? Или, может, потому что тебе на руку прикидываться овечкой и окружать себя идиотами, которые не в состоянии сложить два и два и получить четыре?
Его слова больно режут слух.
– А вы, значит, в состоянии?
От легкого ветра шуршат кроны деревьев. Мы смотрим прямо на дорогу. Только он – вперед. А я – под ноги.
– Не прикидывайся, Василиса. – Его голос звучит ровно и спокойно. – В этом нет необходимости.
– Я не прикидываюсь. – Бросаю быстрый взгляд исподлобья, но тут же снова возвращаюсь к изучению гравия. – Мне правда интересно.
– И что именно тебе интересно в этот раз?
– Услышать правду о себе. Знаете, все же вокруг идиоты. Интересно поговорить в кои-то веки не с идиотом.
Да, становится интересно увидеть себя глазами этого человека.
– Ты знаешь, что ты невероятно доставучая? – Он засовывает руки в карманы брюк. Боковым зрением, в момент особо сильного порыва ветра, Вася замечаю, что под подвернутым рукавом рубашки мелькает черный рисунок какой-то тату.
Виктор передергивает плечами. Еще бы, сейчас не лето. Выбежал на улицу в одной рубашке. Вроде взрослый, а ума – как у ребенка.
– Значит, агрессивная, доставучая… – демонстративно загибаю пальцы. – А еще?
Виктор закатывает глаза и с ухмылкой перечисляет дальше.
– Три пальца еще? Ну, загибай. Хитрая, сообразительная, жадная до внимания папина избалованная дочурка. – И тут он весело улыбается, будто забавно пошутил! – Только не злись опять! Ты не могла вырасти другой.
Он так уверенно составил обо мне мнение, будто знает всю подноготную. Но этого не может быть. Даже Кай знает далеко не все.
Папина дочурка.
Не могла вырасти другой.
Разве я делилась чем-то о семье, кроме пары предложений в резюме и обтекаемых фраз про отца и бизнес полчаса назад?
Мы обходим здание, приближаясь к служебной парковке, когда я сиплым голосом задаю еще один вопрос:
– Все это вы поняли за пару дней?
Проходим КПП со шлагбаумом. Надо было заранее спросить, зачем мы идем сюда, но в тот момент я была настолько зла и раздражена, что трезво не соображала.
– При знакомстве с новым человеком я… – Виктор будто сомневается в том, что хочет сказать, но тень улыбки на долю секунды ложится на его губы. – Человек словно холст. На холсте уже есть эскиз. Факты о нем – краски. Я беру краски и… Остается только дорисовать в цвете. Это несложно… И портрет получается сам собой.
Мы подходим к лощеному черному внедорожнику, и я едва сдерживаюсь, чтобы не присвистнуть. Наверное, отец получил бы инфаркт, узнай, что современный художник может себе позволить такую машину.
– Мне нравились ваши портреты.
Вот как он мог бросить рисовать, а? Как, когда в его голове живет кто-то, кто способен так красиво и метафорично описать знакомство через рисунок?
– Лесть – вот, что тебе нравится. – Виктор по-доброму усмехается. Машина приветливо мигает хозяину фарами, когда он нажимает кнопку на пульте. – Часто используешь?
Мы останавливаются у задней двери новенького Lexus.
– Это не лесть. Неужели так сложно поверить в то, что мне правда понравились ваши работы? И так сложно поверить в то, что я вовсе не похожа на описанную вами избалованную принцессу? С чего вы?..
Виктор разворачивается – и теперь стоит прямо напротив. Вопрос так и остается недосказанной фразой. Тяжелый взгляд свинцовых глаз в обрамлении черных ресниц и густых бровей приковывает к себе все внимание.
Я всегда посмеивалась над всем этим «у него тяжелая энергетика», «у него такая аура!», но, клянусь, я была дурочкой. Либо не сталкивалась с таким, как этот мужчина.
– Я знаю, что у твоей семьи под Геленджиком гектары земли в собственности. Шато «Под звездами» поставляет, что удивительно для России, неплохое и демократичное красное вино во многие сетевые магазины и рестораны среднего класса. На территории шато вы держите небольшой, но совсем не демократичный по ценам отель с рестораном. Вид на виноградники в духе французских семейных виноделен, побережье и светлые номера? Неплохо. Я могу представить, как и где ты росла. Еще я знаю, что ты – единственный и поздний, судя по возрастам владельцев шато, ребенок. Вероятно, долгожданный. И ты девчонка. Дочка. Нетрудно предположить, что родители в тебе души не чаяли.
В этот момент – момент, когда они так и стояли друг напротив друга, не нарушая тех самых границ, – она чувствовала сгущающееся тягучее напряжение, что словно повисло между ними в воздухе.
– Бирка бренда на твоей блузке, которая лежит в моей машине, весьма красноречиво заявляет о состоянии ее владелицы. Так же, как и твоя сумка, и эта рубашка. Ты учишься в Питере в экономическом университете на кафедре туризма. Хотя уверен, что ты могла бы учиться в Европе. Но, скорее всего, ты слишком привязана к семье и все каникулы и праздники проводишь не здесь, а дома. Ты староста группы, отличница и все в этом духе. Ты точно знаешь как договариваться с преподами, у кого заказывать курсовые и как собрать деньги с группы, никого при этом не прибив. И ты знаешь, как дарить подарки, а не давать взятки, да?
Мучительно-опьяняющее чувство – будто она оказалась под гипнозом глаз, размеренной речи и негромкого бархатного голоса. Он сейчас – удивительная смесь того внешне пугающе-притягательного, но не самого приятного в общении Виктора с кухни и человека из конференц-зала галереи, подкупающего улыбкой и прямотой красивых рассуждений.
– Ты совсем не глупая девушка, Василиса. У тебя выдающееся коммерческое мышление. Ты привлекательная, молодая, обеспеченная. Карт-бланш и классика жанра: хорошая девочка встречает плохого парня на мотоцикле, поющего по ночам в клубах и мило улыбающегося тебе со сцены. Опять же… Не стоит воспринимать мои слова как оскорбление. Просто твое самолюбие не могло не клюнуть на эту удочку. Кай идеально тебе подходит, потому что все, чего ты хочешь – развлечься и отвлечься от своей распланированной еще при рождении жизни, пока доучиваешься в университете. И как только наступит май – ты сдашь экзамены, помашешь моему брату ручкой и ближайшим рейсом улетишь на юг. И я очень надеюсь, что за это время Кай, который и так мне заявил, что у вас серьезные отношения, сам не поверит в эту чушь. Какими бы ни были у вас на самом деле отношения, не хотелось бы видеть его подавленным после вашей интрижки.
Виктор замолкает.
Достает из машины бумажный коричневый пакет и протягивает мне.
– Только один вопрос, Василиса, не дает мне покоя.
С трудом выплыв из омута его глаз, опускаю взгляд на протянутую руку. Молча забираю пакет.
В голове – звенящая тишина.
О проекте
О подписке