Неловко и совѣстно ему было вотъ отъ чего. Еще на 3-мъ курсѣ университета онъ прочелъ «Прогрессъ и бѣдность» Генри Джорджа и былъ такъ пораженъ истинностью и практичностью этого ученія, что сдѣлался страстнымъ поклонникомъ этого ученія, врагомъ земельной собственности и пропагандистомъ Single Tax system.174 Сочувствія своему увлеченію онъ не встрѣтилъ тогда ни среди своихъ родныхъ и знакомыхъ, что было очень понятно, потому что они всѣ почти были землевладѣльцы, но, что было менѣе понятно, не встрѣтилъ сочувствія этому ученію и среди профессоровъ университета. Профессора самые либеральные, соціалистически настроенные, проповѣдывавшіе 8-часовый рабочій день, обезпеченіе рабочихъ, союзы ихъ и стачки, презрительно относились объ ученіи Генри Джорджа, очень неосновательно доказывая его несостоятельность. Это такъ разсердило Нехлюдова, что онъ тогда же объявилъ матери, что выйдетъ изъ университета. И действительно вышелъ изъ университета съ намѣреніемъ посвятить всѣ свои силы на распространеніе этого ученія. Само собой разумѣется, что онъ тогда же рѣшилъ, что устроитъ свою жизнь такъ, чтобы она не противорѣчила его проповѣди, и потому никогда не будетъ владѣть землею. И дѣйствительно, онъ при жизни матери получалъ отъ нея деньги, не владея землей. Хотя съ тѣхъ поръ прошло 14 лѣтъ, во время которыхъ Нехлюдовъ пережилъ многое, онъ никогда не отказывался отъ своихъ мыслей, и вотъ теперь въ первый разъ ему пришлось проверить искренность своихъ убѣжденій. Мать теперь уже не мешала ему устроить свою жизнь сообразно съ своими убѣжденіями, но онъ не только не радовался теперь этой возможности, но напротивъ, стѣснялся ею. И отъ этого ему было неловко и совестно.
Хотя жизнь его пошла не такъ, какъ онъ мечталъ: за границей онъ не нашелъ того сочувствія своимъ убѣжденіямъ, котораго ожидалъ, переводъ его Генри Джорджа былъ запрещенъ цензурой, какъ и сочиненіе его остановилось на второй главе, и онъ, вмѣсто скромной жизни, которою онъ рѣешилъ жить, жилъ часто совсѣмъ другою, роскошной светской жизнью, въ которую невольно втягивали его родные и, главное, мать, онъ никогда вполнѣ не отказывался отъ идеи своей юности и по прежнему считалъ земельную собственность такимъ же преступленіемъ, какъ рабовладѣльчество, хотя если бы онъ строго разобралъ свое положеніе, онъ бы увидалъ, что, получая деньги отъ матери, получаемыя съ имѣній, съ земли, и проживая ихъ, жизнь его противорѣчитъ его принципамъ, онъ все таки прямо не нарушалъ своихъ убѣжденій, не признавалъ своего права на земельную собственность. Теперь же приходилось это сдѣлать. И этотъ первый экзаменъ, первое испытаніе прочности и искренности его убѣжденій, которое представилось ему въ письмѣ арендатора, заставило его испытать чувство стыда. Чувство стыда онъ испытывалъ потому, что въ глубинѣ души уже зналъ, какъ онъ рѣшитъ этотъ вопросъ. Онъ зналъ впередъ, что онъ рѣшитъ этотъ вопросъ положительно, т. е. отдастъ землю если не арендатору, то крестьянамъ, получитъ съ нихъ деньги за право, которое онъ нетолько не признавалъ, но признавалъ безбожнымъ. Признаетъ же онъ это право и возьметъ деньги потому, что, во 1-хъ, нетолько вся жизнь его теперь сложилась такъ, что по его привычкамъ ему нужны деньги, если и не всѣ тѣ, на которыя онъ по наслѣдству матери имѣетъ право, то хотя малая часть ихъ. А признать право на пользованіе малой частью незаконнаго или всѣмъ – развѣ не все равно; во 2-хъ, потому, что нетолько его жизнь, но всѣ тѣ учрежденія въ имѣніяхъ матери, какъ то: школы, больница, лавка, товарищество, которыя устроены имъ, должны рушиться, если онъ отдастъ имъ землю, и, въ 3-хъ, главное, то, что теперь, когда онъ думаетъ жениться на дѣвушкѣ, привыкшей къ роскоши, онъ не можетъ именно теперь отказаться отъ своихъ правъ, разсчитывая на ея имѣнье. Служить же правительству при теперешнемъ реакціонномъ его направленіи онъ никакъ не можетъ, найти же дѣятельность, которая бы давала средства для жизни, къ которой и она и онъ привыкли, онъ теперь, въ 32 года, не служивъ нигде и не выработавъ въ себѣ никакой спеціальности, никакъ не можетъ. Все это онъ не обдумалъ такъ, какъ это написано здѣсь, но общій выводъ изъ всѣхъ этихъ доводовъ былъ ему уже ясенъ въ его душѣ.
И потому онъ, оставивъ письмо арендатора безъ отвѣта, имѣя въ виду то, что до срока аренды еще два мѣсяца, во время которыхъ должны же выясниться его отношенія къ Алинѣ, онъ поспѣшно написалъ Кармалиной, что благодаритъ за напоминаніе и постарается придти вечѳромъ. И взявъ съ собой въ мѣшечекъ папиросъ и книгу, поѣхалъ въ судъ.
Въ эту минуту танцоръ предсѣдатель былъ занятъ вовсе не танцами и еще меньше сессіей суда, въ которой ему предстояло предсѣдательствовать. Занятъ онъ былъ очень непріятной исторіей, происшедшей у него вчера вечеромъ въ клубѣ съ партнеромъ. Онъ, разсердившись, сказалъ партнеру: «такъ не играютъ даже сапожники», на что партнеръ сказалъ: «вы сами глупо назначили, а теперь меня обвиняете». – «Такъ не говорятъ въ порядочномъ обществѣ», сказалъ на это предсѣдатель. И тутъ партнеръ вдругъ взбѣленился – долженъ быть пьянъ – и сталъ говорить грубости и бросилъ карты.
Предсѣдатель былъ высокій, статный мущина съ прекрасными бакенбардами. <Нехлюдовъ узналъ его. Онъ встрѣчалъ его въ обществѣ и зналъ за большого любителя танцевъ. Еще въ нынѣшнемъ году зимой Нехлюдовъ видѣлъ, какъ онъ на одномъ маленькомъ вечерѣ старательно и одушевленно танцевалъ мазурку и, обливаясь потомъ и выкрикивая: «les dames en avant175» и т. д., дирижировалъ котильономъ.
Въ эту минуту танцоръ предсѣдатель былъ занятъ вовсе не танцами и еще меньше сессіей суда, въ которой ему предстояло предсѣдательствовать. Занятъ онъ былъ очень важнымъ дѣломъ, могущимъ изменить всю его жизнь.176 Жена его была родственница миліонера Полтавина, и въ самое послѣднее время Полтавинъ переѣхалъ въ Москву, поссорился съ своимъ наслѣдникомъ племянникомъ, даже прогналъ и сблизился съ его женою, такъ что были всѣ вѣроятія того, что если не все, то большая доля его наслѣдства перейдетъ къ нимъ. Вчера еще только онъ подарилъ женѣ председателя прекрасный беккеровскій концертный рояль и просилъ предсѣдателя привезти къ нему нотаріуса.
Предсѣдатель танцоръ былъ полонъ мыслями объ этомъ ожидающемъ его богатствѣ, и потому предстоящее веденіе сессіи мало интересовало его.>177
Подсудимые, какъ всегда, вслѣдствіи того положенія, въ которое они были поставлены: тѣхъ солдатъ, которые съ обнаженными саблями находились съ ними, и того мѣста, которое они занимали въ залѣ за рѣшеткой, представлялись ему людьми изъ другого, таинственнаго, чуждаго ему и страшнаго міра. Особенно страшна ему казалась женщина въ арестантскомъ халате, и наглая и стыдливая, и привлекательная и отталкивающая; страшна именно этой какой то своей бѣсовской привлекательностью. И Нехлюдовъ принялъ рѣшеніе быть какъ можно внимательнѣе и безпристрастнѣе особенно къ ней. Она, судя по ея професіи и по ея привлекательности и по ея арестантскому халату, должна была быть, по его предположеніямъ, главной пружиной преступленія.
Третья подсудимая была черноволосая, чернобровая,178 широколицая женщина съ очень бѣлымъ пухлымъ лицомъ179 и черными глазами. Женщина эта была одѣта180 также въ арестантскій халатъ, только волосы ея были не покрыты. Женщина эта была бы красива – особенно черные глаза, которые она то опускала, то поднимала, были очень красивы – еслибы не печать разврата на всей ея фигурѣ и лицѣ. Глаза какъ то невольно притягивались къ ней, и вмѣстѣ съ тѣмъ совѣстно было смотрѣть на нее. Даже жандармъ, мимо котораго она проходила, улыбнулся, посмотрѣвъ на нее, и потомъ тотчасъ же отвернулся и сталъ смотрѣть прямо.
Женщина взошла, опустивъ голову и глаза, и подняла ихъ только тогда, когда ей надо было обходить скамью и садиться. Глаза у нея были узкіе, подпухшіе и очень черные. То, что видно было изъ лица этой женщины, было желтовато бѣло, какъ бываютъ бѣлы ростки картофеля, проросшаго въ погребѣ, и руки и лица людей, живущихъ въ тюрьмахъ безъ солнца.
<Волосы ея были зачесаны наверхъ съ большими, торчавшими въ нихъ полумѣсяцами шпильками, на лбу и вискахъ были завитки. Черные, заплывшіе агатовые глаза,181 ярко блестѣвшіе изъ подъ182 тонкихъ бровей. Носъ былъ не правильный, но все неестественно бѣлое лицо съ небольшимъ пріятнымъ ртомъ было привлекательно. Полная, особенно открытая шея была особенно бѣла, какъ бываютъ бѣлы руки и лица людей, живущихъ безъ солнца и труда въ больницахъ и тюрьмахъ.>
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке