Блистательные победы в любовной баталии на два фронта послужили превосходным средством для сна. Князь не заметил, как Песочный Человек засыпал ему глаза. Гдебмуазели на цыпочках покинули опочивальню русского путешественника.
Но едва за Агнешками закрылась дверь, как волшебный песок улетучился. Князь ворочался с боку на бок, стоически держал глаза закрытыми, но тщетно. Песочный Человек оказался халтурщиком, а Морфей и Нюкта витали в недосягаемых эмпиреях.
Кирилл Карлович вспоминал бледное личико мадмуазель Фоссе и не мог уснуть. Если бы мусье Ролэн не обратился с неожиданной просьбой, они бы разъехались назавтра в разные стороны. Князь никогда бы не вспомнил невзрачную девушку.
Но теперь юношу не отпускала тревога о мадмуазель Амели. Как она доберется до Лондона? Потом он и в Англии не успокоится, пока не узнает, что девушка доехала благополучно. А не дай бог с ней что-то случится, князь не простит себе, что отказал в помощи.
Юноша перевернулся на правый бок и взмолился, чтобы кто-то из богов сна спустился к нему с небес. Мысль о мифических эмпиреях напомнила о настоящем звездном небе. Внутри него поднялось то самое, нехорошее, волнение, о котором предупреждал старый философ.
«Делать нечего. Возьму на себя заботу о белой мышке», – решил Кирилл Карлович. Он даже не разобрал, кто же явился к нему на помощь: античный Морфей, Дрема из родных краев или Песочный Человек из местных. Через минуту князь Карачев спал крепким сном.
Французишка сноровисто грузил сундуки и саквояжи. Походные домочадцы Кирилла Карловича с неодобрением наблюдали за сборами. Однако держали свои мнения при себе. Исключением был дядька Кузьма.
– Кирилл Карлович, батюшка, на кого ты бросаешь нас! – возмущался мужик.
– Не бросаю, а оставляю с мистером Поттером. Слушайтесь его, и все будет в порядке, – отвечал князь Карачев.
– Как же слушать его, коли он по-нашему ни бельмеса, – восклицал Кузьма, а потом вдруг крикнул Аксинье так, будто это она, а не он никак не мог угомониться: – Аська, не бойся! Не пропадем!
Поехали на двух колясках. Впереди князь Карачев и мусье Ролэн. Следом мадам Флоранс с племянницей.
Мусье Ролэн всячески заботился о князе. На заставах и станциях представлялся слугой русского путешественника, чем повергал юношу в смятение. Мусье Ролэн был блестяще образован. По речам и манерам видно было, что из высшего света. Кирилл Карлович чувствовал неловкость оттого, что благородный человек взял на себя роль простого слуги. Судьба Пьера Ролэна служила примером омерзительных последствий революции.
Гамбург поразил Кирилла Карловича количеством причалов и отвратительным запахом рыбы. Князь смотрел на широкое устье Эльбы и терялся в догадках: как найти нужную пристань?
Расторопный мусье Ролэн на минуту растворился в толпе, что-то у кого-то расспросил, и по его указанию экипаж подкатил к портовой гостинице «Блюменхоф». Задняя часть здания выходила к реке. Они вошли внутрь.
– О, какой красавец! – воскликнул француз.
Слова мусье Ролэна относились к клавесину.
Наступила ночь. Князь долго не мог заснуть. Но зато утром отоспался вволю, проснулся поздно. Он вышел из гостиницы, обошел ее и по узким деревянным ступеням спустился к воде.
Мачты кораблей подпирали небо. Блестевшую в лучах солнца речную гладь рассекали лодки. Будь князь художником, написал бы пейзаж. Живопись имела то достоинство, что не передавала вони. Люди засоряли реку быстрее, чем она выносила грязь за пределы города. От воды поднимался запах нечистот и протухшей рыбы.
Ворота в мир2 – так называл Гамбург немецкий гувернер. «Романтика», – подумал Кирилл Карлович и отчего-то вздохнул. Он надеялся, что за воротами воздух свежий.
Неожиданная печаль охватила молодого человека. Только сейчас почувствовал он, как далеко уехал от родного дома. Всю дорогу до Гамбурга не покидало чувство, что папенька и маменька рядом. Поверни назад и не за первым, так за вторым, не за вторым, так за третьим пригорком увидишь верхушки каштанов, раскинувших ветви над родными воротами.
Теперь юноше представилась глубина тоски и ужаса дядьки Кузьмы. Он понял, что молчаливая Аксинья и невозмутимый Федот тоже переживали. Что ж, главное, чтобы не переругались с мистером Поттером. Князь наказал англичанину придержать издевки над Кузьмой до встречи в Лондоне.
Мерцающие воды Эльбы предваряли ворота в мир. Предстояло выйти в Северное море. Родной дом остался далеко. Теперь он, князь Кирилл Карлович Карачев, сам по себе. Папенька не придет на помощь, маменька не приголубит. А как он спешил, как спешил прочь от родных пенатов! Думал ли, что такая грусть охватит в самом начале пути.
Вдруг князь встряхнул головой, словно очнулся и спешил отогнать наваждение. Кирилл Карлович прислушался и понял, что поддался ностальгии… из-за музыки. Чарующие звуки доносились с нижнего этажа гостиницы.
Князь поднялся по лестнице и направился к парадному входу, предусмотрительно выходившему на другую сторону от провонявшей Эльбы. Огибая угол, князь потерял связь со звуками. Но когда вошел в гостиницу, вновь оказался в плену музыки. Мелодия звучала грустная, но хотелось покориться ей, раствориться. Плен ее был сладок.
Князь увидел мадмуазель Фоссе. Амели музицировала на клавесине. А мусье и мадам Ролэн стояли подле и слушали. Мусье Пьер дирижировал, размахивая рукой.
Мадам Флоранс подняла глаза на князя. Рука мусье Пьера повисла в воздухе. Амели оборвала игру, поднялась и сделала книксен. Она потупила взор, словно князь застал ее за недозволенным занятием.
«А ведь она прехорошенькая», – отметил он. Повисла неловкая пауза. Кирилл Карлович хотел встретиться взглядом с Амели. Он только теперь увидел, что белизна ее не блеклая, а белоснежная, румянец живой на щеках, девушка была пленительной.
– Скоро на борт, – нарушил тишину мусье Ролэн. – Прикажете подать завтрак, ваше сиятельство?
Князь кивнул. А мадам Ролэн взяла Кирилла Карловича за руку и промолвила:
– Пьер договорился с капитаном. У вас благородное сердце, мой князь. Вы присмотрите за моей любимой Амели. А в Ярмуте вас встретят…
– Да-да, конечно, – выдавил юный князь.
Говорить он не мог, перехватило горло.
На прощание князь обнял мусье Пьера и поцеловал руку мадам Флоранс. Француз, наконец-то, перестал вести себя как слуга. Он еще раз обнял юношу и похлопал его по спине. Кириллу Карловичу было приятно, что человек, умудренный нелегкой жизнью, напутствовал его как младшего, но равного себе.
На борту торгового судна каюту помощника капитана предоставили в распоряжение князя и его спутницы.
Они высматривали удалявшийся берег через небольшое окно. У князя разыгралась фантазия. Он вообразил, что случится буря, судно собьется с курса, и на английский берег, где встречают Амели, ступят они нескоро. Спустя некоторое время юноша узнал, что такое «морская болезнь». Теперь он молился о том, чтобы его мечты не стали реальностью. Амели тоже страдала от качки. К счастью, оба они мучились не слишком сильно. До того, чтобы бегать наружу и перегибаться через борт, дело не доходило.
Сидеть в каюте было скучно. Они вышли на палубу. Пронизывающий ветер не располагал к наслаждению пейзажами. Они вернулись бы немедленно в каюту, если бы не другой пассажир. Не обращая внимания на холодные брызги, он всматривался в зловещие серые воды. Увидев молодых людей, он поклонился и промолвил:
– Граф де Ла-Ротьер.
Князь Кирилл Карлович представился сам и представил мадмуазель Фоссе.
– Вы следуете в Лондон, – произнес граф.
В голосе прозвучал оттенок вопросительной интонации, словно собеседнику предлагалось опровергнуть это утверждение, если оно не соответствует действительности.
– Да, – сказал молодой человек. – Я буду служить в русской миссии.
Француз обрадовался.
– О, мой юный друг! – воскликнул граф. – Вы будете служить под началом главы миссии Воронцова. Мы много слышали о его отце, графе Романе Воронцове.
Путешественник оторвал взгляд от безрадостного морского пейзажа и повернулся к юноше и его спутнице.
– Вы были знакомы со старым графом Воронцовым? – спросил князь Карачев.
– Нет, к сожалению, нет, – ответил француз. – Граф Роман Воронцов был мастером русской провинциальной ложи.
– Вы масон? – спросил юноша.
– Я возглавляю Grande Loge Des Enfans Trouvés, – с гордостью ответил граф.
– Великая ложа обретенных детей, – пробормотал юный князь по-русски.
Он еще не решил для себя, как относиться к масонам.
– Я сочту за счастье быть представленным Воронцову. Я имею в виду, конечно же, сына, – добавил француз.
Князь Кирилл Карлович замешкался, не зная, следует ли понимать слова графа как просьбу поспособствовать знакомству с русским министром и следует ли на сей счет давать какие-либо авансы. Юноша сообразил, что собеседник – такой же скиталец, как и другие французские дворяне. Граф любовался морским пейзажем под пронизывающим ветром по причине крайней стесненности в средствах. При себе он держал портфель и черный тубус, составлявшие весь его багаж. Вещей в них умещалось немного.
– Не будете ли вы так любезны, – промолвил князь, – пожалуйте к нам в каюту. Холодно на открытом воздухе.
– Благодарю вас, – ответил граф. – Я останусь на палубе. Не стоит волноваться за меня. А вы все же вернитесь в каюту. Сопроводите мадмуазель Фоссе.
Граф вперил упрямый взгляд вдаль. Лицо его выражало решимость выдержать не только морскую бурю, но и более суровые испытания.
Князь ответил поклоном. Он взял под руку Амели, и они вернулись в каюту. Юноша сомневался: не смалодушничал ли, оставив французского графа на палубе. Но решительно он был не вправе подвергать испытаниям мадмуазель Фоссе.
Князь согревал в руках ладошки девушки и размышлял о мусье Ролэне, вынужденном наниматься в услужение, и о графе Ла-Ротьере, оставшимся на палубе. Он примерял к себе их судьбы и не мог вообразить себя в подобном положении. Он захотел заверить мадмуазель Фоссе, что непременно оградит ее от нищеты и холода. Князь решил было признаться в любви. Но приступы «морской болезни» не располагали к нежности. Кирилл Карлович отложил признание до конца путешествия.
Амели сидела спиной по ходу движения лодки. Князь расположился напротив. Девушка, развернувшись вполоборота, вглядывалась в приближавшийся берег. Кирилл Карлович не поинтересовался, кто будет встречать мадмуазель Фоссе в Грейт-Ярмуте. Князь заранее проникся неприязнью к ним. Сейчас Амели ступит на землю, и кто-то еще, а не он, князь Карачев, примет на себя заботу о ней.
Лодка уткнулась в деревянный пирс. Появился субъект, вполне заслуживший антипатию Кирилла Карловича. Человек в черном плаще возвышался над ними.
– Аркадиус! – обрадовалась Амели.
Она поднялась с такой поспешностью, что суденышко едва не опрокинулось. Лодочник проявил завидную сноровку, чтобы не оказаться за бортом вместе с пассажирами. Одновременно он успел поддержать девушку. А сверху уже протягивал руку тот, кого она назвала Аркадиусом.
Амели ступила на пирс, даже не заметив, что едва не искупалась сама и чудом не заставила искупаться Кирилла Карловича.
Князь Карачев дождался, пока выгрузят его сундуки и сундук мадмуазель Фоссе. Все это время Аркадиус не отпускал Амели. Он держал ее под локти так долго, что сцена выходила за рамки приличия.
Князю не понравились глаза этого человека. То есть глаза были самые обычные, но блестели они так, что не оставляли сомнения относительно чувств к мадмуазель Фоссе. Юноша пожалел о том, что не сделал признания. Теперь он опасался, что девушка поддастся чарам соперника, не зная, что блеск глаз князя Карачева затмил бы блеск глаз десятка таких Аркадиусов.
Кирилл Карлович рассчитался с лодочником. Едва юноша выбрался из лодки, как деревянный настил пошатнулся. Князь Карачев от неожиданности взмахнул руками, ноги непроизвольно согнулись в коленях. Он упал бы в воду, но кто-то подхватил его под локоть.
– Держитесь, сударь, держитесь!
Спасителем оказался господин в цилиндре. Он высоко вздернул брови, словно дивился, что юноша не может устоять на ногах. Незнакомец вызывал не меньшее изумление непринужденной позой. Казалось, что землетрясение для него обычное дело.
С удивлением Кирилл Карлович заметил, что и мадмуазель Амели и встречавший ее господин держатся так, будто ничего не происходит.
– После долгого морского путешествия сразу не привыкнешь к твердой почве, – промолвил незнакомец.
Князь Карачев чувствовал себя превосходно. Ясность мысли никак не увязывалась с головокружением. Он бы не поверил в собственный недуг, если бы не видел, что земля уходит из-под ног у него одного. К своему стыду, он все еще не мог обойтись без поддержки добровольного помощника.
Вдруг он сообразил, что незнакомец изъяснялся на родном языке.
– Вы говорите по-русски? – спросил князь.
– Простите, я не представился. Коллежский советник Чернецкий Хрисанф Иванович. А вы, полагаю, князь Кирилл Карлович Карачев.
– Да, это я, – подтвердил юноша.
– Неожиданная встреча, – улыбнулся Чернецкий. – Мы ждали, что вы приедете через Гарвич. Я узнал вас, как только увидел. Вы очень похожи на князя Евстигнея Николаевича.
Чернецкий почувствовал, что юноша твердо стоит на ногах, и отпустил его.
– Благодарю вас, Хрисанф Иванович, – промолвил князь. – Повезло мне, что вы здесь.
– Я нахожусь в Грейт-Ярмуте по делам. Случайно встретил знакомого, – сказал Чернецкий, кивнув на Аркадиуса. – Составил ему компанию. Прошли к пристани.
– Вот как.
– Оказалось, не зря, – промолвил Хрисанф Иванович.
Кирилл Карлович покосился на собеседника, не уразумев, к чему относились его последние слова: ко встрече с ним, с князем Карачевым, или ко встрече с Амели. Чернецкий не отводил от нее восторженного взгляда. «Еще один воздыхатель», – подумал юноша.
Мадмуазель Амели приблизилась к ним с тем, кого называла Аркадиусом. Кирилл Карлович понял, что тот так долго держал под локти девушку, поскольку она тоже не сразу отвыкла от качки.
– Познакомьтесь, князь, – промолвила Амели. – Пан Аркадиус Зиборский.
Господин сделал легкий поклон и с улыбкой промолвил:
– Как добрались, князь? Наверняка, кормили рыб от самого Гамбурга.
Кирилл Карлович решил, что пан Зиборский шутил насчет его юного возраста. «Ладно, радуйся», – подумал про себя князь и вслух сказал:
– Нянюшка не рассказывала мне, что в Северном море рыбы водятся. Так что я по незнанию никакого угощения для них не взял.
Пан Зиборский хмыкнул, не зная, как ответить. Вмешалась Амели:
– Аркадиус, перестань! Это не смешно. Нужно поблагодарить князя…
– А разве я не благодарю, – ответил тот. – Благодарю, господин князь! Благодарю, что составили компанию Амалии…
Изъяснялся он по-французски, но имя произнес на польский манер: Амалия, а не Амели. Да и она называла его паном. Князь взглянул на спутницу и переспросил:
– Амалия?
– Во время путешествия я представлялась француженкой, – пояснила девушка. – На самом деле, меня зовут Амалия Ласоцкая. Простите, мой князь, так было нужно.
Она улыбнулась, но не так застенчиво, как прежде, а своевольно, показав, что считает вопрос исчерпанным.
– Вот как, – промолвил князь.
Он понял, что Пьер и Флоранс Ролэн тоже поляки.
Тоскливо сделалось князю. Едва оторвался от маменькиной юбки, как наделал непростительных глупостей. Со стыдом припомнил, как веселился с Агнешками. Дело было не в девчушках, а в его самонадеянности. Он думал, что мир у его ног. А какие-то поляки запросто обманули его.
Кто же они такие, эти Пьер и Флоранс Ролэн? Князь посчитал за лучшее смущения не показывать и не вспоминать о недавних спутниках.
Кирилл Карлович почувствовал, что помог тем, кому помогать не следовало. В груди поднималось волнение. Нехорошее. «Уж ни то ли это, о чем предупреждал старый философ», – подумал князь.
Хрисанф Иванович подозвал носильщиков, и они разобрали сундуки. Одному из них Чернецкий дал монету и по-английски велел проследить за погрузкой.
– Здесь полно жуликов и воров. Но эти люди проверенные, – сказал он князю. – Не изволите ли пройти пешком? Здесь недалеко. После морского путешествия прогулка пойдет на пользу. А ваши сундуки доставят в гостиницу.
– Хорошо, – согласился Кирилл Карлович.
Вдруг он увидел нечто такое, что могло существовать только в сказках дремучей нянюшки. Но нет же, вот он детский кошмар, вырос на чужом берегу и скалил хищные зубы.
Воображение князя поразили гигантские челюсти. Юноша застыл, не в силах представить себе размеры чудовища, от которого остались такие кости. Князь видел, что он прошел бы в пасть гиганта, не пригнув головы.
Еще больше поражало то, что кто-то смог справиться с монстром, о чем свидетельствовали останки.
– Челюсти кашалота. Неправда ли, впечатляют! Здесь вываривают ворвань, – Хрисанф Иванович указал на деревянное строение.
– Признаться, до сих пор я встречал кашалотов только на картинках, – сказал Кирилл Карлович.
– Не зря название города означает ловушку для рыбы, – молвил собеседник.
Князь услышал обрывки разговора Амели и ее нового спутника. Речь шла о полотне какого-то живописца, доставленного с континента на том же судне, на котором они прибыли. Ни Амели, ни мусье и мадам Ролэн не упоминали о картине.
– Ярмут дословно означает устье реки Яр. Само же наименование Яр происходит от старо-английского слова gear, означавшего ловушку для рыбы, – продолжал Чернецкий.
Кирилла Карловича охватило чувство, что в ловушку угодил он сам. Он старался разобрать речь пана Зиборского. Невинная с виду мадмуазель Амели была окутана тайнами. Юноше казалось, что он угодил в пасть левиафана. Чудовище прикидывалось мертвым. А на деле готовилось сомкнуть челюсти.
Князь перевел взгляд на Чернецкого. Тот смотрел на юношу, высоко вздернув брови. Кирилл Карлович решил было, что пропустил вопрос, а Хрисанф Иванович ждал ответа. Впоследствии князь увидел, что у Чернецкого брови были приподняты вечно. Он будто постоянно то ли чему-то удивлялся, то ли чем-то предвосхищался.
– Очень удачно, что дела привели вас сюда, – промолвил Кирилл Карлович. – Иначе я оказался бы в окружении поляков.
Хрисанф Иванович взглянул на пана Зиборского и мадмуазель Амели и сказал:
– Напрасно волнуетесь. Мы в дружеских отношениях. Многие поляки, недовольные вторжением России, проживают в Лондоне, – сказал Чернецкий.
– Как же это вы с ними в дружеских отношениях? – удивился Кирилл Карлович.
– А как вы прибыли на одном судне с панной Ласоцкой?
Юный князь не нашелся, что ответить.
– Идемте, – пригласил Чернецкий, – я покажу вам кое-что поинтереснее, чем рыбьи кости.
О проекте
О подписке