Подстелив под себя телогрейки, мы заняли позицию возле забора. Ирка очки оставила в доме и вообще вела себя очень осторожно. За забором стояла полнейшая тишина, никого не было видно, свет в доме не горел, что в принципе не особенно удивительно по причине позднего часа. Но машины, три джипа и четыре легковые иномарки, присутствовали, тёмной громадой перегораживая большую часть двора. Минут через двадцать наш интерес к соседнему участку начал уменьшаться, я стала украдкой зевать и подумывать: не накинуть ли на себя телогрейку, на которой сижу? Этот процесс прервала увесистая дождевая капля, с глухим чпоканьем упавшая мне на голову. Я в удивлении посмотрела вверх, через несколько секунд над нашими головами сверкнула молния, почти сразу же отозвавшаяся громовым раскатом.

Мы вздрогнули и переглянулись.

– Ирка, – сказала я, – тебе не кажется…

– Кажется, – ответила она, – бежим!

Мы подхватились с места и, опережая налетевший порыв ветра, рванули к веранде. Едва мы успели захлопнуть за собой дверь, как по стеклам застучал дождь.

– Ну и лето, – буркнула подруга, – то жара, то холод!

– Ирка, – опомнилась я, – телогрейки-то мы не взяли!

Она досадливо крякнула, хлопнув рукой по боку. Покосившись на залитое дождем стекло, махнула рукой.

– Ладно, дядька с тётей Леной всё равно завтра утром уезжают, не заметят. Я с утра в город с ними поеду, ресторан на вечер закажу, да мне к врачу надо, – она оглянулась на меня, – надеюсь, ты не собираешься сейчас бежать домой?

Я вздохнула, представив, что скажет завтра Стас, если обнаружит мое отсутствие, и покачала головой:

– Конечно, нет.

– Вот и правильно, – обрадовалась Ирка, – пошли спать!

Укладываясь рядом с подружкой на диван, я поинтересовалась:

– Вы во сколько встанете?

– Не знаю, – беспечно отозвалась та, заразительно зевая, – тётя Лена разбудит!

***

Я проснулась от холода и не сразу сообразила, где нахожусь. Повернувшись на бок, наткнулась на дорогую подругу, бесстыдно замотавшуюся в общественное одеяло. Протянув руку, я взяла со стула свою футболку и быстро надела. Футболка была холодной и сырой, мне стало совсем зябко, и я предприняла попытку вытащить из-под Ирки одеяло. Мероприятие успехом не увенчалось, я плюнула и встала.

Взглянув на часы, почесала в затылке, понимая, что, коль уж проснулась, самое разумное было бы отправиться домой. Время четыре, бабка и та ещё спит. Я торопливо оделась и подошла к окну.

Дождь кончился, о нём напоминали только мокрые листья да лужи. Небрежно размытое лиловой акварелью небо стремительно светлело, солнце, встающее в бледных сиреневых облаках, щедро добавило рассвету струящиеся золотые потоки. Не каждый день такое увидишь. Так что, рассудила я, во всем есть свои положительные стороны.

Однако прежде чем выйти за калитку, я не удержалась и, обхватив себя за плечи руками, чтобы не особенно дрожать, дошла до брошенных телогреек. Они промокли насквозь, я с трудом подняла их и шагнула ближе к забору. В сердце что-то слабенько ёкнуло, но, вопреки ожиданиям, картина передо мной предстала та же: машины, тёмный дом и пустой двор. Я почему-то расстроилась.

Вернее, я знала, почему, но признаваться в этом не хотелось даже самой себе. Я надеялась увидеть Ефима.

– Дура, дура, дура ты, – тихонько пропела я, – дура ты проклятая… У него четыре дуры…

По дороге к калитке я пристроила телогрейки сушиться, стараясь повесить их так, чтобы они не попались на глаза уезжающим Иркиным родственникам.

Несмотря на ранний час и все мои старания, по дороге домой мне повстречалась пара местных жителей, с которыми пришлось здороваться. Удивление, написанное на их лицах, навело меня на мысль о том, что им теперь будет о чем посудачить, гадая, откуда это могла возвращаться в такое время незамужняя учительница младших классов. Добравшись наконец до родного порога и продрогнув окончательно, я на цыпочках вошла в горницу. В доме было абсолютно тихо, если не считать тюканья ненавидимых мною скрипучих старинных ходиков, с которыми бабка никак не соглашалась расстаться. Я облегченно выдохнула и пошла к себе, но потом передумала и, осторожно приоткрыв дверь, сунула нос в комнату Стаса. Через секунду я готова была заорать в голос: Стаса там не было.

«Всё, – похолодела я, – полный капут…»

В этот момент на лестнице послышались шаги, и я в мгновение ока убралась к себе. Прильнув ухом к замочной скважине, я услышала, как кто-то вошёл в горницу, и по громкому зевку опознала исчезнувшего Стаса. Он прошёл прямо к себе, волоча за собой ноги, словно пенсионер, и я сообразила, что он всего-навсего ходил в туалет. Возрадовавшись, что не столкнулась с ним, я стянула футболку, развернулась, намереваясь плюхнуться в тёплую постельку, и увидела, что в ней, сложив ручки на груди, сладко посапывает Володя Савченко. Я скрипнула зубами, с трудом воздерживаясь от высказываний, и некоторое время смотрела на спящего мальчика. Мальчик был, правда, длиной как раз с мою кровать, однако из-за этого он не переставал быть ребёнком, и будить его я, конечно же, не стала. Уныло глянув на будильник, я решила, что если разбудить Вовку через полчаса и напоить его чаем, то он вполне успеет на шестичасовой автобус. Я натянула свитер, подумала, взяла ещё плед и устроилась на стуле возле окошка. Положив локти на широкий подоконник, я следила за утренней разминкой птиц в небе и раздумывала о превратностях жизни.

– Эй, Корона Российской Империи! – Я вздрогнула, и чуть было не свалилась со стула на пол, потому что правый бок онемел окончательно и на сигналы мозга не реагировал. – Знал я, что ты с чудинкой, но чтоб настолько…

Я заскребла ногтями по подоконнику, силясь встать на ноги, но мои попытки, подозреваю, выглядели весьма жалко, шея тоже одеревенела, и единственное, на что я была способна, так это достойно отвечать.

– А ты – Тюбетейка Туркменской Федерации, – отозвалась я, глядя в окно, поскольку другого выбора у меня просто не было, – шибко умный…

Отлепившись наконец от подоконника, я встала и вдруг увидела под локтем сложенный вчетверо лист бумаги. Я судорожно скомкала его, пытаясь незаметно от Стаса запихнуть под свитер. Совершив к тому моменту поворот на сто восемьдесят градусов относительно подоконника, я увидела, что постель моя пуста, а повернувшись ещё на девяносто, смогла разглядеть Стаса, стоящего в дверях в весьма эффектной позе.

– В кровати тебе уже не спится?

– Не-а, – протянула я, энергично растирая шею и гадая, куда же мог деваться мальчик и был ли он вообще. – А время сколько?

– Девять, – отозвался Стас, – Степанида Михайловна в город уехала… Неужели всю ночь за подоконник держалась?

– Держалась… Вот что, выйди-ка, мне одеться надо! – Я решила на всякий случай заглянуть под кровать, к тому же очень хотелось прочитать записку.

– Зачем тебе одеваться? – продолжал отсвечивать Стас. – Ты уже одета…

– Стас, – повысила я голос, – выйди!.. Пожалуйста…

– Подумаешь, – сказал он, – очень надо!

И закрыл дверь. Я тут же сунулась под кровать, но там было пусто. Тогда я вытащила из-под свитера бумажку, развернула и прочитала:

«Спасибо! До свиданья!»

– Тьфу ты! – плюнула я в сердцах.

Значит, Вовка просто-напросто проснулся раньше и ушёл, пока все ещё спали… А вдруг его Стас видел? Нет, не может быть, он бы не промолчал, не вытерпел. А бабка? Эта уж точно такой бы хай подняла, что чертям тошно стало бы. Выходит, пацан смылся незаметно, вот и хорошо. Скомкав лист, я бросила его в корзину. Но, подумав, достала и разорвала на мелкие кусочки. В нём, собственно, ничего криминального не было, но мало ли! Я теперь пуганая.

Позавтракав, я сняла висящий на стене календарь и, усевшись возле окна, стала прикидывать, в какой день неплохо было бы съездить на работу. В конце месяца у нас две экскурсии, и вопросы транспорта лежали на моей совести. Конечно, никаких проблем с транспортом не ожидалось, но неплохо всё же подготовиться заранее.

– Стас! – крикнула я. – Ты что делаешь?

– Читаю, – недовольно отозвался он, и я тут же поняла, что сегодняшний день ничем не хуже других.

– Мне в город надо, я поехала!

Как я и ожидала, через минуту в горнице появился Стас, держа в руке толстую книгу с закладкой из конфетного фантика.

– Чего это вдруг?

– Ничего не вдруг! В школу надо заехать. А вечером Ирка нас в ресторан пригласила, так что не буду время терять, поеду прямо сейчас, – я глянула на ходики, – автобус через двадцать минут. Ты отдыхай, не стесняйся.

Стас посопел немного, сунул книгу на полку и пошёл в свою комнату. Минут через пять вышел переодетый и причесанный.

– А ты что, прямо так поедешь? – он ткнул пальцем в мой халат. – Иди, переодевайся!

– А ты куда? – захлопала я ресницами. – Тебе тоже в город надо?

– Ага, надо, – ответил Стас и пошёл заводить машину.

«И чего я вредничаю? – вешая календарь на место, размышляла я. – Можно было бы завтра съездить… или послезавтра…»

Всю дорогу мы ехали молча, я смотрела по сторонам, Стас, естественно, вперёд. Выйдя из машины возле школьных ступенек, сказала:

– Не знаю, сколько времени это займёт… Думаю, часа три. Хочешь, возвращайся домой, я на автобусе приеду..

Стас молча кивнул и уехал. Я посмотрела ему вслед. Зачем я это сказала? Ведь знаю, что бросить меня он просто не может, его здесь оставили, чтобы он таскался за мной, словно собачий хвост. Но мне от этого не легче! Стас славный малый, только нянька мне совершенно ни к чему. Я постояла немного на ступеньках, развернулась и направилась к воротам. Через две улицы есть недурная парикмахерская, а мне как-никак вечером в ресторан!

Потому вскоре я сидела в высоком крутящемся кресле, с интересом разглядывая свою новую прическу.

– Вам очень идёт! – улыбнулась мне в зеркало парикмахерша, я улыбнулась тоже, показав, что согласна.

Потом я сделала маникюр и, потряхивая кистями рук, долго разглядывала журналы с модными лет пять назад дамскими прическами. Идти в школу мне совсем не хотелось, но раз уж приехала… Я расплатилась и вышла на улицу.

– Анастасия Игоревна! – радостно встретила меня на пороге Евдокия Ивановна, наш завуч, добрейшая пожилая дама с неприлично большим стажем работы в школе. – А я тебя, голубушка, вспоминала! График-то ты у меня оставила!

– Да?! – обрадовалась я, силясь вспомнить, о каком графике идёт речь. – А я думаю, куда он делся!

– У меня, у меня, не волнуйся! А насчет автобуса я тебе один телефон дам, сейчас туда и позвоним!

За разговором мы поднялись на второй этаж, и зашли в учительскую, где за журнальным столиком шумно пила чай едва ли не половина нашего педсостава.

– Анастасия Игоревна, – развела руками учительница первого «В» Светлана Кирилловна, – красота несказанная, откуда это ты?

– Из парикмахерской, – я скромно потупилась, сообразив, что мою новую прическу заметили.

В течение следующих полутора часов мы говорили о разных женских проблемах, одновременно распивая чай с бисквитным тортом. Сообразив, что Стас наверняка заждался, я потянулась к телефону, и через десять минут все транспортные проблемы были улажены, а я получила полную, честно заработанную свободу не меньше чем на неделю. Попрощавшись с коллегами, я отправилась на улицу, в очередной раз забыв у Евдокии Ивановны какой-то таинственный график.

Спустившись во двор школы, я огляделась, но ни Стаса, ни его «девятки» нигде не наблюдалось. Потоптавшись несколько минут, я обошла школу, но результат был прежним.

Не веря до конца в происходящее, я вышла со двора и направилась в сторону ближайшей автобусной остановки. По дороге, не теряя надежды увидеть знакомую «девятку», я вертела во все стороны головой, но улица была абсолютно пуста, и только страстно купающиеся в тёплой белой пыли воробьи вносили в уличный пейзаж некоторое оживление. Прочитав расписание и поняв, что ближайший автобус будет только через полчаса, я собралась обидеться на Стаса и уже прикидывала, в чём именно это будет выражаться, как вдруг напротив меня затормозила встречная «Ауди», выглядевшая среди обшарпанных двухэтажных домишек старой улицы довольно экзотично.

Я с интересом разглядывала машину, когда водительское стекло плавно скользнуло вниз и обладатель золотого «Ролекса» и внушительной печатки на безымянном пальце поинтересовался:

– Анастасия, если не ошибаюсь?

Я склонила голову набок и увидела сидящего за рулем мужчину лет сорока, полноватого и лысоватого. Отвечать я не торопилась, размышляя, кто же это может быть и откуда он меня знает. Я его, к примеру, в первый раз вижу.

– Вы меня не узнаёте?

Ясное дело, не узнаю…

– Мы были вместе с вами на пляже в Горелках…

Это было чистое враньё, после этих слов я начала потихоньку пятиться назад, досадуя на то, что улица словно вымерла. По мере моего отдаления от машины стало видно, что рядом с водителем сидит пассажир, в котором я, холодея, признала укушенного мною седого Сёму. До школы отсюда было метров триста, не меньше, «Ауди» проедет это расстояние гораздо быстрее, чем пробегу я, у неё четыре колеса, а у меня всего лишь пара ног. Которые к тому же сейчас здорово ослабли.

«Ну, Стас, – разозлилась я, – нашёл время гонор показывать!»

Дальнейшие события заставили меня подобраться для решительного и, весьма возможно, последнего пробега в жизни, потому что Сёма вдруг активизировался и вылез наружу. Он развернулся, положил руки на крышу машины и весьма неприятно улыбнулся. Правая рука у него была перебинтована, думаю, именно это он мне и демонстрировал.

– Имейте в виду… – сурово начала я и в то же самое мгновение боковым зрением увидела целую толпу женщин, вышедших из ворот школы.

Во рту моментально пересохло, но я была счастлива: это были мои коллеги и направлялись они в нашу сторону.

– Пока! – едва слышно процедил Сема и, не спеша, вернулся на своё место.

Махнув мне ручкой, словно лучшей знакомой, лысый закрыл окно, и машина неторопливо скрылась за поворотом. Я всё ещё судорожно сглатывала слюну, когда ко мне подошли мои ничего не подозревающие спасительницы.

Оправившись от испуга, я прикидывала: а что могло бы быть? Надавал бы мне по шее? Ну уж не убил бы, наверное… А вдруг бы укусил? Эта мысль меня здорово развеселила, и в автобус я садилась в самом прекрасном расположении духа. К тому же в нём я нос к носу столкнулась с возвращающейся домой бабкой Степанидой. Мы обе обрадовались, потому что хоть и недолго, но вместе ехать всё-таки веселей.

***

Забрав у бабки тяжёлую сумку, я вылезла из автобуса и, развив, помимо воли, прямо-таки спринтерскую скорость, рванула к дому, оставив Степаниду далеко позади себя.

Возле закрытой калитки я обнаружила Ирку, вышагивающую в большом нетерпении три шага влево, потом три вправо. Меня даже поразило усердие, с каким подруга выполняла это нехитрое упражнение, и, подойдя поближе, я сказала:

– Слушай, прямо «Лебединое озеро», не меньше!

Ирка вскинула голову и всплеснула руками:

– Ой, я тебя жду!

Это я поняла и без неё и, поскольку сейчас она мне мешала побыстрее разыскать Стаса, поинтересовалась:

– У тебя что-то срочное?

Вытаращив глаза, Ирка закивала с таким жаром, что у меня задрожали руки и ноги, и бабкину сумку пришлось поставить на землю.

– Так, только спокойно… Что случилось?

– Стаська… Телогрейки пропали… – Она отпрянула, следя за моей реакцией. – Те, на которых мы у забора сидели… Понимаешь, что это значит?

– Понимаю, – ответила я, прикладывая массу усилий, чтобы не обозвать её, – это значит, что я утром повесила их под навес, чтобы они просохли!

– Под навес? – ошарашенно переспросила она. – Ты?

– Я. У тебя все новости?

– Выходит, что все…

– Тогда пошли…

Я подхватила сумку и ринулась к дому. В мгновение взлетев по лестнице, я прошла горницу и ткнулась в дверь к Стасу. Дверь оказалась заперта.

– Стас, – зашипела я, – ты здесь?

Какое-то время стояла тишина, потом заспанный голос отозвался:

– Кто там?

– Я там! – заорала я. – А ты тут?

Я услышала, как Стас прошлёпал босыми ногами до двери.

– Ты чего? – Он недоуменно моргал на меня, почесывая затылок и сонно щурясь. – Чего орёшь, спрашиваю?

Увидев его, я умолкла. Я от него старалась избавиться? Старалась. Он меня оставил в покое? Оставил. Чего я, собственно, от него хочу? Ну испугали меня эти двое в машине, ну и что? Если я сейчас расскажу о них Стасу, он возьмёт меня в охапку и отвезет в Москву, и тогда я не увижу Ефима.

– Так чего? – повторил он, а я пожала плечами и ответила:

– Ничего, просто так!

Он хмыкнул и убрался обратно в свою комнату, а доковылявшая тем временем до дома бабка с порога задала вопрос:

– Что ж ты сумку не разобрала?

Ирка, верно оценив мое несколько неадекватное состояние, с весёлым щебетанием стала ей помогать, а я вышла в сад.

Через пару минут за мной вышла Ирка.

– Ты чего такая?

Мы уселись на невысокий топчан возле сарая, и я рассказала ей о сегодняшней встрече.

– И чего они хотели?

– Не знаю, это мы не успели обсудить.

– Ну из машины-то он для чего вылез?

– А я откуда знаю? Может, у него нога затекла… Я, честно говоря, струсила жутко. Если бы наши из школы не вышли, то и не знаю, что было бы дальше. И тут ещё Стаса нет! Как нарочно. Я думала, он меня возле школы ждёт, а он… дрыхнет! Хотя, с другой стороны, я думаю, он нам больше не будет мешать.

– А он нам мешал? – усомнилась Ирка.

– А как же? Таскался везде. Это мама его накрутила, я знаю. Я им что, ребёнок?

Подруга разделила мое возмущение. Чрезмерная родительская опека (по словам Ирки, в Надькиной интерпретации в деле фигурировала большая страстная любовь) в своё время подтолкнула её к замужеству, завершившемуся, к всеобщему счастью, через шесть месяцев.

После чего Иркина мама, вероятно, опасаясь дальнейших проявлений дочкиной самодеятельности, махнула на неё рукой, что весьма благотворно сказалось на их взаимоотношениях. Пока мы внушали самим себе мысли о полной жизненной самостоятельности, я вспомнила:

– Ой! Поздравляю тебя с днём рождения!

– Ой! – обрадовалась Ирка. – Спасибо! Я и забыла уже!

– Забыла? А ресторан?

– Нет, с рестораном всё в порядке. В «Магии» на восемь столик заказала. – Тут она озабоченно взглянула на часы. – Слушай, я пойду к Надьке, предупрежу её.

– Давай, – махнула я рукой, – полвосьмого на остановке!

Ирка ушла, я позагорала немного на топчане, но это достаточно жёсткая конструкция, я и решила перебраться в гамак. Висел он в саду, в тенёчке, на столбах, вкопанных ещё год назад Стасом. В гамаке я обнаружила забытое мною одеяло, насквозь промокшее под вчерашним ночным ливнем и не успевшее высохнуть. Стоя перед мокрым гамаком, я размышляла о том, что если человеку не везет, то сразу во всём. И одеяло могло бы быть сухим, и в машине вместо Сёмы мог бы оказаться Ефим, и вообще, я вполне могла бы не приезжать в этот забытый богом город, и… Так, стоп, стоп, что это ты заныла?

Возвращаясь в дом, я, повинуясь внезапному порыву, зашла в сарай, куда по сложившейся уже традиции ставились все приезжающие машины. «Девятка», конечно, была здесь, я обошла её и, уже выходя, потрогала рукой капот. Машина была пыльной, однако меня удивило другое – она была тёплой.

Времени на сборы оказалось предостаточно, я послонялась по дому, делая вид, что слушаю рассказ Степаниды о сегодняшней поездке. Поняв, что заняться нечем, заварила себе зелёного чая и, прихватив книгу, оставленную Стасом на полке, устроилась на кровати.

– Кинг, – прочитала я и удивилась.

Вот уж никогда бы не подумала, что Стас читает Кинга. Как-то это на него не похоже.