И вот в суд был вызван один из ключевых свидетелей по делу – Юлий Цезарь.

Как раз в этот период Цезарь добивался назначения наместником в Испанию, где надеялся добыть средства, чтобы рассчитаться, наконец, с огромными долгами, и этот неожиданный скандал грозил нарушить его планы.

Накануне выступления Цезаря в суде по всему городу заключались пари.

Большинство спорщиков сходилось в том, что Цезарь вряд ли сумеет сохранить свое лицо после каверзного для себя допроса.

– Судите сами! – говорили они. – Если Цезарь выступит против Клодия, а иначе и быть не может, то уже к вечеру потеряет половину своего электората. Притом, подтвердив факт измены жены, он уронит свой авторитет еще ниже! Ибо никто не захочет доверить государственную должность человеку, который не может уследить за собственной женой и за порядком в своем доме! Если же Цезарь попытается покрывать Клодия, то опять же станет мишенью для наших остряков. Чего бы он там ни лепетал в свое оправдание, роль ему выпала на этот раз жалкая! Это замкнутый круг, ха-ха, и Цезарю из него не выбраться!

Очевидно, такой же логики придерживались и кредиторы Цезаря, которые вдруг все дружно потребовали от него срочно погасить долги.

Оплатить свои счета Цезарь не мог.

Друзья сочувствовали ему, но помочь тоже ничем не могли.

Казалось, что фортуна, так часто хранившая Цезаря в куда более опасных ситуациях, на этот раз отвернулась от своего любимца.

Судебное заседание, итогов которого ждал весь Рим, началось.

Свидетель Цезарь предстал перед судьями, потребовавшими правдиво рассказать обо всем, что ему известно касательно обвинений, выдвинутых против Клодия.

Цезарь спокойно ответил, что по существу дела он не знает ничего, поскольку отсутствовал в тот день в Риме, и добавил, что не сомневается в супружеской верности своей бывшей жены.

Участники процесса удивленно переглянулись при этих словах.

“Но если так, то почему ты, Цезарь, сразу же развелся с Помпеей?” – так и подался в его сторону обвинитель.

В судебном присутствии установилась полная тишина.

Судьи буквально впились глазами в свидетеля, ожидая его объяснений либо оправданий.

Но Цезарь, похоже, не собирался оправдываться.

Глядя куда-то поверх судейских голов, он отчеканил голосом, не допускавшим возражений:

“Я развелся с Помпеей потому, что на жену Цезаря не должна падать даже тень подозрения!”

На следующий день римляне переспрашивали друг друга:

“Слыхали, как этот ловкач Цезарь снова вышел сухим из воды?”

А он и не ловчил. Он просто произнес вслух то, чего ждал сам от своей избранницы.

Позиции Цезаря еще более укрепились, когда стало известно, что судьи большинством голосов оправдали Клодия.

Одной-единственной точной фразой Цезарь рассеял грозу, собравшуюся над его головой.

Кредиторы уже не настаивали на срочной уплате долгов.

Цезарь был назначен наместником в Испании, где он, как и рассчитывал, решил свои финансовые дела, хотя и не сразу, и откуда, собственно, начался его путь к вершинам славы и власти.

АГЕНТ ВЛИЯНИЯ

Но не странно ли, что Цезарь, претерпевший столько лишений ради первой жены, и ежечасно рисковавший жизнью в стремлении сохранить с ней семейный союз, так легко, по одному лишь подозрению, разрушил свой второй брак?

А может, после пяти лет жизни с Помпеей, так и не сумевшей найти дорогу к его сердцу, он понял, что совершил ошибку, которую пора исправлять, благо, судьба подарила ему весомый предлог для развода?

По утверждению крупнейшего немецкого историка Теодора Моммзена, посвятившего жизнь изучению Древнего Рима и удостоенного за свои труды Нобелевской премии, “всё, что делал Цезарь, он делал так, как будто план у него был давно и всесторонне обдуман”.

И еще: “он охватывал своим умственным взором все стороны действительной жизни, ничего не упускал, все оценивал верно, находил всегда наиболее легкие и прямые пути к цели, никогда не увлекался ничем недостижимым, как бы ни казалось оно заманчивым”.

Казалось бы, Цезарь должен был испытывать по отношению к Клодию, едва не осрамившему его, лишь недобрые, мстительные чувства.

Но мстительность была не в натуре Цезаря.

Куда важнее для него в этот период было расширить свою популярность в плебейской среде, и вот он решает приблизить к себе Клодия, по сути, сделать того своим агентом.

В пользу этого предположения говорит история дальнейших отношений этих двух людей.

Став в 59 году консулом, Цезарь одним из своих указов исполняет давнее и жгучее желание Клодия и переводит его из патрициев в плебеи.

Изюминка здесь кроется в том, что переход в низшее сословие позволял Клодию быть избранным народным трибуном, что было бы невозможно, оставайся он патрицием.

И точно, уже на следующий, 58-й год, Клодий становится народным трибуном и развивает бешеную деятельность, во многом в интересах Цезаря, который в ту пору находился в Испании, хотя и наведывался регулярно в Рим.

Цезарь больше всего опасался, что за время его отсутствия власть в столице может упасть к ногам Помпея.

Он даже выдал за 50-летнего Помпея свою 14-летнюю дочь Юлию, рассчитывая с помощью родственных уз упрочить свой союз с популярным в народе полководцем.

Тем не менее, отбывая в Галлию, Цезарь поручил Клодию держать Помпея “под колпаком”.

К этому времени Клодий, узаконивший бесплатную раздачу хлеба и организовавший, своего рода, политические клубы в кварталах бедноты, находился в зените славы среди плебса, который в своей массе голосовал за все его инициативы.

Клодий также создал вооруженные отряды из городских плебеев и даже рабов, которые беспрекословно повиновались его указаниям и буквально терроризировали кварталы, где обитала римская знать.

В этих условиях Помпей, победитель Митридата и многих других врагов Рима, но ставший вдруг едва ли не основной мишенью для нападок со стороны Клодия, предпочитал не показываться лишний раз на улицах столицы, только бы не сталкиваться с ватагой хамоватых сторонников народного трибуна.

Но и в собственном доме не было покоя, ибо порой снаружи собиралась разгоряченная толпа, часами скандировавшая оскорбительные для полководца лозунги.

Что ж, Цезарь мог спокойно улаживать в Испании свои дела…

В этот же период Клодий провел через народное собрание эдикт об изгнании Цицерона.

Предписывалось отказывать тому в огне и воде и не давать приюта ближе, чем за 500 мильот Италии.

И хотя изгнание оказалось не очень длительным, всего около 16-ти месяцев, Клодий успел за это время сжечь дом и загородную виллу Цицерона, а его имущество назначить к распродаже.

На первый взгляд, Клодий всего лишь использовал свое служебное положение, чтобы поквитаться с бывшим другом за “предательство” на суде.

Но если учесть, что Цицерон, имевший влияние в сенате, принадлежал к партии Помпея и призывал отменить ряд законов, принятых в консульство Цезаря, то картина рисуется в ином свете.

НЕУТОМИМЫЙ ЛЮБОВНИК

Третьей женой Цезаря стала Кальпурния, дочь Луция Пизона, на которой Цезарь женился в год своего консульства, после того, как выдал за Помпея Юлию.

Столь требовательный к чистоте помыслов своей супруги, сам Цезарь не являлся в этом смысле образцом для подражания.

Его многочисленные любовные связи с первейшими красавицами всего Средиземноморья были хорошо известны римлянам.

Среди его любовниц называли жену Марка Красса, жену Помпея (ту, которая была у полководца до Юлии), жену Сервия Сульпиция и немало других замужних матрон.

По слухам, из всех своих римских любовниц Цезарь особо выделял Сервилию, мать своего будущего убийцы Брута.

Весь Рим знал, что еще в год своего первого консульства, то есть, вскоре после свадьбы с Кальпурнией, Цезарь подарил Сервилии жемчужину стоимостью в шесть миллионов сестерциев, а позднее осыпал ее еще более ценными подарками.

Его роман с египетской царицей Клеопатрой смаковался во всех подробностях.

Перемывали косточки и мавританке Эвное, жене царя Богуда, также регулярно получавшей от Цезаря богатые дары.

Рассказывали, будто в Галлии он и вовсе не знал удержу, так что его легионеры распевали о нем такую частушку:

Прячьте жен: ведем мы в город лысого развратника.

Деньги, занятые в Риме, проблудил он в Галлии.

По всей империи гуляли сплетни о том, что Цезарь заводит интимные связи не только с женщинами.

Утверждали, что когда еще в молодости он был направлен с некой миссией в Вифинию, к царю Никомеду, тот растлил его чистоту.

Через какое-то время Цезарь выступал в сенате в защиту Нисы, дочери Никомеда, перечисляя при этом те услуги, которые он оказывал царю.

Цицерон под дружный хохот сенаторов якобы воскликнул:

“Оставим это, Цезарь! Всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!”

Еще позднее, уже в период галльского триумфа Цезаря, его воины, участвовавшие в параде, насмешливо распевали другую популярную песенку:

Галлов Цезарь покоряет, Никомед же Цезаря:

Нынче Цезарь торжествует, покоривший Галлию, -

Никомед не торжествует, покоривший Цезаря.

Наконец, Курион-старший публично назвал Цезаря “мужем всех жен и женою всех мужей”.

В январе 52-го года, в разгар очередной избирательной кампании, Клодий встретил на Аппиевой дороге, под Римом, своего политического оппонента, тоже бывшего народного трибуна Анния Милона – друга Цицерона.

Каждого из вожаков сопровождала вооруженная толпа их сторонников.

Слово за слово разгорелась перепалка, быстро перешедшая в побоище, в ходе которого Клодий получил смертельной ранение.

Его гибель вызвала массовые беспорядки в столице.

Сенат, напуганный этими выступлениями, дал согласие на то, чтобы предоставить Помпею диктаторские полномочия.

За два года до этого скончалась при родах, как когда-то и ее мать, его жена Юлия – дочь Цезаря.

Слабенькая ниточка родственных уз, хотя бы формально связывавшая двух претендентов на высшую власть, оборвалась навсегда.

Разрыв с Помпеем и гибель Клодия сделали невозможным для Цезаря “мирный” захват власти в Риме.

Теперь силовое столкновение между Цезарем и Помпеем становилось неизбежным…

Уже в 60-летнем возрасте Цицерон все же нашел в себе мужество, чтобы развестись с Теренцией, изводившей его своей ревностью.

Прославленный оратор был глубоко уязвлен тем, что в период его изгнания жена ни разу не навестила его сама и не посылала ему каких-либо передач через других людей.

Вскоре Цицерон женился на богатой девушке, как поговаривали, ради денег для уплаты своих долгов, весьма значительных.

Но и у нового семейного очага он грелся недолго.

Вскоре после этой свадьбы умерла от родов его дочь Туллия.

(Похоже, смерть молодых и совсем юных женщин при родах была в Древнем Риме настоящим бедствием даже в аристократической среде!)

Цицерону показалось, что его молодая жена втайне радуется этой смерти, и он в порыве мнительности развелся с ней тоже.

Этот оратор от бога, домосед по натуре, так и не сумел устроить свою личную жизнь.

Что касается Цезаря, то с третьей своей женой Кальпурнией он прожил, как и с Корнелией, 15 лет.

Похоже, в ней он нашел идеальную супругу, истинную “жену Цезаря”, соответствовавшую тому образу спутницы жизни, который он с юности носил в своей душе.

Зная всё о его “шалостях”, она не устраивала истерик, заботилась, как могла, о его здоровье и потребностях, была ему опорой в трудную минуту и, конечно же, не подавала ни малейшего повода для подозрений.

Известно со всей определенностью, что последнюю ночь они провели на одном ложе.

Кальпурнии привиделся страшный сон: в их доме рушится крыша, двери их спальни распахиваются сами собой, и кто-то неведомый закалывает кинжалом ее мужа, которого она держит в объятьях.

Утром Кальпурния принялась умолять Цезаря не ходить на заседание сената.

Она почти уговорила его, ведь Цезарь с доверием относился к предчувствиям любящей его жены, кстати говоря, не склонной к суевериям и мнительности.

Но днем к ним в дом явился один из заговорщиков и сообщил, что в сенате уже все собрались, и с нетерпением ждут его, Цезаря…

Как писал о Цезаре тот же Моммзен, “нелегко, даже прямо невозможно дать в кратких словах полную характеристику этого удивительного человека…”

Однако Цезарь сам оставил для истории несколько кратких изречений, которые не затерялись под наслоениями времени и дожили во всем своем блеске до наших дней, изречений, накрепко связанных с его судьбой и хорошо знакомых даже тем людям, которые мало интересуются далеким прошлым.

“На жену Цезаря не должна падать даже тень подозрения”, “Жребий брошен!”, “И ты, Брут!”…

Наш рассказ был об одной из этих судьбоносных фраз.