– Ад, – ответила она – Все они чувствуют себя виноватыми по отношению ко мне. Не стесняйтесь, соглашайтесь взять деньги… Не отказывайтесь ни от чего. Потом мы уедем и вместе все истратим.

– Дженнифер, не стройте планов на мой счет.

– Вы меня не любите?

– Дженнифер… У меня своя жизнь, профессия, страна. Скажите мне только одно. Чего они боятся?

– Меня. Меня… и того, что мне грозит.

Чтобы избежать других вопросов, она вышла на галерею. Я пошел за ней в бальный зал. Молодой человек, бледный и элегантный, который, по-видимому, поджидал ее, поклонился ей и пригласил танцевать. Она обернулась ко мне только для того, чтобы попрощаться.

Гарри издалека меня увидел и кинулся ко мне:

– Я повсюду вас искал.

– Дженнифер показала мне портреты предков.

– Ну как, – нетерпеливо спросил он, – получается? Она согласилась с вами?

Я взял его за обшлаг пиджака:

– Дорогой коллега, вы возвели целую историю… Вы вовлекли ее в процесс.

Гарри, недовольный, отдалился.

– Она вам сказала… Ну и как? Пожалуйста, никаких упреков. Я воспользовался случаем, чтобы показать ей, что может сделать адвокат. И нечасто можно слышать такого отчаянного человека, как вы… Смотреть, как вы в одиночку выступаете против грязных денег… это стоит того.

Я был образчиком, прототипом, был патентованным, честным человеком… Меняют ли шкуру младенцев-тюленей на кожный покров доверчивых адвокатов, если не хуже – идеалистов?

– Вы должны бы были меня предупредить.

– Не так уж и плохо: незнание. Она могла найти вас симпатичным на суде, а потом переменить мнение. Я не мог предполагать, что синдром «героя» длится долго.

– Что вы называете синдромом героя?

– Влияние, которое оказывает поборник справедливости на некоторых женщин. Отсюда – успех военных; накануне ухода на фронт – я говорю о старинных временах – они могли воспользоваться любой девушкой. Секундочку, позвольте, меня зовут. Подождите меня. Я вернусь.

Он кинулся к графу с графиней. Эта пара болтала возле дешевой статуи, изображающей амазонку с арбалетом. Гарри внимательно выслушал то, что говорил фон Гаген, затем стал делать мне жесты. Он приглашал меня подойти к ним.

Я приблизился. Мадам фон Гаген обратилась ко мне с щебечущей речью:

– Дорогой мэтр, мы любим представителей закона. Вы еще такой молодой и симпатичный. Мы не имели счастья получить сына, поэтому разглядываем молодых людей вроде вас с некоторой нежностью.

– Вы очень любезны, мадам.

Одна взяла меня в любовники, другая хотела бы принять за сына, мне действовало на нервы такое изобилие нежностей.

Граф прищурил глаза.

– Моя жена хочет сказать, что она была бы очень рада иметь сына. Не обязательно адвоката, а просто сына.

Он засмеялся, издав некое ржание:

– Кажется, завтра или послезавтра вы возвращаетесь в Париж.

– Действительно.

– Наша дочь Дженнифер тоже туда едет.

Он подыскивал какую-нибудь остроту:

– Все дороги ведут в Париж… – закончил он, довольный.

Выдаст ли он мне восклицание «Ах, Париж!»? Мне вдруг вспомнилось, что его первая жена была француженкой и что она ему дорого обошлась. Вмешалась графиня:

– Позвольте нам пригласить вас на эту ночь. Одна из наших лучших комнат свободна, друзья, которые должны были ее занять, вынуждены уехать. Для нас было бы большим удовольствием, если бы вы остались. Завтра утром мы могли бы позавтракать вместе…

Гарри сделал мне еле заметный сигнал «остаться».

– Я снял комнату в деревенской гостинице.

– Это уже деталь, – сказал граф, – мы хорошо знаем хозяйку… Она на вас не обидится.

– Я уже оплатил комнату.

– Тем лучше, – добавил граф. – Может быть, она сможет ее еще сдать, даже поздно. Я позову ее. У нас для друзей приготовлены пижамы, бритвы…

– Мой саквояж остался в машине.

«Саквояж» – прозвучало вульгарно. Но я не мог все же сказать, что мой багаж, такой ценный, валяется рядом с запасным колесом…

Я сделал вид, что задумался.

– Ваша дочь полетит каким рейсом?

– Отправление в 13 часов.

– Я тоже. Я мог бы проводить ее до аэропорта.

– Вот и чудесно, – сказала мадам фон Гаген, – Так что у вас еще одна причина провести ночь здесь.

– Если вам угодно, мадам.

Лицо графини просияло.

– Спасибо, мистер Уолстер.

Временами быстрым жестом она касалась руки фон Гагена, чтобы убедиться, что муж был рядом с ней. Граф в свою очередь заявил:

– Мы позовем мадам Хоффнер, чтобы предупредить ее, что вы остаетесь здесь…

– Кто это, мадам Хоффнер?

– Хозяйка постоялого двора.

Они располагали мною и моими перемещениями. Они привыкли, что их выслушивают, а то и подчиняются им. Я предчувствовал возможные преимущества и беспокойства, какие эта семья могла мне причинить. Мои красные фонарики мигали, но все это возбуждало.

Гарри прервали посередине его фразы другие гости, которые толпились вокруг фон Гагенов, и он вернулся ко мне.

– Браво. Вы их покорили, Грегори. В вашу парижскую квартиру вы привезете несколько безделушек от фон Гагенов… но даже маленькие элегантны.

Гарри преувеличивал, а я опять дышал с трудом; это началось так же, как с Сантосом. Бразилец обратился в нашу парижскую контору и попросил выделить ему молодого сотрудника, который полностью занялся бы его папками. Сантос выбрал меня. Среди французов мало кто владел тремя языками. Вначале я был в восторге, был польщен. Позже я понял, какой ценой: я был пешкой в их игре.

Дженнифер вынырнула из толпы и подошла ко мне. Было поздно, улыбки на лицах застыли, некоторые женщины были утомлены из-за высоких каблуков…

– Кажется, вы проведете ночь здесь…

– Ваши родители имели любезность пригласить меня…

Не знаю, был ли угодлив или правилен мой тон.

Она обернулась к Гарри:

– Я могу похитить его у вас? Хотела бы показать ему его комнату.

Гарри радовался нашему согласию.

– Идите, детки…

На втором этаже мы пошли по длинному, широкому коридору. Дженнифер взяла из вечерней сумочки крохотный серебряный инструмент и дунула в него. При этом объяснила мне:

– Это всего лишь ответ. Меня разыскивает Мари-Софи.

– Как вы об этом узнали?

Она показала мне маленькую черную коробочку.

– Вот с этим мы всегда друг друга находим. Это как бип.

В глубине галереи появилась Мари-Софи. Слегка приподняв кринолин, она покрыла расстояние легким шагом. На ней уже не было парика, светло-блондинистые волосы были зачесаны назад и заплетены в большую толстую косу. Сверкающе красивая, она была способна вызвать безумную страсть. Сделав мне небольшой кивок, обратилась к сестре. Очарованный, смотрел я на косу, этот естественный канат волос; мне хотелось потрогать ее рукой.

Она взглянула на меня, зная, какой эффект производят ее волосы.

– Дженни, миленькая… – Она обращалась к сестре с таким напряжением, что воздух пылал. – Дженни, одолжи мне твою машину, только на несколько часов…

Дженни сделала два шага назад.

– О нет. Исключено. Папа запретил. Nein, нет, nada, niet!

Мари-Софи настаивала:

– Беби, please, забудь. Мы знаем их ide е fixe. Пожалуйста, между нами не надо устраивать кино. Они с ума посходили, все запрещают. Мне хочется только удивить Фредерика. Ты знаешь, какой он сноб, сколько в нем апломба… Прокатиться в твоей машине – это его ошеломит… Пожалуйста, не откажи.

Дженни сопротивлялась.

– Нет, нет и нет. Я поклялась своей головой, что ты никогда не сядешь одна в эту машину. Хуже всего то, что я поклялась и твоей головой тоже.

– Ну, миленькая, кисочка, – продолжала Мари-Софи, – я все это знаю наизусть.

Я любовался ею, она вела настоящую осаду.

– …Я хочу поразить Фредерика. Он относится ко мне, как к девчонке, и надоел мне своим покровительственным тоном. Кстати, Мигель пообещал мне…

– Что он тебе пообещал?

– Такую же машину, на будущий год.

– Не верю тебе…

Мари-Софи застеснялась.

– Ну, скажем, через два года.

– Мама не согласится.

Мари-Софи пожала плечами:

– А это не от нее зависит, Мигель делает то, что я пожелаю.

Я их слушал. Почему так настаивать на владении машиной?

– Я взял на прокат «мерседес», возьмите, если хотите…

Мари-Софи нервничала:

– Спасибо, вы очень милы. Но это не имеет значения. Речь не идет о какой попало машине, Пожалуйста, Дженни.

– Какова цель этих молений?

Я был в раздражении.

– Накопив деньжат, – сказала Дженни, – добавив к ним подарок моих родителей и великолепный дар Гарри, я купила «порше».

– «Порше»?

– Да, – отвечала Дженнифер, – это может показаться капризом, но это не каприз. Была причина. Мне было так плохо из-за них, хоть ложись да помирай… что они согласились, чтобы меня утешить.

– Пожалуйста, – умоляла Мари-Софи, – По сравнению с твоим «порше» моя машина – самокат. Я хочу удивить Фредерика и его друзей. Они считают меня простушкой, этой…

– А куда ты хочешь ехать? – спросила Дженнифер.

– Один товарищ Фредерика на заре устраивает праздник. В конце бала все встретимся у него.

– А машина Фредерика? – настаивала Дженни.

– Он приехал с родителями. Они полагают, что Фредерик проведет ночь здесь. Дженни, обещаю тебе, что мы вернемся вовремя, но будь добра.

Она, подражая, произнесла:

– Вруми, вруми, вруми.

Я любовался лазурного цвета глазами Мари-Софи, а когда она отворачивалась, ее светлой косой.

– Ты будешь вести машину как безумная.

– Вовсе нет, – отвечала Мари-Софи, – я как раз хочу его удивить. Не подведи меня…

Дженни на секунду сомкнула веки.

– Ты знаешь, почему теперь я не могу ни в чем тебе отказать…

Мари-Софи, протестуя, сказала:

– Нет, не то. Не то рассуждение. Не той ценой. Не мучайся. Между нами ничего не изменилось. Когда тебе плохо, мне тоже плохо. Дженни, ангел мой, please. Bitte schon!

– У меня есть второй ключ в моей комнате, – ответила Дженнифер. – Другой ключ положила на консоль, не знаю где… Может быть, в голубой гостиной. Поклянись, что…

– Меня не скорость интересует, а сама машина и ее престиж. И голова Фредерика.

Дженнифер взяла меня за руку.

– Она делает из меня что хочет, – сказала Дженни. – Вы – свидетель.

Мари-Софи взглянула на нас как соучастница.

– А вы хорошо понимаете друг друга, а? Это вносит изменения, Дженни, когда встречаешь кого-нибудь постороннего.

Я вмешался:

– «Постороннего»?

– Из другого мира…

Это что, комплимент?

Мы пошли за Дженнифер в ее комнату. Она взяла ключ от ящика ее туалетного столика. Она сомневалась. Мари-Софи как птичка уколола ее в ладонь.

– Спасибо, дорогая.

Она говорила то по-немецки, то по-английски, а порой по-французски. Они переходили с одного языка на другой с удивительной естественностью.

Мари-Софи поцеловала сестру.

– И за все остальное, как обычно…

– Как обычно.

– А что – остальное? – спросил я.

– Старое соучастие. Если ночью ищут одну из нас, другая обеспечивает алиби. Говорят, что я – у нее или что она – у меня.

Они рассмеялись. Мари-Софи что-то прошептала на ухо Дженнифер, я почувствовал себя лишним.

– Оставляю вас с вашими секретами. Скажите мне точно, в каком направлении моя комната, и я пойду.

– Сейчас покажу! – воскликнула Дженнифер.

Мари-Софи пошла, дважды обернулась, сделала таинственные знаки сестре. Они были соучастницы, и это делало их счастливыми. Дженнифер провела меня в большую комнату, остекленные двери которой выходили на маленькую квадратную террасу, возвышающуюся над черным парком.

– Это вам нравится?

– Конечно.

Она продолжала:

– Звоночек на столике у изголовья. Первая кнопка – вызов горничной; вторая – на кухню: сегодня ночью наши гости постоянно обслуживаются; третья кнопка – вызов ночного сторожа. А ванная – рядом.

Она колебалась:

– Пойдемте, бал еще не кончился.

Я ждал какого-нибудь знака, многозначительного взгляда, слова. Она, казалось, была далека от того, что произошло между нами.

– Дженнифер…

– Да.

– Вы не жалеете…

– Жалеть? Нет.

– Вы меня спровоцировали.

– Вы уже ищете извинений? – сказала она холодно.

Одной-единственной репликой она меня одернула! В следующий раз она увидит… Я пошлю ее в розарий… предварительно заострив шипы.

Мы вернулись в бальный зал. Дженнифер, внезапно напрягшись, сжимала челюсти. Изысканный молодой блондин с руками скрипача пригласил ее танцевать. Дженнифер пошла. Она еще раз подала мне знак: «До скорого свидания».

Было далеко за полночь, граф и графиня стояли возле буфета. Я подошел к ним.

– А вот и вы, дорогой друг, – сказал фон Гаген.

– Еще раз благодарю за ваше приглашение.

– Вы такой приятный, – машинально повторила графиня.

Муж ее склонился ко мне:

– Вы сын какого из друзей Гарри?

– Его лучшего друга…

– Ах, так! Его имя?

– Неважно, – закончила графиня, – Гарри это Гарри. Все остальное…

И, несмотря на гарантию хорошего воспитания, которое должна была обеспечить ее родословная, она облизала концы пальцев правой руки с остатками шоколадного эклера.

– Жена моя права, Гарри нам необходим, – добавил граф. – Он отличный адвокат и знает всех. Я хочу сказать – всех из нашего круга людей.

Во мне боролись противоречивые мысли: «Смотри-ка, я думал, что он защитник бездомных, безработных, голодных комедиантов, разорившихся бизнесменов».

– Кстати, для нас он гораздо больше, чем адвокат, он друг семьи. Вот, например, благодаря щедрому подарку нашего Гарри, Дженнифер смогла купить, с нашим участием, фантастическую автомашину.

Графиня прикоснулась веером к плечу мужа:

– «Фантастическую!» Вы говорите пошлости.

Граф рассмеялся.

– Милая Элизабет, фантастическая – не обязательно эротическая часть воображаемого.

– Зло повсюду, – заключила графиня. – И в замке может поселиться зло.

Я посмотрел с интересом на нее, в душе этой женщины было что-то болезненное, как незажившие раны.

– Вы давно знаете Гарри?

Граф с удовольствием рассказывал:

– Он вошел в нашу жизнь незадолго до рождения Дженнифер. Я бы хотел, чтобы он стал крестным отцом моей дочери, но в ту пору он был против такого родства, как он считал, «полурелигиозного, полусветского». Гарри ближе к денежным делам, чем к родственным чувствам. Но хотя он много ездит, он всегда приезжает, когда в нем нуждаются. Он часто бывает в Лас-Вегасе. И даже нас туда приглашал.

Графиня вмешалась в разговор:

– Мы отказались от этой поездки. Лас-Вегас – прихожая в ад. Число честных, не очень богатых людей, которые там оставляют свои средства, ужасает! Порой они кончают жизнь самоубийством.

После этого она удалилась, поскольку ее увлекла дама, преисполненная любезности. Граф перешел на доверительный тон:

– Гарри очень ловок, он из тех адвокатов, которые все могут. Он все знает, внимателен ко всему. Он знает законы всех стран. И к тому же психолог. Мой развод – это была ловкость рук, он мастерски провел дело. Моя первая жена живет в Соединенных Штатах, в Лонг-Айленде. Несмотря на богатство, которое она от меня получила, наши отношения остались натянутыми. Вы мне симпатичны, мистер Уолстер. Гарри, возможно, прибегнет как-нибудь к вашим услугам по моим делам.

– Я участвую в одном парижском бюро.

– Да пусть хоть все бюро.

У меня было неприятное впечатление, что он смеется надо мной.

Он продолжал:

– Несмотря на внутрисемейные проблемы, мы пытаемся доставлять друг другу удовольствие. Дочь моя останавливается в Париже у моей бывшей невестки, а послезавтра поедет дальше, в Лонг-Айленд.

Мне не хватало важного элемента в моей профессии: лгать в интересах моего клиента. Лгать искусно, владея радужной оболочкой, зрачком, тенью, которая проходит по сетчатой оболочке глаза и отражается во взгляде…

– Какое совпадение, США, Я тоже должен скоро туда поехать по делам.

В любом случае он рано или поздно узнает о моей поездке с Дженни в том же самолете. Он, казалось, доволен этой новостью.

– Если бы даты совпадали, вы могли бы составить компанию моей дочери.

– Случай все может.

Вновь появилась Дженнифер в сопровождении своего кавалера, который после торжественного поцелуя руки покинул ее. Вернулась и графиня.

– Спасибо за этот прекрасный вечер, папа и мама, – сказала механическим тоном Дженнифер. – Если вы не возражаете, я пойду спать.

– Ну конечно, Schätzchen — сказал граф.

Дженни повернулась ко мне:

– Могу проводить вас до вашей комнаты… иначе вы рискуете потеряться в лабиринте этого дома.

– Ты уже отнимаешь у нас нашего друга? – слегка запротестовал граф.

Я ждал, когда решится моя светская судьба.

– Как хотите…

Граф заявил:

– Утренний завтрак у нас бывает между восемью и девятью часами. Этот ритуал неизменен. Только для гостей делается исключение. Если не хотите принять участие в беседе, вам подадут в вашей комнате.

Я поклонился графине, глаза мои опять задержались на ее кольцах. Из осторожности сделал такое же движение перед Валерией, которая присоединилась к нашей группе. Потом, следуя за Дженнифер, я удалился. Именно в этот момент появился Гарри

– Все в порядке, дорогие мои?

– Все очень хорошо, – ответила Дженнифер.

Она указала жестом на меня.

– Я покажу ему его комнату.

Она применила слово «ему», мне это не понравилось. Я вмешался, раздосадованный:

– Эта прекрасная особа вызвалась гидом…

– Вы завоевали симпатию семейства фон Гаген, – прокомментировал Гарри.

– Не заставлю вас стыдиться, господин Болтон.

Он не знал, шучу я или нет.

– Когда увидимся?

– За утренним завтраком.

* * *

Моя комната оказалась такой роскошной, что постепенно мое возмущение по поводу денег прошло. Все было нежно, мягко, в свете ламп с абажурами абрикосового цвета. Гармонию дополняла уютная кровать.

В ванной я заперся в душевой кабине, где отдался сильным струям воды. Я думал. Дженнифер была и соблазнительна, и опасна. Случай в маленькой гостиной смущал и беспокоил меня. Я должен был возразить… Но с какого момента мужчина оказывается трусливым или немощным, хотя хотел бы быть только честным, если не сказать осторожным?

Успокоенный великолепным душем, завернутый в пушистый халат, я прогуливался по комнате. Да, я провожу Дженнифер в аэропорт. Да, в Париже я провожу ее к тетушке. Да, утром я представлюсь моему патрону. Если он выгонит меня, я буду отчаянно свободным человеком. Если мне удастся добиться компромисса, я буду в подвешенном состоянии. Потом – Нью-Йорк и Лонг-Айленд. Быть может, я мог влезть в мощную семью фон Гагенов… Когда есть две дочери, подыскивают возможных выгодных зятьев… Некоторые влезают в такую среду, акклиматизируются, привыкают и вживаются. И даже со временем становятся главой племени.

Я лег. От простыней исходил легкий запах лаванды. Я ждал, знал, что Дженнифер придет. Я подготовил для нее речь об осторожности и контроле за собой; я прогоню ее с возмущениями.

Через некоторое время в дверях появилась Дженни.

– Грегори?

– Да…

– Не спите?

– Нет.

– Можно войти?

– Вам нужно разрешение?

– Да… Зажгите свет.

– Нет.

Она заперла дверь на ключ. Я встал и приготовился с ней говорить. Я мог сказать много хорошего о человеческом существе, о духе, о сознании, о самоотречении, а особенно – о способности сдерживать свои сексуальные позывы, что и отличают его от животного.

– Дженнифер, ваше поведение…

Она прижалась ко мне.

– Дженнифер… я обязан вам напомнить…

Ее губы уже были на моих.

– Дженнифер, меня пригласили ваши родители.

Ее губы на моей шее.

– Дженни…

Она сняла свой халатик и осталась голой.

– Вы хотите что-то мне сказать? – спросила она.

Я целовал ей щеки, губы, подбородок, шею, груди, спустился к пупку, встал на колени перед ней, прижал ее к моему лицу. Я обожал ее мускулистое тело, атласную кожу с ее запахом и деталями тела… Я перевернул ее на ковре, она издала слабый звук, как от боли, когда я прижал ее к полу. Я боялся причинить ей боль, подтягивал ее к себе.