– Да к черту вашу науку! – вспылил Поддубный. – Лучше объясните мне, что, собственно говоря, происходит? Иначе гарантировать вашу безопасность просите ваших подопечных, а не профессионалов своего дела.

Ученый в очередной раз протер свои очки: неспешно, аккуратно сложив платочек треугольником, чем еще сильнее взбесил безопасника. Но Поддубный лишь сдержанно кашлянул в кулак – ему была нужна информация, а значит, стоило пока смириться с этим крохотным сморчком.

– Я вам скажу, что произошло. Даже если вы не поверите, или ваше восприятие откажется принимать полученную вами информацию. Мы стоим на пороге великого события. Смекаете? На пороге события, к которому мы шли долгих пятнадцать лет.

– И… – нетерпеливо развел руками безопасник. – О чем речь?

Соломон театрально закатил глаза и, передразнив Поддубного, сказал:

– Контакт третьего рода, – и, не заметив на лице безопасника особого удивления, строго приказал: – Мне срочно нужен подопечный номер тридцать восемь.

Глава 3. Секрет

Осторожно выглянув из-за угла, Янка, не отпуская мою руку и прижавшись к стене, короткими шажками двинулась по длинному коридору. Камеры, что располагались в углу, грозно подмигивали красным огоньком.

– Они нас не видят, – шепнула мне девчонка.

– Ты уверена? – повторил я свой излюбленный вопрос.

В ответ она подмигнула и добавила:

– Не первый раз, трусишка.

Интернат спал. Из приоткрытых дверей боксов доносилось мерное сопение подопечных, а из глубины коридора – протяжный гул работающих кондиционеров. В остальном это сонное царство не представляло для нас никакой опасности. Обход в ночное время осуществлялся три раза: в двенадцать, три и шесть утра. Об этом мне рассказала Янка, когда мы выбрались на лестницу и устремились вверх, на последний этаж. У нас был целый час времени между пересменками, чтобы прогуляться по запертому зданию.

Открыв тяжелую металлическую дверь, я немного растерялся: на стене огромными трафаретными буквами было написано «ВОРОТА-ЛОВУШКА. СЕКТОР А».

– Где это мы? – боясь нарушить тишину, одними губами произнес я.

– Исследовательский блок, – достаточно громко ответила Янка. – Правда его еще готовят к открытию. Так что можешь не шептать, все равно никто не услышит.

Девушка вернулась к входной двери и резко задвинула засов.

– На всякий случай.

– На какой случай? – не понял я.

– Да не дрейфь, меня еще ни разу не ловили.

Она говорила один в один как мой приятель Вадик, когда лазил за горохом на колхозное поле. И все было нормально, пока нас не заметил местный сторож дед Хорош – привычная для деревни кличка приросла к старику, как репей, и навсегда стерла его настоящее имя из людской памяти.

Тогда нам удалось сбежать. Старик пару раз стрельнул из ружья, но, как мне показалось, в воздух. А если и не в воздух, то не попал, только вот напугал нас с Вадиком сильно, так что мы потом целый год на поля не ходили. Не хотелось, чтобы сегодняшняя вылазка закончилась тем же самым. Впрочем, здесь, в интернате, за подобное ждет наказание посерьезнее. И за детские шалости могло влететь по первое число.

– Идем, кое-что покажу, – потянула меня Янка.

Мы прошли вдоль стеклянных боксов: внутри все белое, стерильное, запечатанное в пленку и пластиковую упаковку: кровати, тумбочки, краны, вмонтированные прямо в стену, а главное – огромное количество штативов с фотоаппаратами и яркими лампами. Я такие и не видел никогда. Наверное, безумно дорогущие. Но Янка не дала мне возможности остановиться и получше рассмотреть содержимое палат.

– Давай поторопимся, у нас не так много времени, – предупредила она. – А надо еще успеть все изучить…

– Что именно?

– Сейчас сам все увидишь.

Оказавшись в конце мед. отделения, мы остановились перед массивной черной дверью – она очень вычурно смотрелась на фоне белого и зеленого цветов, в которые были выкрашены стены. Встав на мысочки, я осторожно заглянул в стеклянное, усиленное металлической сеткой окошечко. Янка оказалась рядом. Она была на целую голову выше, а теперь вровень со мной. Я повернул голову, и наши взгляды встретились.

Раньше я не замечал, но у Янки было очень красивое лицо. Маленький носик, огромные голубые глаза. Затаив дыхание, я ощутил внезапный порыв: захотелось приблизиться к ней и поцеловать в губы. Но моя нерешительность опять удержала от спонтанных поступков.

И момент был упущен…

– Видал, – с придыханием произнесла она.

Я перевел взгляд на бокс и тихо ответил:

– Ага.

Содержимое черного больничного кабинета завораживало: в центре располагалось огромное кожаное кресло с широкими ремнями крепления, а за ним невероятных размеров аппарат, сверху которого были установлены зонты из тонких сетей-ловушек. И здесь тоже обнаружилось огромное количество ламп-софитов, но не таких, как в обычных палатах, а на вытянутых платформах с оболочкой и стержнем синего цвета внутри, напоминающих электрические мухоловки, – я их сразу узнал, видел в передаче про насекомых.

– Тут нас и будут препарировать, – спокойно сообщила Янка.

– Препарировать?! – похолодел я.

– Вы что, в школе лягушек не резали и проводки к ним не подключали?

– Нет.

– А ты откуда?

– Из поселка Бесов Нос.

– И сколько у вас человек в классе?

– Семь было, когда я учился… – с грустью ответил я.

И мне вспомнились родители, школа, друзья и даже Вадик, который часто прикалывался надо мной и временами откровенно бесил своей эксцентричностью.

Резкий толчок в плечо заставил меня вернуться в реальность.

– Хватит дрейфить, пойдем, открою тебе еще один секрет, – сказала Янка и потянула металлическую дверь на себя.

***

Соломон и начальник службы безопасности стояли в пустой палате в сопровождении дежурного по этажу. Пожилая, но довольно крепкая женщина в черном комбинезоне, которую все называли не иначе как просто Федоровна, внимательно осмотрела комнату, а потом запросила по рации сведения с камер.

– У вас это что, в порядке вещей? – с издевкой поинтересовался у Поддубного ученый.

Начальник безопасности наградил Федоровну грозным взглядом.

– Когда осуществлялся последний обход?

– Согласно режиму! – выпрямив спину, отчеканила женщина.

– И вы утверждаете, что после отбоя все спали? И никто своих палат не покидал?

– Мы проверяем только коридор и пролеты, чтобы подопечные не шатались в неположенных местах. Подтверждать нахождение подопечных в комнатах инструкцией не предусмотрено!

Поддубный заскрипел зубами.

– Как говорится, все строго по уставу? – желчно улыбнувшись, уточнил Соломон.

Безопасник ощутил, что готов задушить ученого голыми руками. Но вместо этого в очередной раз пошел на попятную – просто еще не время расправляться с этим додиком!

– Вы отдаете себе отчет, что все может быть гораздо серьезнее? А вдруг это побег? – продолжил давить Соломон.

– Не говорите чушь! – рявкнул Поддубный. – Уверен, они не покидали стен корпуса.

– Они? – искренне удивился Соломон. – Вы считаете, ему кто-то составил компанию?

– Однозначно. И я сейчас не о ваших комарах, черт бы их побрал!

– Тогда откуда такая уверенность?

– Если бы читали его дело, то не стали бы меня спрашивать, – с превосходством в голосе заявил безопасник.

– Один он не осмелился бы, это точно, – вторила своему начальнику Федоровна. – Ссыкливый больно этот Дима, да и дружбы особо с ним никто не водит. Вон, читает с утра до вечера да рисуночки малюет, всю бумагу у нас в дежурной извел, гаденыш.

– Личное дело, говорите, – задумчиво протянул ученый. – И что же, вы прямо все изучали? – на этот раз вопрос прозвучал без издевки, а профессиональным ледяным тоном.

– Все, – откликнулся безопасник.

– Тогда хотелось бы услышать ваше мнение.

– Мое мнение, – задумчиво повторил Поддубный и покоился на Федоровну. – Загляните в седьмую палату. На месте ли Яна Ларченко?

– Наша хитрая сучка? Вы правы, пару раз я ловила ее за нарушение режима! – протянула женщина и мгновенно удалилась.

Поддубный похрустел кулаками, деловито уставившись на ученого:

– Засекайте время: в течение тридцати минут оба подопечных будут сидеть в моем кабинете и отвечать на ваши вопросы.

– Довольно радужные прогнозы, – недоверчиво ответил Соломон.

– Имею на это полное право.

– Уверены?

Здоровяк отошел к окну и, глядя сквозь решётчатое окно на пустынную детскую площадку, больше напоминающую тюремную, спокойно произнес:

– Вы когда-нибудь сидели в карцере?

– Простите…

Ученый был явно обескуражен таким вопросом, и его голос заметно дрогнул.

– Вы посещали тюрьмы не в качестве стороннего наблюдателя, а как заключенный? – перефразировал свой вопрос безопасник.

– К счастью, не приходилось.

Поддубный, не оборачиваясь, улыбнулся.

– Тогда придется поверить мне на слово. У нас лучшая «мышеловка» из всех, что когда-то придумали люди, пытаясь сдержать неугодных обществу особей. Поэтому подопечные еще в этих стенах, а не за их пределами. Также все двери в ночное время у нас блокируются, а в холле и на выходах имеются датчики движения. Однако есть два блока, в которых данные меры предосторожности пока не функционируют, поскольку не введены в эксплуатацию. И по техническим нормам доступ к ним абсолютно свободен. Если я не ошибаюсь, а делаю я это крайне редко, именно вы подписывали соответствующие бумаги, хотя мой заместитель и был против. Так вот, я вам гарантирую, эти сопляки в одном из этих двух блоков. Поэтому тридцать минут, не больше. Я уже направил туда дежурных.

Ученый молчал, нервно покусывая губы. История принимала неожиданный оборот. Безопасник по щелчку пальцев снял с себя всю ответственность за ночное происшествие.

Поддубный продолжал победоносно улыбаться. Не учел он лишь одной маленькой, но очень важной особенности своего оппонента: Соломон был неплохим шахматистом. И даже в самых безнадежных партиях тянул время, потому как иногда обстоятельства могли измениться самым удивительным образом, стоит просто немного подождать. И затянувшаяся пауза говорила лишь об одном: ученый просчитывал возможные варианты.

Где-то через минуту в полной тишине прозвучал один странный вопрос.

– Простите, а вы учли форс-мажорные обстоятельства?

– Какие еще обстоятельства?! – резко обернулся безопасник.

Соломон подошел к столу и взял в руки один из рисунков подопечного номер 38 – среди странных ромбов и спиралей были изображены очертания непропорционального человек: длинные до земли руки, вывернутые, как у кузнечика, ноги и расколотая надвое голова. Ученый сложил лист бумаги пополам, убрал его во внутренний карман пиджака и ответил:

– Наличие союзника!

***

Аппарат вблизи выглядел еще более зловеще. Я осторожно прикоснулся к ремешкам, совсем еще новым, приятно пахнущим кожей, без единой трещины.

– Они хотят добиться цели любой ценой! – раздался за моей спиной голос Янки.

– А в чем их цель? – с придыханием спросил я.

– Сделать из нас поплавки.

– Что за бред!

– Да я не в прямом смысле, а в переносном, – девушка всплеснула руками. – Или ты в своем Бесовом Носе и рыбу не ловил?

– Ловил, окуней там, карасей, один раз даже щуку умудрился подцепить, – обиженно оправдался я.

– Ну вот, – тут же успокоилась Янка, – и представь, что мы с тобой как поплавки, а твари из другого мира типа рыба. Ну что, понял?

– Понял, – кивнул я.

– Они, стало быть, над нами эксперименты всякие проводят, считают, что раз нежить в контакт один раз вступила, так и еще повторится. Нам только необходимо на нужную волну настроиться. И тогда в гости пожалуют те, из другого мира. А наши доктора тут как тут, рыбаки, мать их! Подсекут этих налимов с помощью вот такого агрегата, и, считай, дело в шляпе.

От сказанных слов мне стало не по себе. Я столько ночей ломал голову, зачем я здесь. Какова цель этих профессоров в белых халатах? А оказывается, все так просто! Мы призваны стать наживкой для ночных тварей, что пришли из другого мира. И служителям интерната плевать, будут ли во время эксперимента потери или нет, сожрут нас чужаки во время «ловли» или превратят в себе подобных.

Пока я не знал правды, хотелось верить в лучшее. Но теперь я понимал: шансов на спасение нет! Существует лишь вопрос времени, когда нас посадят в это кресло, свяжут ремнями и включат рубильник, отдав на милость судьбу.

Сердце бешено застучало, а по телу пробежала нервная дрожь.

– Ты чего? – заметив мое волнение, спросил Янка.

– Я, кажется, стану первым поплавком.

– Чего?!

– Я не рассказывал, но прошлой ночью ко мне приходила эта тварь из ночных кошмаров. Ну та, которую я повстречал при первом контакте. Из-за которой я и попал в интернат!

– Да ты прикалываешься? – не поверила мне девчонка.

– Делать мне больше нечего.

– Поклянись!

– Клянусь! – непонятно зачем повторил я.

– Ну так это же здорово, – Янка буквально запрыгала на месте, а потом приблизилась ко мне и, наверное, от радости поцеловала прямо в губы. – Ты понимаешь, что ты сейчас сделал?! Для меня, для всех нас.

Я растерянно замотал головой.

– Ты подарил нам всем надежду!

– Какую еще надежду? Ты что, не слышала, что сказал? Я – поплавок! И стану первым, кого усадят в это кресло. Так что никакой надеждой тут и не пахнет.

Но Янка не собиралась соглашаться с моими доводами. И вместо того, чтобы продолжить разговор, она толкнула меня к креслу.

– Ты чего делаешь?! – возмутился я.

– Некогда объяснять!

– С ума сошла?

– Садись!

– И не собираюсь.

Она попыталась усадить меня в кресло силой, но я выкрутился. Разница между нами года два, не так много, да куда ей против пацана.

В какой-то момент Янка оставила бесполезные попытки и грустно произнесла:

– А я считала тебя рыцарем, а ты, оказывается, обычный трус!

– Что?

Правильно говорил Вадик: «Легче с тарзанки в воду сигануть вниз головой, чем понять девчонок». Но я все-таки предпринял попытку.

– Я не боюсь сесть в кресло. Просто вдруг эта машина включится, ну, сама собой. Такое ведь бывает. И запустится на максимум, что тогда делать? Лично мне не очень хочется умирать.

– Дурак ты, Димыч. И ноги у тебя холодные! Я не собираюсь тебя мучить. Мы включим ее совсем на чуть-чуть и посмотрим, что произойдет. А вдруг нам удастся вызвать этого твоего Жутика.

– Но зачем? – схватившись за голову, взмолился я. – Зачем нам это делать?

– Затем, что он единственный, кто может помочь нам выбраться из этого проклятого места. Читал книги про войну? Там довольно часто заключались союзы с противником или с другой стороной для общей победы. А на войне, как говорят, все средства хороши!

– Но мы не на войне! – я попытался вразумить Янку.

А та лишь грустно улыбнулась:

– Ты прав, то место, куда мы попали, напоминает концлагерь. А знаешь, что делали в концлагере с детьми, рассказать тебе про огромные печи?

– Не надо! – едва не выкрикнул я.

– Вот и хорошо. Садись. И не бойся, мы просто попробуем. А вдруг получится, и уже через пару часов я и ты окажемся на свободе. Когда нам еще такой шанс выпадет?!

– А как же все остальные?

– За остальными мы вернемся, обязательно вернемся. Просто сейчас на это нет времени. Давай, запрыгивай в кресло. Или ты думаешь, что я предательница?!

Я тут же замотал головой.

И подчинился, потому что верил Янке. Верил ее решительности, ее смелым и в чем-то безрассудным поступкам. Она ведь как Вадик, только в юбке. И красивая. Очень красивая.

Ремни она затянула мне аккуратно, так, чтобы не осталось следов на руке. И я подумал, что даже если мне будет очень больно, то я не стану вырываться – потому что стыдно, а я мальчик. И должен проявить смелость. И тогда Янка поймет, с кем связалась: не с трусом, а смельчаком. Вот будет здорово! Она, может быть, меня похвалит или даже поцелует. Снова.

Когда все было подготовлено, я вдруг спохватился и едва ли не взвизгнул.

– Постой!

– Ты чего? – удивилась Янка. – Мы же обо всем договорились…

– Скажи, почему ты уверена, что этот Чужак, ну то есть Жутик, нам поможет?

Янка остановилась, серьезно сдвинула брови и, понизив голос, сказала:

– Я в девятиэтажке старой живу… то есть жила. Так вот, у нас в соседней заколоченной квартире поселился домовой. Знаешь, какой он был?

– Страшный?

– Нет, хороший. Правильный, как любит выражаться мой папа. И совет даст, и всегда поможет делом. Просто так, не за деньги, а бескорыстно. О чем не попросишь. Все ругаются, мол, он не человек. Но вот что я тебе скажу: он лучше, чем большинство людей. И я верю, что те, кто пришли к нам из другого мира, не такие плохие.

– Ты уверена?

– А почему тогда ваш Жутик не пришиб вас с Вадиком при первой встрече? Может быть, он специально пришел к тебе снова, чтобы помочь, спасти. Ну, чувствует за собой вину, что тебя из-за него сюда упекли. А они его хотят в силки да на опыты!

Аргумент был весьма весомый. И я уверенно заявил:

– Давай, начинай, чего тянешь? Врубай свою адскую машину! Авось чего и получится.

Янка кивнула и принялась быстро щелкать по кнопкам. Заработало табло, пришли в движение датчики, загорелись голубым свечением ловушки для мух.

– Я читала про подобные машины, я знаю, что делать, у нас получится, – успокаивала меня Янка.

– Читала? Где?

– В журнале «Юный техник».

– Не переживай, я тебе доверяю, – ответил я.

Ужасный гул напомнил крохотное помещение. И я уже не слышал Янкиного голоса, зато всем телом ощущал, как за моей спиной нечто стало жадно чавкать, словно хищник, раскрывший пасть в желании полакомиться.

– Ты готов? – прокричала Янка.

– Готов!

Я стиснул зубы, еще хотел закрыть глаза, но не успел. Потому что в двери возник посторонний силуэт – только я не успел предупредить. А когда Янка попыталась опустить главный рубильник, то ее руку перехватили и отстранили, пригвоздив к стене.

***

Федоровна держала Янку за руки, прижав к стене, словно пойманную рыбу. И злобно склабилась. А потом закричала во все горло:

– Я их нашла! Сюда, скорее сюда!

В палату в буквальном смысле ворвался сначала Поддубный, а за ним следом протиснулся низкорослый мужчина в очках с толстыми линзами и огромными залысинами, которые прикрывали длинные сальные волосы.

– Как считаете, может быть, я и впрямь обладаю даром предвидения? – поинтересовался у низкорослого безопасник.

– Не уверен, но ваша работа впечатляет, – откликнулся тот.

– Будем считать эти слова за похвалу, Соломон Андреевич.

Я заметил возникший на лице Янки страх. Одними губами она повторила имя – Соломон.

Про этого изверга ходило много слухов среди ребят. Но самое ужасное, что большинство из них были правдивыми. Этот гадкий человек любил не только издеваться над подопечными, а отправлял их в отстойник. Так мы называли серый корпус без какого-либо обозначения.

– Итак, вот они, наши бунтари, – запахнув халат и заложив руки за спину, вышел на первый план Соломон.

– Гнидыши! – зло рыкнул Поддубный.

– Ну зачем же вы так? – поцокал язык ученый. – Эти ребята совсем не похожи на растение.

Поддубный недовольно кашлянул в кулак, а Соломон продолжал:

– И очень даже сообразительные. Номер тридцать восемь и девятнадцать, если я не ошибаюсь?

– Да пошел ты! – огрызнулась Янка.

– Конечно, пойду, милая моя. Даже не сомневайся. Только ведь и тебя прихвачу с собой. Очень уж ты интересный экземпляр.

Янка побледнела и прикусила язык. Ей было страшно. И мне тоже было страшно. И хорошо, что на меня, связанного кожаными ремнями, сейчас никто не обращал внимание.

– Да отключи ты эту чертову громадину! Уши уже болят от этого гула! – прорвался сквозь шум голос Поддубного.

Ученый кивнул, подошел к приборной панели, что-то там покрутил, повертел, и машина затихла, но не перестала работать. Видимо, полностью отключить ее было не так-то просто.

– Отлично, – констатировал Поддубный. И, уперев свои здоровенные ручища в бока, указал на Янку. – Девятнадцатую, я так понимаю, вы забираете себе?

Соломон кивнул.

А Янка закрыла глаза, и я заметил, как у нее по щекам потекли слезы.

– Хорошо, а что насчет нашего убийцы докторов?

– Нашего пионера-контактора… – протянул Соломон, задумчиво помяв свой подбородок. – Пожалуй, с ним мы пока повременим.

Я от удивления открыл рот. И тут же раздался противный скрипучий смех.

Смеялся Соломон, согнувшись пополам.

– Шучу, конечно. Даже не рассчитывай, что этот «алмаз» останется в общем боксе в компании бездарностей!

В любой другой день, услышав такое, я, конечно же, испугался бы. А может быть, даже принялся бы умолять оставить меня со всеми, но сейчас все было иначе. У нас был единственный шанс на спасение. И я его не упущу! Пускай Янка в меня не верит, я докажу ей, как она ошибается.