«О яркая птичка, при встрече хоть раз…»

 
О яркая птичка, при встрече хоть раз
В объятья тебя заключить разреши.
Лишь стоит обнять мне тебя, как тотчас
Все тучи растают на склонах души.
 
 
Твоей красоты жесточайшую власть
И Кайс ощутил бы на месте моем.
Я Кайса слабей, и к тебе моя страсть
Подавно соперничать может с огнем.
 
 
Растаял на солнышке лед до конца,
Стал воском, кто кремнем считался досель
Меня променять стерегись на глупца,
А пуще того – с ним ложиться в постель.
 

Разговор влюбленных на свидании

 
Парень
Форму из золота сделав вначале,
Вылил фигуру твою ювелир.
Выслушай слово любви и печали,
Жемчуг, собою украсивший мир.
 
 
Жадным тебя я преследовал взором,
Но нерешительным был чересчур,
Глаз обладательница, по которым
Истосковался непонятый тур,
 
 
Станом черкесским сумела не ты ли
Шаха персидского очаровать?
Лечь и заснуть, как другие, – не в силе
Ночь под окном твоим встречу опять.
 
 
Выразить жест твой способен не меньше,
Чем на бумаге любые шрифты.
Замужем ты, но какая из женщин
Девичьи так сохранила черты?
 
 
Вот уж и лето достигло предела,
Травы поблекли, а ты среди гор,
Ставшая матерью, похорошела
Властному времени наперекор.
 
 
Счастье ты губишь, красавица, даром.
Сладко ль с ощипанным жить петухом?
Если пчела насладилась нектаром,
Это не может считаться грехом.
 
 
Женщина
Ты не терзай меня, милый, не мучай,
И без того мне не сладко, поверь.
Бог не пожаловал долею лучшей,
И ничего не исправишь теперь.
 
 
Замуж пришлось мне идти против воли,
Коршун в полете голубку настиг.
Голову гордо державший давно ли,
Тонкий, под ветром согнулся тростник.
 
 
Разве тебе я, мой друг, изменила —
Знатный тухум^[17] мой во всем виноват.
Золотохвостая рыбка из Нила
В невод попалась, чье имя адат.
 
 
Пусть же мой род разорится за это,
Будет его мне нисколько не жаль.
Что ж опоздал ты, сплетенный из света,
Крепкий, как будто дамасская сталь?!
 
 
Ночью под буркой меня почему же
Ты не увез на излуке седла?
Дочери царской была я не хуже,
Выдали замуж меня за осла.
 
 
Даже небесная птица не смела
Нежным пушком прикасаться ко мне.
Грязью покрылось жемчужное тело.
Где пропадал ты, в какой стороне?
 
 
Парень
Ах, куропатка, достойная Мекки,
Птичка, чей голос звенит бубенцом,
Зря ты себя обрекаешь навеки
Жить под единою крышей с глупцом.
 
 
Дам я совет: измени ты походку,
Принарядись – и тайком за порог.
Если и схватится муж твой за плетку,
Не пропадешь ты, спаси тебя бог.
 
 
Сердце мое обливается кровью,
Ты мне не меньше, чем жизнь, дорога,
И не оставлю, зажженный любовью,
Я у чужого тебя очага.
 
 
Нет в Дагестане такого аула,
Где б о твоей не слыхали красе.
Знают о ней и в прядильнях Стамбула,
Люди тобой очарованы все.
 
 
В белых церквах не с тебя ли иконы
Русские пишут, любви не тая?
Вижу я золота слиток червонный,
Проба на нем, словно подпись твоя.
 
 
Как без тебя я в печали утешусь?
Вмиг воскресишь и умершего ты.
Девичья прелесть и девичья свежесть —
Лишь отражанье твоей красоты.
 
 
Женщина
Губы мои были персика слаще,
Словно в соку алычовом к тому ж.
Страшный, как филин, что ухает в чаще,
Их исцарапал усищами муж.
 
 
Груди – две сахарных белых головки, —
В лапищах мужа не раз побывав,
Требуют нынче льняной упаковки,
Прежнюю форму свою потеряв.
 
 
Будто бы вата, что свернута туго,
Все белизной отливая, как рис,
Было и тело когда-то упруго,
Да изглодал по ночам его лис.
 
 
Парень
Как ни жестоки слова твои эти,
Чувствует сердце, что ты не права.
Может, с обиды – над ним, словно плети,
Горькие ты заносила слова.
 
 
От чистоты своей не отрекайся,
Телом похожая на молоко,
Первой красотке арабского Кайса,
Как до небес, до тебя далеко.
 
 
Так хороша ты, что кажется, право,
Сам Константин^[18] тебе только чета.
Время сильнее, чем царская слава,
Но не сильней, чем твоя красота.
 
 
Царская слава блеснет и померкнет,
А красота твоя не такова,
Мчится сквозь время и, будто бы беркут,
Всюду когтит она чудо-слова.
 
 
Не говори мне, что пыл мой напрасен,
Строит надежда над бездною мост,
Жизнь положить за тебя я согласен,
Слышишь ли это, соперница звезд?
 

Араканинка

 
Влюбился, но слово робел я сказать,
Тебе о любви своей слово сказать,
О страсти моей, что под стать лишь огню,
Не смел и записки любовной послать.
 
 
Ты – словно загадка. Нет сил у меня.
Любви лихорадка сжигает меня,
Мне горько и сладко, повсюду тобой
Расставлена мыслям моим западня.
 
 
Ах, лучше бы ты не являлась в Чалда!
Ах, что со мной сталось в ауле Чалда!
Прошла ты пред бедным жилищем моим,
И весь я, казалось, растаял тогда.
 
 
Ах, каракульчовый ягненок степей,
Медовых, шелковых ногайских степей.
В наряде кумыкском, араканинка,
Блистаешь ты вся до янтарных ступней.
 
 
Гуляешь, накинув ты черную шаль,
С каймой золотою узорную шаль.
Тобой, непокорною, я покорен,
И сердце мое разрывает печаль.
 
 
Не сердце в груди у меня, а костер,
И день ото дня все безумней костер.
И вмиг примерзает мой к нёбу язык,
Когда на меня обращаешь ты взор.
 
 
Ты – кровь с молоком. Льется свет с твоих щек,
Подобных еще я не видывал щек.
И каждую бровь, как арабское «н»,
Не тушью ли вывел на лбу твоем Бог?
 
 
Начало всего совершенного – ты,
Начало всего сокровенного – ты,
И составлять преспокойно в горах
Ты из поклонников можешь гурты.
 
 
Сильна на Кавказе любви моей власть,
Не даст тебя сглазить любви моей власть,
На схожее с яхонтом тело твое
Пылинка и та не посмеет упасть.
 
 
Аллах пожелал, чтобы мир отражен
Был, как в зеркалах, весь в тебе отражен.
И тонок твой нос, как дамасская сталь,
И статью черкесской твой стан наделен.
 
 
Голубкам попасть было в сеть суждено,
Когда б моя власть, – было б им суждено
Летать на свободе и ночи и дни,
Голубкам сродни твои груди давно.
 
 
А плавность походки… Идешь по тропе,
Как будто плывешь – не идешь по тропе.
Не так ли в пунцовых чарыках своих
Плывет куропатка по мягкой траве?
 
 
На улицу вышла, и серьги опять
Чуть слышно позванивать стали опять.
И за одно твое личико только
Красотку иную всю можно отдать.
 
 
Обнявший тебя не умрет человек,
Бессмертье такой обретет человек,
А тот, кому руку подашь ты хоть раз —
Не дважды ли юность познает за век?
 
 
Лихих кобылиц покупают князья,
Но падают ниц пред тобою князья,
Ты в плен генералов без боя берешь,
Хоть в плен генералам сдаваться нельзя.
 
 
В тебе воплотилась краса наших гор,
Краса и вершин и озер наших гор.
Ни у черкесов я, ни у кумыков
Красавиц таких не встречал до сих пор.
 
 
Что скажешь – слова переймет не одна
Невеста, вдова и жена не одна.
Твой нрав и походку спешит перенять
Любая невеста, вдова и жена.
 
 
Природа, твои создавая черты,
Восхода в тебе воплотила черты.
Идешь ты, и тень не бежит в стороне,
И лампой зажженной ты кажешься мне.
 
 
Волшебный павлин на вершине холма,
Гляжу не один на вершину холма,
Волшебным павлином ты кажешься мне,
И я не один от тебя без ума.
 
 
Луч света, в мое заглянувший окно,
О, где ты, в мое заглянувший окно?
Пусть даже не мне суждено с тобой быть,
Не сетую я на судьбу все равно.
 
 
Страдать по тебе я готов хоть года,
Опять и опять вспоминать хоть года,
А тот, кто несчастным меня назовет,
Не сможет сгореть от любви никогда.
 

Склони свою голову мне на плечо ты

 
Я весь раскален от любовного жара,
Плесни на меня ты водою хотя бы,
Хрустальный графин из сокровищ сардара,
Стоящий высоко на кровле Каабы^[19].
 
 
Не зеркало ль ты, что купили в Багдаде,
Чиста и сиятельна на загляденье?
Быть может, ослеп я и, в зеркало глядя,
Ищу в нем напрасно свое отраженье?
 
 
Как будто попал я в пучину морскую,
Судьба угрожает мне гибелью скорой,
Заоблачной сини покинув вершину,
Спустись ко мне горлинкою златоперой,
 
 
Ищу я в тебе состраданья напрасно,
Ложиться живым мне в могилу придется,
Безумная страсть удилам не подвластна,
Нельзя осадить ее, как иноходца.
 
 
Тобой, Халимат, очарованный аист
Не раз опускался на горные скаты,
Красавицам первым и птицам на зависть,
Наверное, в небе была рождена ты.
 
 
Скачу на коне я по горным вершинам,
И, сердце мое разрывая безбожно,
Плывешь ты вблизи лучезарным павлином,
Но так высоко, что достать невозможно.
 
 
Из райского озера, став куропаткой,
Не ты ли воды напилась под горою,
А после украдкой до устали сладкой
С другим обнималась вечерней порою?
 
 
Посланье, написанное Сулейманом,
Не ты ли несешь в своем клюве с востока?
Голубка, поднявшаяся над туманом,
Готов я похитить тебя у пророка.
 
 
Отдам я ружье с кубачинской насечкой,
Отдам и коня боевого в придачу,
Чтоб только владеть златорунной овечкой,
Пошли мне, всевышний, такую удачу!
 
 
Влюбился отважный Карам, и повсюду
История эта Востоку известна,
Но кто о любви моей горскому люду
С такой быстротой рассказал повсеместно?
 
 
Меня, что святым поклоняется книгам,
Ты знаком земного вниманья порадуй,
Всех больше из девушек схожая ликом
С красавицей дивною Шехерезадой.
 
 
Зачем обрекаешь меня на страданье,
Пред коим ничтожны мученья любые?
Единственный раз хоть приди на свиданье,
Скажу тебе тысячу слов о любви я.
 
 
На сердце лежит стопудовая гиря.
Самим падишахом поклясться могу я,
Что в жены не взял бы и дочку визиря,
В объятьях держать не желаю другую.
 
 
Не взял бы я в жены и гурию рая,
Хоть сам Константин попросил бы об этом,
Тебя не заменит красотка вторая,
Готов опечалить царя я ответом.
 
 
В саду моих чаяний, певчая птица,
Давно ты гнездишься и в зной и в морозы,
И, если придется тебя мне лишиться,
Из глаз моих хлынут кровавые слезы.
 
 
О, пестрый козленок, пришедший со мною
В цветник, удостоенный благословенья.
Готов оплатить я любою ценою
Хотя бы одно к тебе прикосновенье.
 
 
Белкис^[20], чья краса до сих пор не померкла,
Когда б тебе вызов послала законный,
Хоть многих соперниц в бесславье повергла,
Сама оказалась бы вдруг побежденной.
 
 
В роду Курайши^[21] раскрасавиц немало,
И если бы, вызов их гордый уважа,
Ты с ними красой состязаться бы стала,
Весов в твою пользу склонилась бы чаша.
 
 
Клянусь я, не смогут, усилья напрягши,
Твой нрав разгадать даже сорок ученых,
Средь девушек ты выделяешься так же,
Как на поле мак средь травинок зеленых.
 
 
Ты взглядом одним, луноликая, в силе
Зажечь даже камень в январскую стужу.
Когда б тебя в комнате темной закрыли,
То свет из окошка бы хлынул наружу.
 
 
И если б ты вышла на улицу ночью,
Растаяла б темень на улице сразу,
В чем сам муэдзин, убедившись ночью,
Призвал бы людей правоверных к намазу.
 
 
Всем девочкам зрелость, обычное дело,
Со временем к сроку дарует природа,
А ты, как весна, родилась и сумела
Достичь совершенства в течение года.
 
 
Понять, что красавицей девочка будет,
Уже на девятом году ее можно.
Когда еще грудь ты сосала, то людям
Красу твою было предвидеть не сложно.
 
 
Ужели росла на земле ты, красотка?
Гляжу на тебя, и не верится, право,
Откуда же эта лебяжья походка
И стройность такая, как будто ты пава?
 
 
Стирая границу меж словом и чувством,
Меджнун добивался успеха большого,
Вполне ты его овладела искусством —
И власть над людьми обрело твое слово.
 
 
Я стер очертание капли чернильной,
Но все же в ущербе осталась бумага.
Чужую ошибку предвидеть бессильный,
Молю: стерегись неразумного шага.
 
 
Смотри, чтоб избранник твой не был, красотка,
Похож на быка с переломанным рогом,
Ущербна для жизни такая находка,
Она сожалеть заставляет о многом.
 
 
Знакомы скоты мне, что жаждут в объятья