Следуя заветам Цицерона1, прежде чем пускаться в аналитическое рассмотрение темы, надо определиться с авторским пониманием используемых в теории терминов.
1. Специфика международного объективного права (обычай) и субъективного (конвенционного) права
Феномен права как такового можно лапидарно определить как устанавливаемый и обеспечиваемый властью порядок общественных отношений2. Это определение применимо в принципе и к международному праву, ибо соответствующий правопорядок в международных общественных отношениях также устанавливается властями (согласованно) и обеспечивается властями же индивидуально или согласованно-коллективно.
Источник права3не есть (согласно бытующей отечественной доктрине) «классовая» или «государственная» воля, поскольку, во-первых, воля является сугубо психологической индивидуальной эманацией сознания именно только человека и реально не может быть коллективной, а во-вторых, воля не самопроизвольна и не самоисполнима. Это не цель, но лишь средство, инструмент.
Любые как национальные, так и международные нормы права принимаются, устанавливаются и обеспечиваются властной силой конкретных суверенных государств, а реально применяются в конечном итоге соответствующими субъектами права этих государств. Разница может состоять в методах (формах) нормоустановления (правотворчества): правовые нормы принимаются либо «единолично» тем или иным суверенным государством на основе своего конституционного строя (и становятся национальными нормами), либо в результате коллективного межгосударственного сотрудничества, согласия (и являются международно-правовыми нормами). Причем и в этом случае государства действуют согласно своим соответствующим конституционным установлениям, в рамках которых международно-правовые нормы трансформируются (реципируются), возможно с оговорками и изменениями, для применения в конечном счете национальными субъектами права соответствующих сотрудничающих государств.
Принципиально отличительным свойством правовых норм, которые были трансформированы (рецепированы) из международных договоров и действуют в национальных правовых системах стран-участниц данных договоров, является автономность (самостоятельность) таких норм. Коль скоро они изначально были согласованы и приняты коллективно-договорно, они могут и изменяться или отменяться также лишь коллективно, но не индивидуально-властной силой отдельных стран-участниц договоров. Автономны также в национальных правопорядках и обычно-правовые международные принципы и нормы.
Объективное право(lex, law, loi, Gesetz)4 – совокупность установленных властной силой норм поведения в рамках той или иной подвластной юрисдикции.
Субъективное право (jus, right, droit, Recht)5 – совокупность всех прав и обязанностей (правоотношений), действующих в данном юрисдикционном поле, существование и соблюдаемость которых зиждется на применимом объективном праве.
Объективное и субъективное право имманентно взаимосвязаны. Объективное право в отсутствие обеспечиваемых им правоотношений – не более чем абстракция. Субъективного права нет, если оно не зиждется на объективном праве. Совокупность объективного права и всех субъективных прав в рамках определенной юрисдикции и есть в целом та или иная правовая система.
Государственный суверенитет6конституционно и иным образом декларируется обычно в качестве «народного суверенитета». Это, по сути, правовой апофеоз властной силы. Государственный суверенитет есть формально-юридическая независимость государственной власти от любой иной власти.
Международное объективное право состоит из следующих компонентов:
1. Общепризнанных принципов и норм, иначе – «международного обычая как доказательства всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы» плюс из «общих принципов права, признанных цивилизованными нациями» (п. 1 «b» и «c» ст. 38 Статута Международного суда ООН). При этом так называемые общие принципы права, признанные цивилизованными нациями, представляют собой источник не только международного, но и внутреннего, национального права для каждого из таких наций (государств).
2. «Международных конвенций – как общих, так и специальных, устанавливающих правила, определенно признанные» государством-участником таких конвенций (договоров) (п. 1 «a» ст. 38 Статута Международного суда ООН). Иначе говоря, у каждого государства свой набор конвенций, которые представляют собой источник международного (одновременно национального) права для данного государства.
Международное право имеет три существенных особенности, отличающие его от любого национального права:
– международное право – принципиально публичное; оно призвано согласовывать и регулировать именно государственные (точнее, межгосударственные) публичные интересы;
– в мире нет единой суверенной властной силы, которая в отличие от отдельных государств обеспечивала бы установление и соблюдение облигаторного объективного международного права;
– в отличие от внутригосударственных правовых систем, включающих всеобъемлющий корпус объективного права, международное объективное право хотя и распространяется на все сообщество государств, но реально сводится к «международному обычаю как доказательству всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы», а также к «общим принципам права, признанным цивилизованными странами»7.Субъективное же международное право, выражающееся в международных конвенциях8, распространяется лишь на государства – стороны соответствующих конвенций.
Отсутствие единой надгосударственной власти, а также логически соответствующее этому отсутствие полнозначной облигаторной действенности объективного международного права и являются капитальной причиной слабости, подверженности «двойным стандартам» толкования в применении имеющегося, причем сравнительно (с национальным) «малокровного» и малоэффективного объективного международного права.
Международно-правовой обычай. Conditio sine qua non для любого правового, в том числе международного обычая, – это невозможность изменить, изъять обычно-правовую норму посредством договорной нормы.
Пример обычно-правовой нормы: pacta sunt servanda. Отдельные договоры (pacta) могут быть самыми разнообразными по предмету, но их соблюдение обязательно! И эту норму договорным путем нельзя изменить (в силу другой обычно-правовой нормы – probatio ad absurdum). Соглашение о необязательности договора абсурдно, ибо теряется весь правовой смысл договора. Нельзя не отметить и рыхлость так называемого обычая, и простор для самых разных толкований. Кем? В лучшем случае, очевидно, судом (по каждому конкретному казусу) понимания обычая как «признанного» в качестве правовой нормы. Еще более неопределенны, ничем и никем авторитарно не кодифицированые общие принципы права так называемых цивилизованных стран – квалификация ныне вообще, очевидно, «неполиткорректная». Фактически действительно существеннейшее значение имеют международные обычно-правовые принципы и нормы для стран, так называемых изгоев, нечленов ООН, таких, к примеру, как Тайвань, КНДР, Абхазия и др.
Международное договорное право. Чем же действительно прагматически предлагается руководствоваться международным судам и другим заинтересованным субъектам права? В Статуте Международного суда ООН говорится прежде всего о «международных конвенциях – как общих, так и специальных, устанавливающих правила, определенно признанные спорящими государствами»9. Регулирование международных отношений реально и осуществляется конвенционно, т. е. международным субъективным правом и в его локально-объективном качестве в так называемых правоустановительных договорах. Но при этом, однако, в отличие от любой системы национального права, в которой субъективные права зиждутся на прочной базе объективного права, у субъективных (конвенционных) норм международного права отсутствует, как уже отмечалось, солидная опора в виде надежно облигаторного общего объективного права. Такое отсутствие строго облигаторно-«санкционной» базы обеспечения ответственности государств за исполнение ими своих международно-правовых обязательств, увы, можно сказать, «концептуально» для международного права. Попытки в течение почти полувека выработать под эгидой ООН международную конвенцию об ответственности государств фактически окончились фиаско – принятием всего лишь Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН от 22 декабря 2001 года с рекомендательным «Проектом Статей» на тему ответственности государств10.
Исполнение согласованных правил международного правоустановительного (для внутреннего права государств-участников) договора формально осуществляется на практике почти исключительно государствами-участниками как таковыми посредством соответствующих внутригосударственных правовых и иных акций (или воздержания от акций), и, таким образом, можно говорить, что фактически коллективно согласованные (на двустороннем или многостороннем уровнях) меры формально-юридически отличаются от мер, применяемых государством самостоятельно в рамках своей внутринациональной компетенции, только тем, что договорно обусловленные меры были согласованы с другим (другими) государствами. Международный договор, таким образом, может трактоваться как своего рода особый инструмент осуществления государством своей принципиально суверенной правотворческой (или просто «творческой») деятельности в своем юрисдикционном поле, но по согласованию с другими государствами.
Особо наглядна соответствующая роль международного договора как по сути субститута индивидуального правотворчества государств-участников, наблюдаемая в процессе так называемой международно-правовой унификации11. Иначе говоря, речь идет о нормах субъективного (договорного, конвенционного) права в его правоустановительном качестве, причем применимых исключительно к задействованным государствам. Реально несравнимо подавляющая доля международных отношений регулируется не обычным международным правом, но конвенционным. И.И. Лукашук справедливо отмечает, что договорно-правовые нормы практически имеют гораздо большее значение, нежели общепризнанные принципы и нормы, которые устанавливают лишь общеприемлемые правила, но не порождают каких-либо сложных коллизий в национальных правовых системах. Договорные же правила способны вносить конкретные и весьма существенные изменения в национальном праве, затрагивающие и материальные блага, и военные обязательства вплоть до ограничений суверенитета. Более того, договоры могут быть многосторонними и их нарушения или изменения весьма неоднозначны12. При этом, как отмечено выше, у каждого государства свой собственный «набор» международных договоров с участием данного государства, что дает основание говорить: у каждого государства «свое» собственное международное право13.
Статья 27 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года гласит: «Участник (договора. – Г.В.) не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора». По сути, это означает, что нет примата внутреннего закона над нормами международного договора. Но это отнюдь не установление примата и международного права как такового.
В статье 46 Венской конвенции 1969 года предусматривается, что международный договор является недействительным, если он заключен в явное нарушение нормы внутреннего права договаривающейся стороны особо важного значения, но и это не означает принципиального примата национального права. Между тем природа международных договоров, конвенций двойственна. С одной стороны, это международное субъективное право, регулирующее, по сути, двусторонние или многосторонние правоотношения, касающиеся лишь государств-участников, но эти правоотношения могут воплощать и суверенные интересы («воли», согласно бытующей «волевой» теории) государств-участников и, таким образом, могут являть собой и коллективное суверенное правотворчество, т. е. с другой стороны, творят объективное, но локальное, региональное и даже квазиуниверсальное право для государств-участников. Причем и локального, и регионального характера договоры равно подпадают под международно-правовой режим международных договоров, в том числе на основе Венской конвенции 1969 года. Заметим, что абсолютно универсального значения, т. е. с участием всех государств мира, в том числе и так называемых стран-изгоев, нет.
В ракурсе наиболее значимого для настоящего исследования вопроса, а именно соотношения международно-правовых и национально-правовых, в том числе российских, средств регулирования, представляется обоснованным исходить из того, что международное право в принципе регулирует межгосударственные правоотношения. Национальное же объективное, в том числе российское право, регулирует субъективные правоотношения между субъектами этого российского права, а что касается, в частности, прав и свобод человека, то субъектами этих правоотношений, естественно, являются в первую очередь отдельные люди, граждане России, а также соответствующие люди во власти. Международное право непосредственно, напрямую применимо к людям-правопользователям лишь в исключительном порядке, а именно когда, например, российское государство на внутризаконной или договорной основе уступает свои определенные суверенные юрисдикционные права.
Дуализм (двойственность) как теория полагает независимое сосуществование и развитие (единого) международного права и множества разнообразных внутригосударственных правовых систем. Строго говоря, дуализм, как таковой, мыслится применительно ко всему международному праву, по отношению в целом ко всем национальным правам.
В настоящее время теория дуализма, пожалуй, преимущественно рассматривается в правовой литературе, например Филиппом Кунигом, как архаично-неактуальная, но при этом ученый не очень последователен. Одновременно им же современное право Италии квалифицируется на сегодня как «наиболее яркий пример дуалистической концепции имплементации норм международного права»14. Дуалистическими являются и возможные правоприменительные коллизии между правилами международных договоров (с участием России) и внутринациональными нормами российских законов, – коллизии, предусматриваемые ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, о чем подробнее сказано ниже (гл. 3.2). Иначе говоря, дуализм, оказывается, еще не исчезает из реальной, в том числе правоприменительной практики.
Под термином «трансформация» (преобразование) с известными нюансами (рецепция, инкорпорация, адаптация, признание, в том числе обычаем, понимается внутригосударственная правовая процедура, обычно нормотворческий акт, имплементирующий (правоприменяющий) международно-правовые правила, превращая их в составную часть, в нормы соответствующего внутригосударственного правопорядка15. И хотя дуалистическая концепция ныне «из моды» вышла, связанные с ней трансформационные, имплементационные процедуры никуда не исчезают.
Трансформация, если использовать этот термин как родовой для всех ее разновидностей, может, кроме признания обычаем, как сказано выше, преимущественно производиться внутригосударственным актом либо индивидуального свойства, например ратификацией международного договора, либо это может быть и акт «генерального» свойства. Например, Конституция РФ в части 4 статьи 15 инкорпорировала все «общепризнанные принципы и нормы международного права», для которых в отличие от также рецепируемых международных договоров не требуется дополнительной ратификации, одобрения и т. п.
По сути, во всех случаях, когда для придания международному договору качества внутригосударственного акта требуется ратификация (Великобритания, Германия, Италия, США и т. д.), иначе – некая трансформационная акция имеет место, т. е. надо признать акт дуалистического характера.
Важно, что международное право не действует собственной силой – ex proprio vigore –
О проекте
О подписке