«Западня готова, – ухмыльнулся я, и только сейчас в меня ворвалась красота природы. – И почему я раньше не замечал стрекота кузнечиков, трепещущих стеклянными крылышками стрекоз, разноцветных бабочек. Как прекрасен этот мир? Это же мой мир!? Мой!!! И никто не посмеет отнять у меня законное имущество! Законное? Да, на правах завоевателя. Скоро планета содрогнется, а выжившие людишки начнут лизать пыль с моих сапог. Даже бабочек и всех безмозглых букашек научу поклоняться».

Собака.

Военный в полковничьем мундире подошел к моему мертвому телу и с наслаждением пнул его сапогом.

Я зарычал:

– Гав! Гав! – еще не осознав, что я уже в собаке, что я и есть пес.

Полковник огрел меня плетью и крикнул кому-то на опушке: – Молодец, Иванов! Награжу по-царски!

Он опять пнул мое тело, переворачивая на спину. Мне оставалось только рычать.

– Ого!? – полковник сверился с прибором. – А колечко совсем не простое!?

Полковник еще раз опек мой бок плетью. Пришлось отбежать. Он приставил пистолет к кольцу. Грохнул выстрел – мой «Аладдин» умер.

– Ну вот, теперь все в порядке, – полковник слегка постучал по прибору, но стрелка не шелохнулась. – Да, сейчас колечко такая же дохлятина, как и его хозяин.

Я в бессильной злобе завыл, а затем, совсем обезумев, бросился на убийцу. Полковник прицелился, но пистолет вместо гулкого выстрела лишь щелкнул, оно-то был однозарядным. А я вгрызся зубами в бедро, чуть повыше сапога.

«Не так уж и плохо быть псом!» – неожиданно для себя решил я, все глубже вонзаясь зубами в мясо и сухожилия и поворачивая голову из стороны в сторону, пытаясь вырвать кусок мяса. О, с каким наслаждением терзал теплую плоть убийцы. А его удары руками по голове лишь помогали рвать сумасшедшего. Сейчас я узнал в полковнике беглеца из сумасшедшего дома, но я видел в нем не больного, а заклятого врага.

Наконец полковник сообразил изменить тактику, вытягивая из ножен саблю.

У меня хватило ума отпустить ногу и скрыться в кусты. А к полковнику уже бежали солдаты.

– К лекарю, быстро! – скорее выл, чем приказал полковник.

Его пронесли мимо моего укрытия.

«Ух, как обильно льется кровь! – я испытывал истинное удовлетворение, позабыв заложенные в детстве христианские заповеди. – Да она просто хлещет!»

Мое возбуждение неожиданно погасил противный зуд в боку. Я машинально куснул, где чесалось, хотя меня никто и никогда такому не учил – полегчало.

«Блохи! – изумился я. – Еще этого не хватало?!»

Еще полностью не осознав, что я сейчас представляю, нюхнул бок. В ощущения мгновенно ворвалась вонь немытой, давно пропотевшей шерсти, сладкий аромат полковничьей крови в пасти и, конечно же, едва заметный, но никогда не проходящий дух вечного врага – блох. Со злым рычанием выдохнул, раздвинув выдохом шерсть. Взору открылись полчища злых, кусачих паразитов. Зубы без команды защелкали, и иногда удавалось раздавить кусачее отродье.

Минут пять с урчащим наслаждением воевал с противником в кудлатой шерсти, пока стыд не проник в сознание.

«Тьфу ты, я же человек, а не псина!» – наконец дошло до меня. Но что-то, не подвластное логике, заставило еще раз порыться в шерсти и наплевать на приказы «венца природы». Все же я оказался незваным гостем собачьего тела, а его хозяин попросту меня игнорировал. И как я не противился глупейшему желанию псины, она задрала лапу у дерева и с наслаждением помочилась. Я честно признал, что это действительно очень приятно, хотя еще долго упрекал блошиного врага за не эстетичность.

Дворняга, выполнив свои жизненно необходимые заботы, позволила беспрепятственно пользоваться телом. Я приступил к разведке.

Открывшиеся неожиданно возможности не переставали удивлять. Например, я легко чуял «след» полковника. Конечно, собачьи способности уступали «Аладдину», но без них я был как без рук. На мысли о руках настроение несколько упало, но не в моих правилах долго оплакивать потери. Отчетливый кровавый след и запах убийцы привели к палатке. Я тихо всунул лохматую голову под полог. Полковник сидел спиной ко мне на складном стульчике. Штанина на правой ноге распорота до сапога, обнажив бедро и следы моих зубов.

«Все же я его классно обработал!»

Теперь я нашел беглеца из дурдома, но что толку?! Забрать его без кольца не мог. Да я и сам застрял в неспокойном веке. И тут меня словно ошпарило, и я во весь дух понесся обратно к телу. Конечно, кольцо, если его сломать, пошлет последний SOS. Несомненно, у моего тела надо ждать команду спасателей.

Еще метров за пятьдесят открылась картинка: четверо одетых в русские мундиры что-то делали с моим телом. Одеты они вроде и правильно, но говорили не чисто. Правда, кто в российской армии правильно говорил на русском? Большая часть солдат говорила с уйгуро-финским акцентом либо тюркским. Но в ложных солдатах прорывался знакомый по моему веку акцент, совсем не нынешний. Но главное: их прически совершенно не вязались с 19 веком. Наверняка, в спешке готовилась авральная команда.

– Введите консервант, – услышал знакомый голос профессора Острожского, и мои сомнения окончательно рассеялись.

Я потянул профессора за штанину и начал лаять, используя интервалы, как в древней азбуке Морзе: – Гав, гав…

Один из помощников профессора попытался пнуть меня ногой, дабы не мешал. Но в глазах профессора уже зажегся огонек. Он внимательно вслушивался в собачий брех и одновременно рукой остановил излишне ретивого помощника.

– Собаку тоже берем! – приказал он.

В нашу сторону шли солдаты с батареи Иванова. Видно их тоже смутила команда Острожского.

– Стартуем.

– Но мы породим легенду, исчезнув на глазах у солдат, – неуверенно возразил помощник профессора.

– Немедленно! – прекратил споры глава лаборатории.

Райский зеленый уголок заволокло туманом, в последний раз каркнул черный ворон, нетерпеливо ждавший, когда мы отойдем от падали. Сначала растаяли удивленно кричащие солдаты, а за ними возмущенно каркнувший ворон и лесная поляна.

Подлатали.

– Тузик, Тузик, Тузик… – подзывала к себе прекрасная блондинка, пытаясь соблазнить конфетой.

Как бы она мне не нравилась, но подобной фамильярности, унижения стерпеть не мог.

– Р-р-р! – гневно оскалил на нее зубы.

Девушка невольно отшатнулась к стене.

– Прости, Иосиф, неудачно пошутила, – она в знак примирения собралась почесать за моим обвисшим рыжим ухом.

Я предупредительно рявкнул.

– Ишь, какой недотрога, – хмыкнула блондинка, но руку побоялась опустить на голову. – Пошли в реанимацию, главврач просил тебя туда привести.

Я потрусил за ней, невольно уставившись в точеные ножки.

«И чего не дал почесать за ухом? Было бы ух как приятно! Да и паразитов пару штук бы соскребла».

Так я корил свой строптивый характер еще пару поворотов, пока не уперлись в знакомую дверь.

– Тузик, заходи, – дразнила собачьим именем блондинка, распахивая дверь. Она, несомненно, знала, как меня бесит любое сравнение с комнатной собачкой.

Мне не хотелось рычать, но пришлось поддержать резюме гордого пса.

– Ой, ой, ой! Какие они независимые, – опять она хмыкнула.

От ее подколок даже не знал, рычать мне или краснеть. Я наверняка не только рыкнул, но и покраснел, но густая шерсть скрыла смущение.

В палате собрались не только главврач психиатрической больницы, но и еще пара светил медицины, их помощники, Острожский и, конечно же, я. Я увидел себя совершенно нагого на хирургическом столе. Мне стало стыдно за наготу перед блондинкой, и я смущенно гавкнул.

– А вот и вы, – обрадовался главврач. – Как видите, мы над вами славно потрудились. Заменили разрушенные снарядом органы на вновь выращенные методом клонирования биологические материалы. Генетически они идентичны замененным частям тела. Так что с телом проблем нет. Но мозг…

«Что с мозгом?!» – поразило меня страшное подозрение, но вместо кучи вопросов выплеснул лишь нервный лай.

– К сожалению, – прервал меня и главврача Острожский, – мы не можем скакать по Времени, как захотим. В нем есть «мертвые» промежутки. Время можно сравнить с рекой, а наше его восприятие подобно кораблику, плывущему по течению. Так вот: путешествуя по реке Времени, нам не всегда удается запрыгнуть именно на кораблик. Мы, как правило, можем оказаться либо за его кормой, а это нас не устраивает, или перед носом. Чуть-чуть поджидаем, и он сам к нам подплывает.

«Что за чушь он несет? Ликбез для неграмотных! Я и сам не раз окунался в пучину Времени».

– Мы немного опоздали, Иосиф, – продолжал Острожский. – Когда мы нашли вас бездыханным, то некроз тканей вашего тела шел вовсю. Восстановление органов, мышечных тканей, костей не проблема. Даже мозг слепили заново, но он пуст».

– У-у-у! – сорвался плач по моему мертвому телу. Что толку от крепкого организма, если оно дышит принудительно, а сердце бьется по приказам кардиостимулятора. Оно бездушно, мертвое, я обречен на вечное заточение в собаку!

– Я вижу, ваш начальник нагнал на вас страха. Все не так безнадежно, как вы, наверное, подумали, – словно прочитал собачье горе главврач. – Сейчас мы приступим к оживлению тела, а вы как раз крайне необходимы для этой операции. Мы, так сказать, вдохнем в вас жизнь, мы перепишем вашу память обратно.

Я перестал выть, и даже краем глаза определил рефлекторное веселое виляние хвоста. Теперь я буду очень уважителен к психотерапевтам.

– Так вот, – продолжил спаситель. – Я просканировал собачий мозг и утверждаю: переписать вашу личность обратно весьма реально. Просто удивительно, как мало серых клеточек потребовалось для сохранения вашей сущности.

Блондинка хихикнула. А мне было наплевать. Сейчас и не пытался краснеть за объем своего интеллекта, а радостно подскакивал, пытаясь лизнуть руку главврача, вилял хвостом. Как мне хотелось вернуть прежний облик!

– Гав! Гав!

– Спокойнее, Иосиф. Спокойнее. Прошу сюда, – главврач обтер руку от моей слюны о полы халата и указал на коврик в углу, с подвешенной над ним огромной тарелкой, сильно смахивающей на радар.

Только сейчас обратил внимание на такую же тарелку над моим обнаженным телом.

«Ага! – догадался я. – Эти штуки наверняка для перекачки памяти из меня в меня».

Тавтология мыслей немного рассмешила, вырвавшись счастливым повизгиванием.

– Не волнуйся, все будет хорошо! – успокоила блондинка, перебирая шерсть за ухом.

«Как будто я испугался?! Но пусть чешет, я не против. Ух, как приятно!»

– Иона, отойдите от пса… простите, от Иосифа. Иначе излучение вашего мозга исказит перепечатку сознания пациента.

«Иона… значит, вот как тебя зовут. Ты классно чешешь за ухом, эх, если бы еще ловила блох. Хотя откуда им здесь взяться – стерильность. Но как неповторимо, нежно умеешь шебаршить шерсть! После твоих нежных пальчиков ни один паразит не удержится за мех».

– Иосиф, расслабьтесь, – главврач снял шлем с головы. – Что за дурашливые мысли о блохах?! Прекратите!

Светило психиатрии вновь водрузил шлем на голову.

«Ну и позорище! Он же видит меня насквозь. И мне показалось мое обнаженное тело на столе прилично одетым по сравнению с тем, что увидел обладатель чудесного шлема».

– У-у-у! – в который раз на медицинской экзекуции взвыл я.

Главврач лишь развел руки. Мол: по-иному никак нельзя, терпи.

И я стиснул клыки, рычал, но терпел. Пытался все выбросить из головы, но как это сделать? Воображение рисовало обнаженную Иону, и как она чешет за ухом, ищет зубами в моем боку блох. Я гнал игры фантазии прочь, а они, преобразившись, возвращались еще невероятней, даже по моему собачьему уму.

– У-у-у!!! – разбивался мой стыд и беспомощность о тарелку-радар и о потолок в реанимации.

Но тарелка не развалилась, а потолок даже не дрогнул от потока смущения. Мне казалось, лучше не воскресать, чем позволить кому-либо копошиться в сознании. Я умирал со стыда, но собачий организм и психика оказались весьма крепкими.

А светило из дурдома лишь разводил руки (как они не устали от моих дебильных видений?) сочувственно кивал головой, но с каким-то наслаждением вслушивался в видения из шлема. Игриво подмигивал на мои невольные образы и чем-то неприличные давно забытые пласты памяти. Но вот он передвинул на пульте один из рычажков, и мое «у-у-у!» угасло вместе с сознанием.

Полковник.

Я всмотрелся в изображение в зеркале. Качество зеркал первой половины 19 века, не ахти какое, но размытые черты меня даже больше устраивали. Мундир, присущая только этой эпохе треугольная шляпа, гордая осанка… Кого изображение напоминает? Наполеона?! Неужели я окунулся в забытую всеми яму во времени, чтобы нарядиться под великого предшественника?! Да нет! Конечно же, он нуль по сравнению со мной, но пришлось признать: что-то в подсознании заставило примерить форму под Наполеона. Не зря я прыгнул в мир, еще помнящий великого завоевателя не понаслышке. Скоро они узнают по-настоящему Великого, Наимудрейшего, Богочеловека.

Я повернулся, пытаясь найти более величественный ракурс. От неудобного поворота боль из бедра прошлась по всему телу горячей волной. Я едва не застонал, но сдержался, стиснув веки. А когда разлепил глаза, от моих великих миражей не осталось и следа. Мозг переключился на деловой лад.

«Где я его видел?» – пытался нарисовать в воображении лицо преследователя из Времени, и я его вспомнил.

Я его видел в лаборатории Острожского. Мы тогда параллельно работали над конструкцией машины времени, обменивались информацией, пока… пока меня не упекли в психушку! Они, видите ли, решили корректировать личность! Разве можно улучшить гения?!

Я так разгневался, что едва вернулся в русло конструктивных размышлений.

«Почему он сначала посетил эти же места, но на полвека опередив меня?»

Неясное подозрение постоянно всплывало в сознании, загадка бесила. Я смутно чувствовал, успех всей моей кампании спрятан в разгадке тайны, укрывшейся за полвека.

Я переоделся в цивильный костюм, настроил прибор, но он едва-едва смещал время высадки. Как говорил древний философ: нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Я решил войти в реку времени немного раньше, моего уже покойного преследователя. Я не люблю опаздывать.

Прибор перенес к богатой усадьбе, чуть ли не дворцу. Преследователь сначала попал сюда, так подсказывал прибор. Загадка таинственного посещения усадьбы нестерпимо зудела, и я ступил на крыльцо таинственного дома.

То ли дворецкий, то ли просто слуга предложил сесть в уютное кресло, а сам пошел по лестнице на второй этаж с докладом к хозяину.

Почти сразу же в гостиную, прихрамывая, словно пародируя меня, спустился по широкой лестнице богато одетый человек, правда у него еще и рука была подвязана и на щеке свежий шрам. Один шитый золотом Слуцкий пояс чего стоил! Я быстро проанализировал: богато одетый, властный, еще крепкий, но годы уже густо побелили волосы, а лицо морщинами. Хозяин, легко догадался я.

«Но это лицо копия простреленного снарядом сотрудника Острожского, только более старая копия. Генетическое сходство? Несомненно! Вот вам и разгадка: он любопытства ради посетил далеких предков».

– Чем могу помочь пану? – прервал уже почти созревшую догадку пан Пиотух.

– Лошадь разбередила старые раны на ноге, они открылись, почти не соврал хозяину. – Можно у вас их перевязать.

– Конечно можно и, даже, профессионально. Моя жена вот-вот родит, и у нас постоянно гостит лекарь. Он сейчас вас перевяжет, – весьма учтиво отнесся к просьбе хозяин и добавил следующему за ним слуге: – Антось, пусть Алеся подготовит гостю зеленую комнату на первом этаже. Видишь, ему тяжело с больной ногой подниматься вверх. И сразу отправь к гостю лекаря, надо раны перевязать, а если потребуется, то и подлечить.

«Так он хотел увидеть новорожденного предка?! – наконец дошло до меня. – Пусть увидит, только проживет ребенок не больше дня. Я расстрелял из пушки преследователя, а теперь он даже не родится. Твои гены останутся в этом веке, не оставив потомства!»

Приблизительно так решил я, перебирая в уме арсенал ядов в походной аптечке. Мне не хотелось огорчать радушного хозяина смертью жены, ведь он сразу почувствовал во мне Величие. Не то, что его далекий потомок. Правда, без огорчений хозяину не обойтись. Несомненно придется потерять новорожденного, да только дети сейчас и так мрут, как мухи. Переживет, нарожает еще, но покойник уже не родится. Предка то не будет. Главное, как использовать яд? Придумаю, гений всегда найдет решение. Подмешать зелье в еду или питье роженице не такая уж проблема.

Пробуждение.

– Вставайте, – предложил главврач, снимая шлем. – Вы здоровы. Личность восстановлена почти без изменений.

– Что значит: почти? – спокойно спросил я, вставая с жесткого ложа, но холодок тревоги коснулся сердца.

Я перехватил озорной взгляд Ионы чуть ниже пояса, и за неимением фигового листочка, прикрылся ладошкой. Иона хихикнула.

– Возможно, прихватили что-либо из носителя сознания, – эскулап кивнул на лохматого пса, протягивая больничный халат. – Очень сложно выдернуть одно сознание из мозга, не выдрав отдельные кусочки сжившейся с вами второй личности.

Дворняга увидела, как внимательно за ней наблюдаем. Она радостно вильнула хвостом, подбежала, лизнула руку.

«Хозяин, Ты живой?!»

Врач протянул мне халат, а я в мгновение прикрыл им свою наготу.

И смешинки в глазах Ионы сразу потускнели, все же халат ей не понравился.

– Иосиф, ты помнишь свое последнее задание? – вклинился в разговор Острожский.

– Конечно. Вернуть психа из древней Литвы в дурдом.

– Именно. Тебе придется выполнить задание. Сначала сделаем новое колечко, модернизируем по совету Ионы, – он кивнул в сторону девушки, но я тогда не придал значения по поводу модернизации «Аладдина». – У нас в лаборатории нет ни одного специалиста по Литве 19 века. Можно, конечно привлечь специалиста со стороны, но подготовка к специфике работы потребует времени. Нам все же приходится не столько копаться в пожелтевших документах давно прошедших времен, но самим непосредственно посещать времена. А они не пожухлые и трухлявые раритеты, а полны сил и весьма опасны. Впрочем, сам знаешь, на собственной шкуре испытал силу и коварство Прошлого. Но ничего, за одного битого двух небитых дают. А более битого, чем ты у нас нет.

Он расхохотался от своей же шутки, похлопывая меня по плечу.

«Если уговаривает вновь работать в прошлом, значит, Муравьев основательно повредил колечко. Получается, мои выкрутасы с предками не расшифрованы. Кто бы пустил на новое задание сеявшего едва не на каждом шагу парадоксы?»

– Можете не уговаривать, я готов вернуться за психом, – тут уж я точно не слукавил. Ранее безличное задание превратилось в потребность, в охоту на личного врага. Интересно, что лежит в корне изменения моих настроений? Месть? Неужели примитивная и давно изжитая моими современниками месть?! Или я заразился чаяниями и настроениями моих предков? Как заразно время, но меня пьянит и радует единство с кланом свободолюбивых Пиотухов!?

– И отправиться за ним необходимо максимально быстро. Чем позже начнешь преследование, тем большим окажется мертвое для наших визитов Поле Времени. А дай сумасшедшему время, и он такое натворит…

– Насколько велик сейчас недоступный зазор во времени?

– Около 3-4 месяцев, и он быстро увеличивается.

– Не просто увеличивается! – прервал Острожского возбужденный глава дурдома. Он часто эмоционально накалялся, когда тема касалась его пациентов. – Мы прочли подсознание вашего бывшего коллеги Муравьева. Он намеренно баррикадируется в начале 19 века и расширяет захваченное Время. Более того, он намерен нас лишить машины времени.

– Разве такое возможно?!

Острожский и главврач в унисон кивнули, но я им все равно до конца не поверил.

– Он хочет изменить Историю, а нас уничтожить! – продолжил главврач, а Острожский поддержал его кивком.