В этой книге мы увидим разнообразные способы, которыми такое переключение направления оказывает формирующее влияние на личность. Его более непосредственным влиянием является предотвращение того, чтобы самоидеализация осталась чисто внутренним процессом, и вовлечение ее в весь круговорот жизни человека. Человек хочет – или скорее испытывает влечение – выразить себя. И теперь это означает, что он хочет выразить свое идеализированное Я, проявить его в действии. Оно постепенно проникает в его стремления, цели, образ жизни и взаимоотношения с другими. По этой причине самоидеализация неизбежно вырастает в более всеобъемлющее влечение, которое я предлагаю обозначить с помощью соответствующего его природе и характеристикам термина: поиск славы. Самоидеализация остается его ядерной частью. Другими его элементами, присутствующими всегда, хотя и с разной степенью силы и осознанности в каждом конкретном случае, являются потребность в совершенстве, невротическое честолюбие и потребность в мстительном триумфе.

Среди влечений к актуализации идеализированного Я самой радикальной является потребность в совершенстве. Ее цель не меньше чем трансформация всей личности в идеализированное Я. Подобно Пигмалиону в версии Бернарда Шоу, невротик стремится не только к ретушированию, но и к переплавке себя в совершенство особого вида, предписываемое специфическими чертами его идеализированного образа. Он пытается достичь этой цели с помощью сложной системы долженствований и табу. Так как этот процесс является и решающим, и сложным, мы отложим его рассмотрение до специальной главы^[5].

Самым очевидным и обращенным наружу среди элементов поиска славы является невротическое честолюбие, влечение к внешнему успеху. Хотя это стремление отличиться является разрастающимся и выступает как тенденция к достижению отличия во всем, обычно сильнее всего оно сказывается в тех делах, где отличиться для данного человека в данное время наиболее реально. Следовательно, содержание честолюбивых устремлений вполне может меняться несколько раз в течение жизни. В школе человек может испытывать непереносимый позор, получая не самые лучшие оценки в классе. Позднее его может так же компульсивно влечь к тому, чтобы иметь больше всего свиданий с самыми соблазнительными девушками. И вновь, еще позже, он может быть одержим стремлением делать как можно больше денег или стать наиболее выдающимся в политике. Такие изменения легко порождают определенный самообман. Человек, когда-то фанатически полный решимости быть величайшим героем спорта или героем войны, может в другой период столь же твердо решить быть величайшим святым. Он может верить затем, что он «утратил» свое честолюбие. Или он может решить, что достижение отличий в спорте или войне было не тем, чего он «на самом деле» хотел. Таким образом, ему, возможно, и не удастся осознать, что он все так же плывет на лодке честолюбия, просто изменил курс. Конечно, надо детально проанализировать, что заставило его изменить курс в конкретный момент. Я подчеркиваю эти изменения потому, что они указывают на тот факт, что людям в когтях честолюбия почти неважно содержание того, что они делают. Важно само по себе достижение отличия. Если не распознать этой закономерности, многие изменения будут непонятными.

Для целей данного обсуждения конкретная область деятельности, к успеху в которой толкает специфическое честолюбие, не так уже важна. Черты остаются теми же, стоит ли вопрос о том, чтобы быть лидером в религиозной общине или самым ярким собеседником, иметь высочайшую репутацию в качестве музыканта или исследователя или играть «роль» в обществе, написать лучшую книгу или быть лучше всех одетым. Картина, однако, очень варьирует в соответствии с природой желанного успеха. Грубо говоря, она может больше иметь отношение к власти (прямой власти, власти за троном, влиянию, манипулированию) или к престижу (репутации, бурным приветствиям, популярности, восхищению, особому вниманию).

Эти честолюбивые влечения являются самыми реалистичными из обширных экспансивных влечений. По крайней мере охваченные ими люди прикладывают реальные усилия для достижения превосходства. Эти влечения кажутся более реалистичными и потому, что при достаточной удаче их обладатели могут действительно приобретать желанные привлекательность, почести, влияние. Но, с другой стороны, когда они получают больше денег, больше отличий, больше власти, они также приходят к ощущению всей бесполезности этой гонки. Она больше не обеспечивает спокойствия духа, внутренней безопасности и радости жизни. Внутреннее неблагополучие, для устранения которого они начали погоню за призраком славы, оказывается все так же велико, как и ранее. Поскольку это не случайность, произошедшая с тем или иным человеком, а то, что неизбежно должно произойти, можно определенно сказать, что вся погоня за успехом по сути нереалистична.

Так как мы живем в мире конкуренции, эти замечания могут звучать странно и казаться не от мира сего. Во всех нас столь глубоко укоренилось стремление обогнать соседа и быть лучше него, что мы воспринимаем эти тенденции как «естественные». Но тот факт, что компульсивные влечения к успеху возникают только в мире конкуренции, ничуть не делает их менее невротичными. Даже в подобном мире существует много людей, для которых другие ценности – такие, как развитие человека – важнее, чем достижение превосходства над другими.

И последний элемент в поиске славы, более деструктивный, чем другие, – влечение к мстительному триумфу. Оно может быть тесно связано с влечением к актуальному достижению и успеху, но, если это и так, его ведущая цель – посрамить других или нанести им поражение самим своим успехом либо достичь власти путем возвышения для причинения им страданий, в основном унижений. С другой стороны, влечение к достижению отличия может трансформироваться в фантазии, а потребность в мстительном триумфе – проявляться главным образом в часто непреодолимых, в основном бессознательных импульсах заблокировать, перехитрить или победить других в личных взаимоотношениях. Я называю это влечение «мстительным», потому что его движущая сила вырастает из импульсов отомстить за унизительные страдания в детстве, импульсов, которые поощряются в ходе последующего невротического развития. Эти последние добавления, возможно, ответственны за то, что потребность в мстительном триумфе в конце концов становится постоянной составляющей поиска славы. Как ее сила, так и осознание ее человеком в значительной степени варьируют. Большинство людей либо совершенно не осознают эту потребность, либо замечают ее только в мимолетные мгновения. Однако иногда она откровенно раскрывается и тогда становится лишь чуть замаскированной движущей пружиной жизни. Среди исторических фигур недавнего времени Гитлер – яркий пример человека, прошедшего через унижения и отдавшего всю свою жизнь фанатичному стремлению к триумфу над все возрастающими массами людей. В его случае хорошо различимы порочные круги, постоянно усиливающие эту потребность. Один из них вырастает из того, что он мог думать только в категориях триумфа и поражения. Таким образом, страх поражения делал вечно необходимым дальнейший триумф. Более того, ощущение величия, возрастая с каждой победой, делало все более непереносимым, что кто-либо из людей, или даже какая-либо нация, не признает его величия.

Многие случаи подобны этому, хотя в меньших масштабах. Упомянем только один пример из современной литературы – «Человек, который следил за проходящим поездом» Ж. Сименона. Мы видим добросовестного клерка, подчиненного в домашней жизни и на работе, явно никогда не думающего ни о чем, кроме выполнения своих обязанностей. Вследствие раскрытия обманных махинаций босса, приведших к банкротству фирмы, рушится его шкала ценностей. Разваливается искусственное разделение между высшими существами, которым все позволено, и низшими вроде него самого, которым дозволена лишь узкая тропа правильного поведения. Он понимает, что тоже может быть «великим» и «свободным». Он может иметь любовницу, даже саму обаятельную любовницу босса, и его гордость так раздувается, что когда он действительно подходит к той и она отвергает его, он душит ее. Разыскиваемый полицией, он временами испытывает страх, но его главное побуждение – триумфально нанести поражение полиции. Это движет им даже в попытке самоубийства.

Гораздо чаще влечение к мстительному триумфу скрыто. Действительно, вследствие своей деструктивной природы это наиболее скрытый элемент в поиске славы. Может быть, будет заметно лишь неистовое честолюбие. Только при анализе мы можем видеть, что влекущая сила, стоящая за ним, – потребность наносить поражение и унижать других, возвышаясь над ними. Менее вредная потребность в превосходстве может, так сказать, поглощать более деструктивное компульсивное влечение. Это дает возможность человеку реализовывать свою потребность и при этом чувствовать себя праведником.

Конечно, важно распознать специфические черты индивидуальных наклонностей, вовлеченных в поиск славы, так как всегда существует специфическая их констелляция, которая должна быть проанализирована. Но мы не сможем понять ни природу, ни влияние этих наклонностей, если не рассмотрим их как часть связного целого. Альфред Адлер был первым психоаналитиком, который увидел этот всеобъемлющий феномен и обратил внимание на его значение в неврозе^[6].

Есть различные серьезные доказательства того, что поиск славы – всеобъемлющее и связное целое. Прежде всего, вышеописанные отдельные наклонности постоянно существуют вместе у одного человека. Конечно, тот или иной элемент может настолько преобладать, что заставляет нас говорить, скажем, о честолюбивом человеке или о мечтателе. Но это не означает, что доминирование одного элемента указывает на отсутствие других. У честолюбивого человека будет и грандиозный образ себя; мечтатель будет желать реального господства, даже несмотря на то, что этот последний фактор может быть виден только в том, как его гордость задевают успехи других^[7].

К тому же все вовлеченные индивидуальные компоненты так тесно связаны, что преобладающая наклонность может меняться в течение жизни данного человека. Он может перейти от мечтаний о славе к мечтаниям о том, чтобы быть совершенным отцом и предпринимателем, а потом – чтобы быть величайшим любовником всех времен.

Наконец, у всех у них есть нечто общее – две общие черты, вытекающие из происхождения и функций целого феномена: их компульсивная природа и воображаемый характер. Я уже говорила о них, но важно иметь более полную и сжатую их картину.

Их компульсивная природа вырастает из того, что самоидеализация (и весь поиск славы, развившийся как ее последствие) является невротическим решением. Когда мы называем влечение компульсивным, мы имеем в виду его противоположность спонтанным желаниям и стремлениям. Последние являются выражением реального Я; первые детерминированы внутренними необходимостями невротической структуры. Человек должен выполнять их независимо от своих реальных желаний, чувств и интересов, чтобы не навлекать на себя тревогу, не ощущать того, что его разрывают на части конфликты, не чувствовать себя отвергаемым другими и т. д. Другими словами, различие между спонтанным и компульсивным – это различие между «Я хочу» и «Я должен для того, чтобы избежать какой-то опасности». Хотя человек может осознанно переживать свое честолюбие или свои стандарты совершенства как то, чего он хочет достичь, реально его влечет к их достижению. Потребность в славе держит его в своих когтях. Так как сам он не осознает разницы между тем, чтобы желать, и тем, чтобы быть влекомым, мы должны установить критерии различия между этими двумя вещами. Наиболее существенным критерием является то, что его влечет по дороге к славе с абсолютным пренебрежением к нему самому, к его основным интересам. (Я, например, помню честолюбивую десятилетнюю девочку, которая считала, что лучше ослепнуть, чем не быть первой в классе.) У нас есть основание задаться вопросом, не больше ли человеческих жизней – буквально и фигурально – было принесено на алтарь славы, чем отдано по любой другой причине. Джон Габриэль Боркман умер, когда усомнился в адекватности и возможности реализации своей грандиозной миссии. Здесь в картину включается поистине трагический элемент. Если мы жертвуем собой по причине, которую мы, как и большинство здоровых людей, можем реалистично считать конструктивной с точки зрения ее ценности для людей, это, безусловно, трагично, но осмысленно. Если мы растрачиваем наши жизни по неизвестным нам причинам, порабощенные призраком славы, это приобретает очертания безутешной трагической потери – тем большей, чем более потенциально ценными являются эти жизни.

Другой критерий компульсивной природы влечения к славе – как и любого иного компульсивного влечения – его огульность. Так как реальная заинтересованность человека в деле не имеет значения, он должен быть центром внимания, должен быть самым привлекательным, самым умным, самым оригинальным – требует того ситуация или нет, может он или нет с данными его качествами быть первым. Он должен выходить победителем в любых спорах, независимо от того, где истина. В этом случае его мышление противоположно мышлению Сократа: «…так как, конечно, мы сейчас не состязаемся для того, чтобы одержала победу моя или ваша точка зрения, я полагаю, что мы оба должны бороться за истину»^[8]. Компульсивность потребности невротика в огульном превосходстве делает его безразличным к истине, касается ли это его, других или фактов.

Более того, как любое другое компульсивное влечение, поиск славы обладает качеством ненасытности. Человек должен действовать, пока его влекут неведомые (ему) силы. Возможна вспышка восторга от удачного выполнения какой-то работы, от завоевания победы, от любого знака признания или восхищения, но это лишь ненадолго. Успех едва ли может переживаться как таковой, или, по крайней мере, должен вскоре вслед за тем уступить место подавленности, страху. В любом случае неумолимая гонка за растущим престижем, деньгами, женщинами, победами и завоеваниями продолжается с едва ли возможным достижением какого-либо удовлетворения или передышки.

Наконец, компульсивная природа влечения видна в реакциях на его фрустрацию. Чем больше субъективная важность влечения, тем более настоятельной является потребность достичь цели и, следовательно, тем интенсивней реакции на фрустрацию. Это один из способов определения интенсивности влечения. Хотя это и не всегда очевидно, но поиск славы – самое сильное влечение. Его можно сравнить с дьявольской одержимостью, чем-то вроде монстра, поглощающего своего создателя. Такими же тяжелыми могут быть и реакции на фрустрацию, прежде всего боязнь позора, с которой для многих людей связана мысль о неудаче. Реакции паники, депрессии, отчаяния, гнева на себя и на других в ответ на то, что представляется «неудачей», часты и совершенно непропорциональны важности события. Фобия падения с высоты – частое выражение страха падения с высоты иллюзорного величия. Рассмотрим сон пациента со страхом высоты. Он приснился пациенту в то время, когда тот начал сомневаться в своем прежде несомненном превосходстве. Во сне он находился на вершине горы, ему грозило падение, и он отчаянно цеплялся за гребень пика. «Я не могу подняться никуда выше, чем нахожусь, – сказал он, – поэтому все, что я должен делать, – это удерживаться здесь». Сознательно он имел в виду свой социальный статус, но в глубинном смысле это «я не могу подняться никуда выше» содержало истину о его иллюзиях относительно себя. Он не мог подняться выше, иначе чем имея (в его представлении) божественное всемогущество и космическое значение.

Вторая черта, присущая всем элементам поиска славы – большая и своеобразная роль, которую играет в них воображение. Оно служит средством в процессе самоидеализации. Но это настолько решающий фактор, что весь поиск славы обязательно пронизан элементами фантазии. Неважно, насколько человек гордится своей реалистичностью, неважно, насколько действительно реалистично его движение к успеху, триумфу, совершенству, – его воображение сопровождает его и заставляет принимать мираж за реальность. Просто нельзя быть нереалистичным относительно себя и оставаться реалистичным в других отношениях. Когда странник в пустыне под действием усталости и жажды видит мираж, он может делать реальные усилия, чтобы достичь его, но мираж – слава, – который должен прекратить его страдания, сам является продуктом его воображения. В действительности воображение также пронизывает все психические и духовные функции здорового человека. Когда мы чувствуем печаль и радость друга, ощущать это позволяет нам наше воображение. Когда мы желаем, надеемся, боимся, верим, планируем, – это тоже наше воображение, показывающее нам наши возможности. Но воображение может быть продуктивным и непродуктивным: оно может приближать нас к истине о нас (и часто так делает в снах) или удалять нас от нее. Оно может обогащать или обеднять наш актуальный опыт. И эти различия резко разделяют невротическое и здоровое воображение.