Там, за поворотом

 
Дом моей мечты
Стоит на высоком холме
В Счастливой долине
Где шелковистые травы
Щекочут босые ноги
зелеными террасами
Полого спускаешься к морю
Из окон струится свет
И в ночном воздухе
Колышутся тихо гардины
Двери в гостиную полуоткрыты
Где на рояле
рядом с букетом осенних роз
Лежит мой платок
Кусты азалии, рододендрона
Покрыты душной испариной
И разминая пальцами лепесток
Вдыхаешь квинтэссенцию –
Тысячи запахов
/то грусть уходящего лета/
Единственная форма опьянения
Привлекающая меня –
Запах жасмина,
Аромат огромных кустов сирени
В белых кувшинах
Наполняющих дом
розовато лиловая, желтая горечь
Опадающих крокусов
Лепестки словно хлопья снега
И неприметная фиалка
Вытесняет папоротник
Бросая вызов небесной синеве
Через лужайку пролетает дрозд
Направляясь к магнолии
Чай под каштаном
Свежая малина
Серебристо-белые свечи
Рокот моря внизу
Время бессильно
перед неземной симметрией
этих стен
Перед домом –
Алмазом в углублении детских ладоней
время возвещает часами
Бежит вперед и окунается в вечность
Когда зеленый луч
освещает Счастливую долину
И твою улыбку
Теперь я знаю где водится форель
И играет лосось
А во сне собираешь наперстянку и белую дрему
 

Была тебе любимая

 
не жалею о высокомерной юности
где я беззаботно, счастливо жила
и к ногам моим бросали
горностаевы меха:
люди, пристань, острова…
выстрелом из-за спины похожим
стало одиночество и тлен
но идёшь ко мне навстречу снова
солнца шар качая полудневный
и колышет ветер парус органзы,
побелевший от соленых брызг…
я, освобожденная, живая
ни за что не покажусь, тоскуя
тень от облака бежит бежит по лугу
настигая плотной пеленой…
за твою любовь и нежность
сон сладкоголосый, дивный на заре
непомерной платой, сердцем спящим
золотой орешек
на верхушке рождества,
– высокой ели
положи на грудь, мой ангел, бледный
в свете лунном,
мне загадывая сны…
и душа взойдёт на новые ступени
будут снова радостные дни
под звездой бессонной,
среди снега белого
вновь земля качнется подо мной
не ревнуй меня, любовь моя
все, что было – былью поросло
вновь бегу навстречу,
не подам и виду
что земля уходит подо мной
 

Два крыла

 
Два крыла у меня: сын и дочь
На дворе стынет долгая ночь
Полечу над семью холмами
И взмахну я двумя крылами.
На руинах волшебных грез
Промелькнет утерянный замок
На пороге – красивый бог
Вновь целует меня на прощанье.
Как щемяще печальны его глаза,
Седина – серебром студит
Видно звездная пыль небес
Не минует того, кто любит.
Мне бы птицей – камнем –
Упасть с небес…
Стать бы цветом фиалок и грусти,
Но два ангела, два надежных
Моих крыла –
Возвращают Весне – на поруки…
 

Не богохульствуя

 
За то, что будет и не быть, не может,
Что сон, и этот будет скоро дожит,
Что видеть мне, в час сумрачных разлук,
Разомкнутым кольцо горячих рук,
Что тайно в страсти желчь отравы скрыта
Что сводит в Ад любовь рабов своих, –
Прими мой стих,
Ты, Афр о д и та!
 

В. Брюсов

 
границы сна и яви зыбки
и словно горькое возмездье
пьет во сне Фесей и молит сна
и снится мне, что океаном стало наше ложе
по разным берегам плывущим, все же –
лицом к лицу
как ямб не может без хорея
и сталь булатная без ножен
не ощущая близость кожей
мы бредим одинаково похоже
словно корабль плывущий
хочу прервать тоскливый сон
единым звуком
дать жизни вздох
и выход тайным мукам
почувствовать чужое как свое
шепнуть о том, о чем язык не смеет
почувствовать себя всевластным,
чем только избранный поэт владеет
так часто заставляя биться сердце
мечом пронзенный венец терновый
умеющий любить и жертвовать собой
Господь мой пастырь, есмь ли ты,
не я ль перед тобой?
 

Поцелуй дождя

 
Десять пальцев ищут друг друга на ощупь, переплетаясь
Чаша желаний переполнена до самых краев
Дождь поцелуев, покрывающих шею и грудь,
Ошеломляющим шквалом –
Я люблю, люблю тебя, рыжеволосая ню…
Дышит в спину город обмана и холод осенний
Но Шалый мальчишка, прекрасный в своей чистоте,
Теплым июньским дождем стирает ошибки
Будто дарует крыла сумасшедшей мечте
И уже не стыдясь, не скрывая своего пораженья,
Слезы небесные губами ловлю упоенно
Глаз твоих свет негасимый – мое воскрешение
Тайная чаша Грааля невыносимо сладчайших мук…
 

Dominus

Великому Лицедею – Полунину, его снежному шоу

 
На ярмарке тщеславья нет простоя
Спешит всяк сущий толпою и подряд
Здесь леший с нимфой парочкою ходят
Король смешного на вторых ролях.
 
 
Накинув пе́тлю – улыбнулся кротко
Длинна веревка – некому помочь…
Хохочет публика – вот шут гороховый
Сегодня не востребован король.
 
 
Игра как способ жизни уцелеть
И парадокс для зрителя загадка
Зачем я, для чего и как –
Блюм-блюм комарики… вот так.
 
 
Неуловимы солнечные зайчики
По всей вселенной разбросал ты их
Смеется зал, не подозревая,
Что плачет, отвернувшись, милый мим.
 

Звезда по имени Солнце

 
в минуты безысходности
когда казалось –
только смерть и тьма
тот дальний свет
чьим отсветом ты был
то утешенье мне –
и путеводное светило
звезда полей, усталых моряков
звезда по имени солнце
 

* * *

 
Теперь, когда в душе весна
и чудо рождества
волхвами под серебряной луной
в миг таинства, сияния, добра
услышь меня:
пускай мы только пыль грядущего
песчинки, схваченные ветром,
виденья, странники миров
и брызги ярких обрывающихся снов
ты есмь, ты будешь во вселенной
пока жива моя любовь
 

Филоните атланты

 
атланты, державшие небо устали, у них перекур,
хозяин, не терпящий вредных привычек –
уволил без содержанья. Это возможно?
Профсоюз ликвидирован. Клару и Розу
тихонько кроют мужчины по матери
добрую сотню лет. Коллапс предвещал
Нострадамус. И Ванга-слепая провидица,
повторила предсказание майи – 2012 год.
С одной лишь поправкой: если мир не
одумается, планету может сберечь
одно лишь желание здравомыслящих…
казалось, что проще – любите друг друга,
но ненависть, рабская кровь порою сильней
и как мы витийствуем, следуя менталитету
известно, что снявши голову, по волосам
уже не плачут: Чернобыль, Хатынь, Освенцим,
Гулаг и перечень этот отнюдь не закончен.
Апокалипсис давно наступил. Это дети-изгои,
братоубийство белых и красных вождей,
неуважаемая позорная старость и все реже,
мальчикам снится затонувшая Атлантида,
где быть счастливым – обыкновенное чудо…
ау, атланты, титаны, державшие мир на ладонях,
до тех пор, пока человечество верит в легенды
на ступеньках Эрмитажа целуется беззаботно
новое юное племя, к рукам прибирая
пространство и время… а пока – на плечах своих
сильных, атланты удерживают небесный свод,
насмешка не сходит с их безмятежных лиц:
слово женщины – закон для мужчины –
до тех пор – пока женщина желанна мужчине…
 

Глаголом жечь

 
Познакомимся. Обычная женщина
Дилетант широкого профиля
У предела господнего пившая
Свою чашу до полных краёв
Мне приснилась, к чему бы это,
Шагинян… Мариэтта^[1]… покойница
Я даю интервью – не хочешь ли? –
Грозно так вопрошает старушка.
В новом веке моих читателей
Не осталось…
Даже тех, кто припомнит с трудом –
Шагинян Мариэтта???
Я утратила лик свой былой.
Стихией возмущенной, дерзкой
Азартной, неравнодушной я была
Мой крик потомкам – публицистика
(Столетье на моей ладони)
Надеюсь ты давно прочла?
Даже зверь лесной, когда изранен, –
Ползет домой…
И знать хотелось бы,
Что в мире, как живется,
(ослепла в свой последний год)
Но не глуха была и не была беспомощна:
Как там Армения, в обиде я…
Хотя особенный,
Ее церквей напев гортанный
Припоминаю в боли жгучей,
Как очерк милого лица,
Твои поля, ручьи, и кручи,
И сладкий запах чабреца…
Роднит нас, не поверишь, запах моря
Который я любила до безумия
Разнообразие ракушек –
А не пройтись ли нам по берегу
Кто более насобирает: ты иль я?
В моей коллекции – янтарь с брегов Прибалтики,
Бретань Французская и бухта Коктебеля
В квартире письма драгоценные: Цветаева,
Белый, Зощенко, Ромен Роллан…
Ты поживи с моё (и хитро так смеётся)…
К чему бы сон? Да просто к перемене
Погода изменилась: быть весне
На бирже рубль упал до безобразия
Пропавший малазийский Boeing канул в Лету
Шумахер в коме; есть признаки надежды
И главное – паны дерутся,
А у холопов давно чубы трещат
И не найдется публициста,
Кто бы пером сумел остановить и танки и развал…
 

Минутное

 
Сеять раздор в своем собственном сердце
Пепел печали развеять по ветру
Тоньше игольного ушка то чувство:
В нем сокровенность и вера и нежность.
Там у оврага, где дикая роща,
Тенью крадутся крест и терновый венец.
Край, где встречается солнце с луною
Светел и тих после бурь и дождя
Господи, Боже, даруй одиночеству
Ту благодать, что сильнее огня…
 

Сан-суси

 
вообразить себя принцессой Грёзой
пройти рука в руке –
по парку Сан-Суси
восставшая из праха,
пятой группой крови
побегом меж поэзией и прозой
блуждая до зари
где счастлив был
под сетью путаных дорожек
под лунной аркой
воспоминаньем плыть
к желанным берегам
без черной зависти, без желчи
струится смех и ветер вторит нам
и тайное нам станет явным
и реки вавилонские вдруг вспять пойдут
за гранью сновидений и реального
мне видятся только твои черты
 

Ритм-энд-блюз

 
если долго-долго разглядывать марку колонии
Берег Слоновой Кости,
то у этого тихого берега все оттенки рыжего, белого…
tremolo скрытого «лю» в твоем верхнем регистре –
пробуждение, солнце…
и мне слышится соул /ритм-энд-блюз/ серебра и бронзы…
 

* * *

 
четырнадцать… уже Джульетта
и он, ну просто вылитый Ромео
море плюс восемнадцать, кровь по жилам
кому из двоих пришло в голову:
а давай встречаться во сне?
уже не вспомнишь
знаешь, мы гуляли по набережной
смеялись-шутили-ели мороженое
два земляничных,
ты отказался от грушевого вкуса…
 

* * *

 
спустя много лет случайно столкнулись на набережной
угощали друг друга:
два земляничных?
/а он едва усмехнувшись/
с детства не любил грушевый пломбир
 

* * *

 
если долго-долго разглядывать марку колонии
Берег Слоновой Кости,
то у этого тихого берега все оттенки рыжего, белого…
tremolo скрытого «лю» в твоем верхнем регистре –
пробуждение, солнце…
и мне слышится соул /ритм-энд-блюз/ серебра и бронзы…