Глава 2

Положение из ряда вон выходящее. Попаданцы в абсурд

Как говорят и сказал объект №2: «Пробил тот самый час», и…все попали туда, куда не только лишь всем попасть выпадает удача, а может наоборот, этому способствуют критерии вашей скверной и фатальной судьбы.

– А теперь вопрос по существу и на засыпку для тех, кто ничего так и не понял. – Прокашлявшись, тем самым показав свою не чуждость и близость ко всему человеческому, всё же с давлением на неокрепшие сердца других видов, подвидов и родов представительств, обратился к членам совета безопасности руководитель всего делопроизводства и управления кадрами, в миру известный как президент мира, Джорж(етта); в общем, кому как удобней. И тот представитель подкласса людей, у кого есть в наличии психические травмы и фантомные боли по причине своего раннего появления на этот белый свет, когда человечество ещё не достигло такого прогресса в своём восприятии и познавании, то тот на примере вот такой инклюзивной заботы о себе таким настоящим, будучи без надежды хоть что-то в себе изменить, сможет хоть частично получить для себя компенсацию, видя такую о себе заботу со стороны относительно и только по их желанию такой-то избранности сильных мира всего.

– Так что же всё это значит? – Задаётся этим вопросом ко всем собравшимся людям взявший от первого лица этого штаба полномочия по ведению этого экстренного по ситуационной составляющей заседания, генерал четыре звезды и столько же полномочий (одна звезда даёт повод карать и миловать, вторая озвучивать вслух непререкаемые вещи в любом своём сознании вплоть до бессознательного состояния, и так далее) Мак… (а дальше секретно).

И то, что именно ему было передано слово президентом мира было более чем логично. Ведь мир и война, а точнее тот, кто её инструментами заведует и определяет, а в данном случае генерал четыре максимальные звезды Мак…, всегда идут плечо к плечу, приходя на смену опять же друг другу. И где заканчивается мир, там всегда место занимает война, и наоборот. Ну и судя по изрядной и из ряда вон выходящей усталости президента мира, то мир ждут не самые простые времена и притом на долгое время, как минимум на президентский срок президента мира (даром что ли и его премия мира ожидает авансом), а дальше всё полностью зависит от избирателя. И если его и дальше будет устраивать президент мира и связанные с ним мировые процессы, то неужели всем захочется альтернативы мира – войны.

И даже как-то странно слышать о том, что кто-то хочет такого пагубного явления, как война. И даже если с презрением откинуть все эти домыслы недалёких умов, считающих всё это за манипуляцию общественным мнением, мол, вы таким бесхитростным и циничным способом отсекаете все возможные альтернативы президенту мира, всё-таки хотя бы для начала самому себе попробуйте объяснить, что может быть лучше даже вот такого мира во главе с президентом мира.

Но ладно, всё это политическая философия, относящаяся только к безальтернативному выбору несменяемого автократического главы государства, который не стесняется своего прямого правления и беспрецедентного давления (и всё это оттого, что в этих странах нет прецедентного права) на жалкую во всех смыслах слов оппозицию, особенно учитывая крохотные бюджеты выделяемые на их оппозиционную и партийную деятельность всё тем же автократическим государством, в котором любому оппозиционеру до отвращения к самому себе и стиснуто в зубах стыдобно жить, а в стране о которой возник свой особенный повод сообщить и затем о ней поразглагольствовать, и которая открыта для всякого избирательного мнения (что это такое пока что сложно понять людям с не демократическим, пришлым мировоззрением), и чьи столпы её демократической реальности и осуществления принципов всех рода свобод, в том числе и от самого себя, как высшая степень достижения свобод, сейчас собрались в ситуационной комнате за семью замками высшей квалификационной сложности, возникла вот такая, повышенной сложности ситуация. Где первые лица по рангу своей ответственности в первую очередь перед законодательством, а затем и перед всем остальным, если их на это хватит, были экстренно по самой защищённой связи и значит ложной тревоги быть не может, ни в свет, ни заря оповещены о том, что им надлежит собраться за время «Ч», в такой-то точке геолокации.

И как это всегда бывает, а часто это слишком редкая для объяснения этого явления квалификационная единица значения промежутка времени, то каждый из первых столпов общества, которые сами и определяют что им надлежит делать или не делать, а также как всем остальным жить со всем тем, что они для них пропишут в законах общественного мироустройства, вдруг и как-то неожиданно для себя оказался застан врасплох этим побуждением себя, не просто сообщением по специальной президентской связи, а чуть ли не от той реальности, которую он сам себе внушил и в неё затем поверил – он лицо самое неприкосновенное и его никто не посмеет растормошить от этого своего сна.

И как сейчас выясняется, то всё это не так и это всё самообман, который приводит к чём-то странным, а в чём-то удивительным последствиям. Где эти столпы общества от такой неожиданности и разрыва шаблонов между тем, чего ты о себе надумал и реальностью, начинают задаваться вообще странными и хрен поймёшь к какому месту вопросами.

– Я что-то не понял. А что с собой туда брать? – Ещё не раскрыв глаза спросонья, а рот лучше бы и вовсе не раскрывал адмирал Канаринский, раз из него вместе со слюнями лезет вот такая удивительная глупость. И при этом этот столь высоко занесённый в кадастр самых важных лиц государственных чиновников, не просто какой-то там адмирал, коих не один десяток, даже если учитывать несколько флотов, для управления которыми и сподобились все эти адмиралы с орлиным взором и выдержкой неизбежной угрозы и фатальности в своей физиономии, а адмирал Канаринский был полным обладателем всех главных наград государства, включая Оскар (здесь, конечно, не обошлось без небольшого отступления жюри этой награды перед грубой напористостью адмирала и от правил вручения этой награды; пришлось даже упечь на долгие годы одного серого кардинала этой награды, с кем у адмирала в своё время были общие интересы в плане выбора композиций и сюжета для кино), начинает как-то особенно жалко выглядеть в этой своей ночной рубахе и женском чепчике для сохранности укладки волос, замороженным взглядом смотрящий на трубку стационарного телефона в своих руках, по которому ему сообщили об этом кардинально желающим изменить его образ жизни событие.

Где, как очень впечатлённо и на своём воспалённом воображении в один момент надумал адмирал, очень его убедительно и слёзно с его стороны попросят о том, о чём он никак уже и не по какой вообще причине отказать не сможет, стоя точно так же на коленях и умоляя этих жестоких просителей ещё вчера, а сегодня уже они определяют ход всякой истории и в том числе адмирала жизни, о том, чтобы они не были так на его счёт категоричны, и хотя бы Оскара оставили для него, ведь он, ещё вчера бог в человеческом обличие, так убедительно играет всё потерявшего и ничтожного человека.

Но куда там, нынче времена очень скоропортящиеся на идеи и правила жизни, и кто был сегодня во всём прав, и непререкаемым авторитетом, то от того завтра не останется и следа, если время и прогресс его представляющий вдруг захочет посчитать, что он и его идейная направленность уже нисколько не отвечает требованиям времени. А что это за требования такие, то это первая загадка ежесекундно изменяющегося времени, так что если ты хочешь в нём выжить и лучше остаться на фигуральном коне, то ты не должен задумываться и задаваться вопросами насчёт того, для чего всё это нужно, и как только в голове твоей нащупалась, нет, не шишка, хотя может и шишка, что вот это нечто и кто-то тормозит прогресс, – всё то, что вызывает неудобство и заставляет тратить ваши силы, есть препятствие на вашем пути и значит прогресса, – то вы немедленно и подчёркнуто для всех отменяете эту случайность.

– Так что какой на хрен Оскар! Радуйся уже тому, что голова твоя осталась при тебе и на месте, Оскар Эммануилович. – Дав подзатыльник перед своим уходом адмиралу Канаринскому Оскару Эммануиловичу, таким образом поставят точку в его административной карьере неизвестные для него и для всех до этого момента истины люди в кожаных куртках, называющие друг друга комиссарами нового порядка. А адмирал Оскар Эммануилович, с этого, исключительно для него эмоционального момента, и задаваться даже не будет вопросами выяснения у комиссаров их жизненного и философского кредо, хоть ему это и предельно интересно и нужно знать для дальнейших ориентиров в своей никчёмной жизни.

И как чувствует своими оголёнными поджилками Оскар Эммануилович, держа в своих руках голову другого Оскара и заодно простыни от своей постели, с которой его так неожиданно для него подняли и затем выставили на всеобщее обозрение в одном исподнем, которое если честно, то уже при одном его упоминании вызывает стыдобу и горечь сожаления у адмирала Оскара Эммануиловича за то, что он был таким прижимистым хозяйственником, чуть не скрягой, – так и не отдал постель в прачечную, – то кто единственный его послушает в этом своём критическом и всяко неразумном самомнении, то его полный тёзка, балбес Оскар, прямо сейчас находящийся в его руках в разобранном до основания состоянии и в качестве предмета для его размышления о своём ближайшем и прискорбном будущем, если у него останутся невыясненными вопросы к комиссарам новой реальности.

Но если с вопросом в его воспалённом на глупые желания сознании более-менее как-то разобрались, то здесь и сейчас, в теперешнем положении, основанном пока что ещё на реальных событиях, без примеси авантюр и паранойи воспалённого сознания адмирала Канаринского, к кому никто не посмеет обращаться так фамильярно, Оскар Эммануилович (супруга, Антонина Цеппелиновна не в счёт хотя бы по тому, что она дура), всё пока что тот же адмирал в себе так не успокоился и у него есть вопросы к тому, кто решил всё переменить в его понимании и ощущениях в реальности.

И этот неизвестный кто-то находится сейчас на той стороне трубки, и очень внимательно и затаённо дышит в неё, держа этим своих нагретым дыханием на тонком поводке адмирала, отчего-то будучи уверенным не в полной лояльности адмирала к своим приказам, на которые адмирал буквально сразу захочет наплевать, кощунственно заявив, что у президента мира опять не все дома, а мы все почему-то должны по этому поводу страдать, вставая с постели тогда, когда так хочется спать. – Что хочешь со мной делай, а не пойду я никуда. – Остервенело в себе вот так обозначит свою позицию на президента мира адмирал и давай продолжать спать.

Но адмирал сейчас пошёл ещё дальше в своей нечёткой позиции по поддержке всех начинаний своего между прочим президента, и он спутал карты не только всего чего угодно от него ожидающего абонента из трубки, однозначно сотрудника специальных секретных служб, кто стоит в топе рангов доверия у первых лиц, но и у самого себя, поступив не так, как от него все ожидали. И всему причиной крайняя приметливость и придирчивость адмирала в такие сложные для него моменты, когда ему грозит смертельная опасность быть не признанным, а затем не принятым за того, кем он себя для всех считает – не просто важной и влиятельной персоной, без которой никак не решается одно из направлений государственной политики, а он на этом посту незаменим.

И в такие сложные для адмирала моменты причиной и объектом его придирчивости и синдрома навязчивого состояния становится, кто бы мог подумать, супруга адмирала, Антонина Цеппелиновна, та ещё непреложная для адмирала истина в плане с большим постоянством портить ему жизнь. – Запомни, Оскар, одну непреложную истину. – Через вот такие слова к адмиралу, Антонина стала для него фактором жизни сродни фантому. – Незаменимых людей нет, за одним исключением для адмиралов. Для них, а в частности для тебя, этой незаменимостью являюсь я. Если ты, конечно, и дальше хочешь оставаться адмиралом. – И вот спрашивается, при этом очень нервно и возбуждённо адмиралом Канаринским, что Антонина имела в виду, когда ставила под сомнение его адмиральскую компетентность.

Правда, дальше выразительного недоумения на лице адмирала это дело не пошло рассматриваться. А так бы было очень важным для их супружеских отношений, для установления своего статуса кво, битие по мордасам Антонины адмиральскими кулаками, с дальнейшей её выволочкой за космы, с причитанием адмирала: «Запомни дура раз и навсегда, одну морскую истину. Баба на корабле к беде. И тогда скажи на мою милость, как всё это вяжется в этим твоим странным утверждением о никчёмности моего адмиральства без на то твоего присутствия рядом со мной?».

И как прямо сейчас адмиралом Канаринским выясняется, то женская сущность, особенно супруги – это такой непреодолимый фактор твоей жизни, который сколько бы ты не таскал за волосы и космы, утверждая над ним свою правоту, хоть и при таких мало сознательных обстоятельствах жизни, всё чаще в мечтах и во сне, он всё равно будет стоять и затем настаивать на своём. И это затем по времени наступит в самый неподходящий и неожиданный для этих разборок момент, как именно сейчас, когда адмирал итак был не в себе и весь растерян, не находя себя. И ему, ищущему себя и основания быть прежним влиятельным человеком, сейчас крайне требовалась поддержка, за которой он и обратился рукой в сторону второй половины кровати у стеночки, где как он помнил ещё с вечера, себя с трудом и для него с тяготами совместного время проведения и размещения на одной кровати, помещала Антонина Цеппелиновна, недовольно толкая его в бок кулаками, деструктируя его ум что за циничными заявлениями: А-ну подвинься. Опять на всю кровать развалился.

Что, между тем, не соответствует нисколько действительности, учитывая геометрические и физические параметры их двуспальной кровати и соответственно те же параметры в нём, подтянутом и не имеющим никакой возможности раздобреть на своей неспокойной, не только службе, но и в местах дислоцирования своего отдыха, то есть у себя дома. Где, как с каждым разом всё убедительней и убедительней для адмирала выясняется, у него гораздо меньше отдыха и неспокойная обстановка в сравнении с местом его службы. И основным фактором этого его беспокойства и затем значит, его подстёгивания в сторону нервов, само собой является его супруга Антонина, которая с самого утра, а точнее уже с вечера, определяет весь будущий настрой адмирала на своё недовольство обстоятельствами своей жизни. Что в свою очередь ведёт к его большой отдаче своему служебному долгу и делу, за что он высоко ценится и получает для себя служебные преференции и рост по службе. И стоит только адмиралу Канаринскому одним глазком взглянуть на эту причинно-следственную связь, как его всего буквально выворачивает от тех выводов, к которым всё это дело подводит.

– Это что же получается. – Прямо остолбенел на одном месте от такого пришедшего в голову озарения адмирал. – Я своему возвышению обязан не своим профессиональным качествам, а залогом моей успешности стало подзуживание и подтрунивание надо мной Антонины!? Да что б ты… – Но дальше этих слов в адмирале ничего не пошло, а всё потому, что он натолкнулся на то фаталистическое, как сейчас понял адмирал, предупреждение ему Антонины насчёт её места в его и жизни его адмиральства. Типа если меня рядом не будет, то тебя, такого безынициативного и пожинающего на лаврах человека, в момент разжалуют в капитаны третьего ранга.

А эти все, крайне сложные для собственного восприятия мысли адмирала, приводят его к ощущению своей покинутости на кровати. В общем, сколько он рукой своей не сновал по ней, он всё не мог к своему сперва удовлетворению, а затем к встревоженности обнаружить там свою супругу Антонину. И он даже себе посмел не воздержанно в её адрес высказаться: Да где её чёрт носит?!

И хотя адмирал несколько поспешно и далеко заглядывал в будущее Антонины, тем не менее он не настолько был к ней предвзят, чтобы озвучивать даже в таком нервном состоянии полнейшую белиберду и неразумность. И если кому и по силам носить Антонину, даму более чем дородную, полную сил и пышек как её основы, то только чёрту.

Впрочем, сейчас не время до вопросов метафизики, а время для адмирала сейчас самый определяющий его будущее бытие фактор, и ему нужны реалистичные ответы на свои вопросы. И адмирал начинает уже визуально искать и оглядываться по сторонам, ища следы Антонины, без которых не может сопровождаться её ход по жизни и в частности по их спальне. Но к удивлению и чуточку к коматозу адмирала, он ничего из того, что можно было бы приписать следам воздействия Антонины на реальность не было, и это начинает постепенно ошеломлять адмирала, ведя его к безнадёжности своего отчаянного положения. Где у него начинают рождаться, что за панические и беспардонные к женскому сознанию и организму мысли.

– Я так и знал. Она меня бросила именно тогда, когда она мне больше всего нужна (или нужно?). – И вот теперь спрашивается очень агрессивно и в свете направленной прямо в глаза лампы освещения, как это понимать: «Я так и знал?». И какой это отрезок жизненного времени относится к озвученному так беспринципно Оскаром моменту: «Тогда, когда она мне больше всего нужна?». А в какое другое время значит, не сильно-то и была нужна. А было и такое время, что и вовсе не нужна. Так вот значит, как вы, Оскар, относились к своей супруге Антонине. Вы её использовали как того хотели и не только так того она хотела и заблуждалась на ваш счёт.