Утром помощник секретаря консистории сидел на своем месте, усталым взглядом взирая на дверь. При каждом входящем посетителе он приподнимался со стула и вежливым с извиняющимися нотками голосом произносил, что господин Комаров отсутствует и будет через несколько дней. На вопрос: когда? Следовало пожатие плечами, мол, сие мне не ведомо, у секретаря много важных дел.

Михаил застал помощника, поднимающимся из—за стола и обрадовавшимся хотя бы одному знакомому лицу.

– Здравствуйте, господин Жуков. У меня для Вас бумага готова с вечера, – он протянул два листа серой бумаги, – в первом посетители, во втором уволенные Афанасием Петровичем чиновники.

– Благодарю, – Михаил взял протянутые листы, исписанные мелким почерком.

Поутру Иван Дмитриевич вскочил, словно сыграл сигнал тревоги. После недолгого умывания выскочил на улицу, даже не выпив утреннего чая, и на пролетке отправился на квартиру исчезнувшего чиновника.

– Любезный, – обратился к дворнику, – где мне найти хозяина?

– Иван Егорыч проживают в третьем этажу, – ответил тот, не удивляясь вопросу начальника сыска. Надо, значит, надобность есть.

– Проводи меня к нему.

– С превеликим удовольствием.

Хозяин принял в комнате в халате и домашних тапочках.

– Чем могу быть полезен?

– Иван Егорович, – обратился к нему Путилин, – я – начальник сыскной полиции – занимаюсь щекотливым делом.

– Я Вас внимательно слушаю.

– Вы, наверное, уже наслышаны об исчезновении вашего жильца господина Комарова?

– Да, да, до меня доходили вести.

– Так вот четыре дня тому поутру Афанасий Петрович вышел из дома и с тех пор его не видели ни на службе, ни дома.

– Печально.

– Я занимаюсь розысками господина Комарова и пока о несчастье говорить рано, но я к Вам с не совсем законною просьбою.

– Слушаю и буду рад, если смогу чем— нибудь помочь в этом деле.

– С Вашего позволения мне хотелось бы произвести осмотр квартиры исчезнувшего.

– Ну я думаю, – произнёс Иван Егорович, – что это пойдет во благо розыскам и Вы ничего не будете трогать?

– Боже упаси, – приложил руку к груди Путилин, – мне просто необходимо посмотреть, как проживал Афанасий Петрович? Ведь по отзывам он был чрезвычайно замкнутым человеком.

– Да, мне дворник говорил, что не видел ни разу, чтобы к господину Комарову приходили приятели, родные или, – он подмигнул Ивану Дмитриевичу и шепотом произнёс, – дамы.

– Это так, – подтвердил начальник сыска, – Иван Егорович, не сочтете за труд сопроводить меня?

– Я только оденусь.

Дважды щелкнул замок, дворник потянул за массивную бронзовую ручку и дверь с легким скрипом распахнулась.

– Прошу Вас, – хозяин показал рукой, – будьте первым.

– Благодарю, – Иван Дмитриевич ступил в широкий коридор с большим зеркалом на стене.

Квартира оказалось небольшой, состоящей из спальни, гостиной и кабинета. Везде царил порядок и ни пылинки на мебели.

– Иван Егорович, – обратился Путилин к владельцу дома, – а кто убирается в комнатах и готовит господину Комарову.

Иван Егорович кивнул дворнику, мол, отвечай, тот прокашлялся:

– Так Варвара из соседнего дома, она и ключ имеет. Я за ней схожу? – то ли вопрос, то ли просьба.

– Ступай, – начальник сыска осмотрел спальню. Ничего примечательного: широкая кровать под прозрачным пологом, стул, столик, на нем лампа, книга с закладкой, стакан и наполненный водой графин. Иван Дмитриевич взял в руки книгу, оказавшуюся романом господина Диккенса, но интерес вызвала не она, а письмо, служившее закладкой.

«Жестокость порождает только жестокость, господин Комаров, Вам же не знакомо само понятие милосердия. Бог Вам судья, Он накажет Вас за перенесенные нами несчастия, к которым Вы приложили свою руку.»

– Иван Егорович, – Путилин обернулся к хозяину, – Вы не будете возражать, если я возьму с собою это письмо?

– Ради Бога, – ответил тот и добавил, – я надеюсь, оно поможет в розысках несчастного Афанасия Петровича.

– Не могу сказать утвердительно, но свою лепту, надеюсь, внесет.

В кабинете посредине стоял дубовый стол с чернильным прибором на одном углу и на втором стопкой чистой бумаги. В углу стояло бюро со множеством ящичков. Вдоль стен до самых потолков возвышались шкафы, на которых стройными рядами выстроились выпуклыми корешками книги.

Иван Дмитриевич вопросительно посмотрел на владельца дома, тот пожал плечами и подошел к окну, обозревая из него улицу.

Раздалось негромкое покашливание, вернулся дворник.

– Ваше Благородие, – обратился к начальнику сыска, – вот Варвара, – он несильно подтолкнул в спину девицу лет двадцати пяти, зардевшуюся от нежданного внимания.

– Хорошо, – произнёс Путилин, – а теперь ступай, голубчик. Если понадобишься, я тебя найду. – Потом повернул голову к владельцу дома, – Иван Егорович, не будет Вам затруднительно оставить нас с Варварой на несколько минут.

– Не беспокойтесь, – он поднял две руки, мол, господин Путилин, понимаю, что девица будет более откровенна с Вами наедине, – и осторожно прикрыл за собою дверь.

– Так, значит, тебя зовут Варварой?

– Да, – едва промолвила она, еще больше выступили на щеках пунцовые пятна.

– Садись, – Иван Дмитриевич указал на один из стульев, стоявших у рабочего стола, – как говорит народная мудрость, в ногах правды нет.

– Благодарствую, но мне сподручнее стоять.

– Может быть, – сам Путилин присел на хозяйский стул, – но разговор наш не радостный, так что присаживайся.

Поправив юбку, Варвара присела.

– Скажи, когда Афанасия Петровича видела в последний раз?

– Так в день пропажи, – краска так и не сходила с лица, которое она не смела поднять от смущения, сцепила пальцы рук так, что побелели костяшки, выдавая признаки волнения.

– К Афанасию Петровичу приходили гости?

– Я не видала.

– Хорошо, к нему кто—нибудь приходил?

Она пожала плечами.

– Каким человеком был господин Комаров?

– Не знаю, – ее глаза были устремлены в пол, – что Вы хотите знать?

– В каких ты была с ним отношениях?

– Вы уже знаете? – она впервые взглянула удивленным взором в глаза Путилину.

– Нет, но догадываюсь.

– Он боялся огласки наших отношений, ведь он чиновник богоугодного заведения и сам требовал наказаний для провинившихся, а здесь, – она умолкла.

– Я понимаю, но мне хотелось бы знать правду, иначе мне трудно заниматься розысками Афанасия Петровича.

– Афанасий – хороший человек, ласковый, никогда не был со мною груб, ни разу не повысил на меня голос. Только мы стояли на разных ступеньках, он был образованнее и умнее меня, а я… – она отвернулась и смахнула со щеки слезу, – найдите его, прошу Вас, найдите.

– Постараюсь, но помоги мне. Когда ты видела Афанасия Петровича?

– Я была в ту ночь у него.

– А утром?

– Он, как обычно, выпил чаю и пошел на службу.

– Никто не приходил в его отсутствие?

– Нет, я занимаюсь уборкой и готовлю ужин к его приходу.

– Не мог кто—то тайно побывать здесь?

– Я бы заметила. Афанасий аккуратный человек и все разложено по своим местах, мне приходиться только вытирать пыль и заниматься стиркой грязных вещей.

– Хорошо, – пальцами потеребил волосы на виске, – он рассказывал что—нибудь о родственниках, знакомых?

– К сожалению, ему не нравилось вспоминать о родных и меня сложилось впечатление, что он лишился отца и матери в детстве, воспитывался в чужой семье.

– От чего складывалось такое впечатление?

– Так у него всегда тускнел взгляд, и он старался уйти от вопросов о детстве.

– Ты знаешь, где он хранил документы, письма?

– Вот в этом бюро, – она указала на стоящий в углу предмет мебели, ключ всегда носил с собою на цепочке.

– Я тебя больше не держу.

Варвара поднялась и пошла к выходу, остановилась, словно хотела что—то сказать, но передумала и двинулась дальше.

– Я надеюсь, что сия девица смогла пролить хотя бы толику света на исчезновение Афанасия Петровича? – спросил Иван Егорович, войдя в кабинет после ухода Варвары.

– Да как Вам сказать, – произнёс начальник сыска, – не то, чтобы дело стало яснее, но и тумана не прибавилось, – он поднялся со стула и остановился у бюро, вопросительно посмотрел на владельца дома, то понял взгляд Путилина и повернулся к нему спиною.

– Мне не хотелось терять такого постояльца, – хозяин делал вид, что смотрит в окно, а сам украдкой косил глазом на сыскного начальника, доставшего из кармана связку то ли ключей, то ли каких—то железных загогулин. Одно движение и первый ящик открыт.

– Трудно сказать, – Иван Дмитриевич перебирал бумаги, – но я все— таки надеюсь на счастливый исход данного дела.

Писем было немного и большинство не с лестными словами в адрес секретаря консистории, препятствующего бракоразводным делам. Два письма были от бывших священнослужителей, лишившихся сана по требованию господина Комарова. И ни одной бумаги касательно родных.

Третий ящик удивил и внес некоторое замешательство в голову начальника сыска: там лежали два паспорта на разные фамилии, но что интересно с одним и тем же местом рождения – город Нижнеудинск Иркутской губернии. Иван Дмитриевич просто застыл мраморной статуей, мыслей не было, только напряженный взгляд остановился на паспортах. Там же лежала пачка банковских билетов в крупных купюрах.

Остальные ящики больше ничем не смогли удивить, как и все остальное в кабинете.

Гостиная оправдывала свое название, в ней не было ничего лишнего, ни одной вещи, которая бросалась бы в глаза своей несуразностью и которая была бы здесь лишней.

– Прошу прощения, – Путилин обратился к владельцу дома, – за то, что Вас задержал, но хочется докопаться до истины.

– Я понимаю, поэтому рад помочь.

– Разрешите откланяться, – наклонил голову, – служба.

– Да, да, если еще чем—нибудь могу помочь, то милости прошу. Мои двери всегда для Вас открыты.

– Благодарю, при случае непременно воспользуюсь Вашим приглашением и Вас милости прошу по надобности.

Жуков со списками в руках томился в ожидании прихода начальника, то и дело пробегая глазами по маленьким буковкам написанным каллиграфическим почерком.

– Доброе утро, Иван Дмитрич, – произнёс Миша, указывая не листы бумаги, – а я рассматриваю полученные списки и ничего толком не могу придумать.

Путилин вместо приветствия кивнул и указал: заходи. В кабинете присел за стол, откинувшись на спинку кресла, потом достал из кармана забранное на квартире Комарова и протянул помощнику, тот взял.

– Паспорта? – удивленно сказал он.

– Да, паспорта, – устало сказал Иван Дмитриевич, – спроси—ка лучше, где я, старый дурак, их взял?

– И где? – Михаил стал как будто меньше, вчитываясь в написанное.

– Вчерашним днем я опрашивал дворника у дома исчезнувшего и не соизволил побывать на квартире, побежал по следу и упустил – сетовал Путилин, – допустить такую непростительную оплошность. Заниматься розысками и… – он махнул рукой и прикрыл ею свое лицо, словно стыдясь непростительного деяния.

Потом сбросил с себя маску страдальца.

– Что со списком помощника секретаря?

– Он составил две бумаги – уволенные чиновники, – он положил перед Путилиным первый список, в котором было десятка три фамилий, – а это, – он поверх первого положил второй, – бракоразводные дела, которые он задерживал.

– Ты прочел паспорта?

– Да.

– Ничего не примечаешь в них?

– Однако из далеких краев прибыли господа.

– Или один с чужими документами?

– С этим невозможно не согласится. Думаю, что трудно будет проверить.

– Трудно или нет. Ты этим займись без промедления. Мне кажется, там начинается история пропажи. Нашему пропавшему тридцать четыре года. Отправь депешу канцелярию иркутского обер—полицмейстера: не было ли у них лет пятнадцать— двадцать громких дел в губернии.

– Займусь

– Потом проверь по духовному ведомству: откуда взялся сей господин, где получил образование, где и на каких должностях пребывал до занятия столь высокого места, ведь не шутка, таким назначением ведает Святейший Синод. Ведь канцелярия консистории состоит под начальством секретаря, который, заведуя всеми столами, фактически пользуется большим влиянием, чем каждый член присутствия в отдельности.

– Верно, Иван Дмитрич, этому способствует и то, что секретарь утверждается в должности по предложению обер—прокурора.

– Правильно мыслишь, господин Жуков, – на лице начальника сыскной полиции появилась улыбка. – Тогда за дело, а я пока помыслю над принесенными тобой списками.

О непростительной оплошности больше не вспоминалось, Иван Дмитриевич еще будучи младшим помощником квартального надзирателя на Толкучем рынке для себя решил, что ошибки неизбежны в любом деле и казниться из—за них – терять нить расследования и совершать новые, которые в конечном итоге могут привести к непоправимому. Путилин с интересом просматривал список бракоразводных дел, ему казалось, что там сокрыта тайна пропажи. Уволенные его интересовали в меньшей степени, среди чиновников духовного ведомства, конечно же, как и вовсе заведениях империи, встречались недостойные люди, но чтобы они сподобились на совершение преступления и с таким хладнокровием, было сомнительно.

Иван Дмитриевич карандашом подчеркнул две заинтересовавшие его фамилии. в одном из бракоразводных процессов участвовала дама из Иркутской губернии, вторая можно сказать привлекла внимание по наитию. Начальник сыска еще раз осмотрел паспорта, оказавшиеся по всем приметам подлинными. Смущало место рождения и некоторые обстоятельства: ежели господин Комаров не тот человек, за которого он себя выдает, то отчего же он не прихватил с собою столь важные документы? И деньги? При начале новой жизни они столь необходимы? Не будешь же обустраиваться на новом месте с фамилией, которая известна полиции? И деньги? Может быть у пропавшего секретаря была вторая квартира? Но все твердят, что он ежедневно отправлялся на службу из той, что я посетил? Одни загадки.

Иван Дмитриевич не стал вызывать дежурного чиновника, а сам спустился на первый этаж и там дал поручение проверить отмеченных в списке. Потом вернулся к себе, чай показался безвкусным. Так было всегда, когда хотелось быстрого результата, который в конечном итоге приходилось выискивать среди множества ненужного хлама.

Что—то не давало покоя, но что? Вроде бы кирпичик к кирпичику, ан нет вкривь стена возводится и приходится ее рушить, чтобы вернуться заново к исходному состоянию. Душило неприятное чувство ожидания, когда не к чему приложить силы. Дело не движется из—за отсутствия сведений и это тяготило, словно тяжелый груз был привязан к ногам и он не способствовал приятности при каждом шаге.

Михаил ворвался в кабинет, как всегда, без стука и приглашения, но забыв о приличиях и субординации.

– Иван Дмитрич, – шлепнулся на стул и, словно не замечая укоризненного взгляда начальника, продолжил тираду, – депеши иркутскому обер—полицмейстеру отправлены, а вот, – он протянул Путилину лист бумаги, – это послужной список нашего пропавшего.

Начальник сыска с интересом читал поданную бумагу, сощурив при этом глаза. Потом отложил в сторону.

– Согласно этого документа, – он потряс послужным списком, – нашего несчастного секретаря в пору делать если не святым, то по крайней мере праведным и лик писать с него можно.

– И я об этом, – на лице Михаила появилась, непонятно что выражающая, гримаса, – не вяжется духовность с преступлением.

– Это как посмотреть.

– Тоже верно, паспорта и деньги найдены у нашего святоши. Не чисто тут, ох как не чисто.

– Не забегай вперед, – пальцами Иван Дмитриевич выбивал на крышке стола дробь, – подождем ответов, тем более, что по принесенным тобой спискам я приказал учинить проверку.

– Мне не дает покоя дама, что увезла секретаря. Он ее испугался?

– Не исключено.

– Тогда вышеуказанная дама знала о нем что—то нелицеприятное?

Путилин неопределенно пожал плечами.

– Может быть наш праведник не так чист?

– Я же сказал, не исключено, – Иван Дмитриевич произнёс последнее слово по слогам, словно в начальной школе.

– Тогда позволите спросить, как он мог попасть на столь высокий пост в духовном ведомстве?

– Пока тайна за семью печатями.

– Не верится, чтобы так небрежно в духовном ведомстве отнеслись к его назначению.

– Мы же не ведаем о его покровителях.

– Но не обер—покурор же? И не Святейший Синод?

– А почему бы и нет. Все может быть в наше время, все. Вот видишь, – указал пальцем на бумагу, – согласно послужного списка наш разыскиваемый получил высшее академическое образование. Побывал на Святой земле в духовной миссии и при Синоде получил специальную подготовку к должности секретаря.

– Но неужто никто не распознал в нем самозванца?

– Не гадай, Миша. Мы должны следовать только узнанному, иначе воображение приведет нас не к тому дому.

– Вы —то что мыслите по поводу любезного господина Комарова?

– Не знаю, – искренне признался Иван Дмитриевич, – разум говорит – преступник, а червь гложет изнутри, говоря: да не может такого быть.

– А я склонен к мысли о самозванце.

– Вот, вот, ступай, проверь—ка лучше, не пришли ли телеграммы из Иркутска.

– Иван Дмитрич, я думаю рановато, наверное, придут в лучшем случае завтрашним днем.

– Да, Миша, – посетовал Путилин, – нет худшего состояния, чем ожидание.

В третьем часу пополудни доставили циркуляры из департамента санкт— петербургского обер—полицмейстера, в числе прочих и о пропавшем секретаре, сам Государь выказывал обеспокоенность о принятии надлежащих мер к розыску чиновника Духовной Консистории, высказывая нелицеприятные слова о порядке в столице, если лица такого ранга бесследно пропадают.

Путилин ладонью потер шею в предчувствии взысканий за нерадивость, хотя меры приняты и делается все, чтобы данное дело завершить надлежащим образом. Полетят головы, если подтвердится, что Афанасий Петрович Комаров, уроженец Иркутской губернии, на самом деле является самозванцем с несколькими паспортами.

Иван Дмитриевич нахмурился, радости принесенные бумаги не добавляли, да и, честно сказать, отбивали всякое желание к дальнейшему продолжению поисков несчастного. Складывалось впечатление, что только в департаменте заняты важными делами, составлением различных инструкций, циркуляров, поучений и отсылкой их, как буд—то остальные ведомства только и ждут указаний. Раздражение охватывало в минуты понимания, которое становилось противу мыслей.

– Прибыл курьер из адресной, – произнёс, входя в кабинет, Михаил, – со сведениями об интересующих персонах.

– Давай, давай, – Иван Дмитриевич потер руки в предчувствии новой ниточки. Прочел, отложил на стол, снова прочел. Потом резко поднялся так, что едва не повалилось на спинку кресло. Подошел к окну и, там переваливаясь с носка на пятку, простоял некоторое время, обернулся, сверкнув глазами, и прошептал.

– Поехали.

Только в извозчичьей коляске, повернув лицо к помощнику, тихо сказал.

– Неужели Иркутск.

– Что? – непонимающе спросил Миша.

– Ниточки сего дела произрастают в тех краях.

– Куда мы путь держим?

– Нанесем визит одной даме, – далее добавил, – Елизавете Петровне Крамер.

– Петровне? – спросил Жуков. – Наш пропавший Петрович, дама Петровна. Уж не родственники они.

– Не думаю.

– Было бы любопытно, приехать и узнать, что госпожа Крамер – родная сестра Афанасия Петровича.

– Ты, наверное, позабыл, наш секретарь был единственным ребенком в семье.

– Нет, данное обстоятельство я помню.

– В таком случае не топчи новой дорожки.

– Иван Дмитрич, согласитесь, что заманчиво. Брат препятствует бракоразводному делу сестры, а она при… – Михаил уловил укоризненный взгляд начальника и оборвал свою тираду на полуслове.