На особе был сногсшибательный лисий палантин поверх утреннего платья с высокой талией из бледно-голубой итальянской тафты, с золотистыми лентами по манжетам и горловине; левую руку молодой особы покрывала перчатка из белой лайковой кожи, а на голове, поверх кружевного чепчика, красовалась соломенная шляпка с такими же лентами, как на платье. Историческую достоверность ансамбля нарушала необычайно большая сумка, которую видение держало в руке, да носы тяжелых ботинок «Док Мартенс», выглядывавшие из-под длинного подола.

Все книготорговцы – оборотни по натуре, а потому способны менять пол, и не только способны, но и время от времени это делают. Однако данное явление из эпохи Регентства принадлежало к мужскому полу и приходилось Вивьен младшим братом по имени Мерлин. Ему просто нравилось создавать образы, и в своих фантазиях он не знал удержу. Вивьен и Мерлин были очень похожи внешне, так что всякий, кто видел их вместе, сразу признавал в них брата и сестру, но только Мерлин обладал свойством притягивать к себе все взгляды, и это полностью устраивало Вивьен.

– В Бате, пока я шел по Мэнверс-стрит, – начал Мерлин, отвечая на незаданный вопрос Руби, который прочел в ее взгляде, устремленном на его костюм, – я заработал четыре с половиной фунта, позируя для фото с американскими туристами. Будь у меня поляроид, я бы ушел на пенсию через пару дней – снимки пошли бы не меньше двух фунтов за штуку. Просто удивительно, сколько их тут в это время года. Я имею в виду туристов.

– Они приезжают на Рождество и надеются увидеть снег, – ответила Руби. – Не исключено, что в этом году они его получат.

– Кто ты сейчас – Джейн или кто-нибудь из ее персонажей? – спросила Вивьен. – И где ты взял это платье?

– Ну конечно, я Элизабет Беннет, – ответил Мерлин. – А платье из минисериала по «Гордости и предубеждению», который шел пару лет назад на Би-би-си. Ну… тот, с Элизабет Гарви. Помощница из отдела костюмов – моя знакомая. В этом платье Гарви была в середине второй серии.

– Сумка все портит. Слишком большая и исторически неверная. Сюда бы ридикюль, – заметила Руби.

– Знаю, – дернул плечом Мерлин. – Зато туристы не знают или им без разницы. К тому же ридикюль маловат.

Поставив сумку на край стола, Мерлин открыл ее, стряхнул с себя палантин, аккуратно свернул и убрал в сумку, где уже лежали: его любимый револьвер «Смитон.357», с парой обойм к нему; дубинка из железного дерева времен Вильгельма IV, с королевским гербом; кинжал для левой руки, принадлежавший, по слухам, самому сэру Филипу Сидни^[2], посеребренный уже в более поздние времена; книга, которую он читал в данный момент, – «Неуютная ферма» Стеллы Гиббонс, выпущенная издательством «Пингвин» в 1977 году в мягкой обложке, которую принято презирать; вчерашняя булочка «Челси», завернутая в пергаментную бумагу, уже замасленную; две проволочные вешалки для платьев и кое-что по мелочи.

– Как ты оказался в Бате? – поинтересовалась Вивьен. – Разве у тебя не выходной?

– Ага, был, – ответил Мерлин и, поколебавшись, добавил: – Сьюзен навещает мать. Вот я и подумал, что заскочу к ним попозже.

Мерлин и Вивьен познакомились со Сьюзен нынешней весной, и эта встреча вовлекла их в череду серьезных событий, результатом которых стало обнаружение и обезвреживание одной старой и очень зловредной сущности, выявление предателя в рядах самих книготорговцев, а также открытие того, что отцом Сьюзен был Старик Конистон, Древний владыка, как обычно величали могущественнейших сущностей Древнего мира. Все трое подружились, а Мерлин и Сьюзен даже более того, хотя в последнее время отношения молодых влюбленных переживали не лучшие времена. Мать девушки жила недалеко от Бата, а сама Сьюзен чаще обреталась в Лондоне, где училась в Школе искусств Слейда.

– Вы, кажется, хотели отдохнуть друг от друга? – спросила Вивьен. – Или я ошибаюсь?

До Сьюзен Мерлин влюблялся то и дело, все его романы были яркими, но недолговечными и заканчивались без взаимных упреков. Обычно Мерлина тянуло к девушкам, не менее привлекательным внешне, чем он сам. Они встречались недолго и расходились навсегда, ослепительные, как две кометы, которые продолжают каждая свой путь к иным мирам, осыпая все вокруг искрами из своего блистательного хвоста.

– Сьюзен решила, что нам не стоит торопиться, – сухо сказал Мерлин; похоже, он так и не свыкся ни с тем, что остается с одной и той же девушкой уже несколько месяцев подряд, ни с тем, что эта девушка отвергла его, хотя и временно. – У нее много занятий в школе, так что пока мы встречаемся раз в неделю. Я со среды не видел ее!

– Судя по тому, что сегодня еще только суббота, а ты уже собираешься заскочить к ней, ты так и не понял, что значит «раз в неделю», – прокомментировала Вивьен. – Она хотя бы знает, что ты собираешься заскочить к ней в дом ее матери?

– Я не ожидал, что буду так скучать, – признался Мерлин, уйдя, однако, от ответа. – Это очень огорчает. К тому же я жду до вечера.

– Все это очень мило, – жизнерадостно вмешалась Руби, – но каким бы унылым ни казался мой ящик с книгами по сравнению со всем этим, я все же должна просмотреть его содержимое, а затем еще и содержимое многих других. Так что давайте, может, уже займемся нашей колдовской бумажкой, чтобы я могла продолжать спокойно работать?

– Согласен, – подхватил Мерлин. – Что вы подозреваете?

– Пока ничего, – ответила Вивьен.

Мерлин хмыкнул, подтянул платье до колен и закрепил его с помощью специальных эластичных петель, пришитых изнутри, затем вынул из сумки дубинку, подбросил ее так, что она дважды перевернулась в воздухе, а потом опять легла ему в левую руку, и рассек ею воздух буквально в шестнадцатой доле дюйма от ящика из-под чая.

– Готовы? – спросила Вивьен.

– Да готовы уже, готовы, – ворчливо отозвалась Руби.

Сделав шаг назад, она подняла правую руку, набрала полную грудь воздуха, но выдыхать не стала. Такова была необходимая подготовка к использованию магии праворуких, которая работала лишь до тех пор, пока ее носитель не дышал. Вот почему почти все праворукие занимались плаванием и дайвингом или хотя бы тренировались задерживать дыхание в глубинах своих ванн, которые, как правило, стояли на львиных лапах.

Мерлин вопросительно глянул на Вивьен.

– Отец Руби был адмиралом, – сказала ему сестра и тоже задержала дыхание.

Не дыша, она взяла щипцы и вытянула ими бумагу из тайника в книжном переплете. Положив ее на стол, Вивьен взяла вторые щипцы и, необычайно ловко орудуя двумя парами щипцов сразу, развернула старый желтоватый пергамент. Все увидели карту, точнее, фрагмент карты. Судя по тому, что один край пергамента был неровным, фрагмент просто оторвали.

– Какой-то сад, – сказал Мерлин. – Что это, восемнадцатый век? Или позже?

Вивьен кивнула и придавила уголки карты четырьмя шестифутовыми бронзовыми гирьками, похищенными когда-то с почты.

Судя по всему, карта, которая лежала теперь перед ними, составляла четвертую, а может быть, и восьмую часть оригинального документа и была с необычайной тщательностью вычерчена от руки. На ней был изображен участок прекрасного сада вроде тех, которые устраивал в свое время Хамфри Рептон. В северной части карты сохранился уголок крупного строения, окруженного рвом, остальное поглотил разрыв. Переброшенный через ров мостик соединял дом с широкой аллеей, которая вела к отдельно стоящей башне. Надпись, сделанная каллиграфическим почерком рядом с ней, гласила: «Башня с часами». Аллея, продолжаясь строго на юг, упиралась в берег большого искусственного водоема с островком в форме фасолины в центре. На нем был греческий храм, обозначенный как «Храм Дианы». Мост на остров тоже был прорисован так подробно, что в нем с первого взгляда узнавалась копия знаменитого моста в Авиньоне, выполненная в масштабе один к десяти. Для тех, кто его не узнавал, на карте стояла надпись: «Мост Сен-Бенезе». К востоку от прямой аллеи не было ничего, кроме деревьев и надписи «Волчий лес». Пространство к западу от нее частично занимал огород, спрятанный за стеной, у которой притаилось несколько ульев, и большой сад с высокой оградой и каменными воротами, подписанными как «Египетские ворота», но при ближайшем рассмотрении выполненными в смешении разных восточных стилей. Через весь сад, с востока на запад, тянулись сплошные клумбы с розами – по крайней мере, при беглом взгляде цветы на них казались розами, но вообще Вивьен еще предстояло пустить в ход лупу, чтобы уточнить ботаническую принадлежность этих растений. Южнее клумб, но все еще в пределах садовой ограды, был лабиринт, выстроенный, по-видимому, из кирпича или камня. Его стены тоже покрывали плетистые розы или что-то в этом роде, но, скорее всего, именно розы, поскольку это место именовалось «Лабиринтом Розового двора».

– Смотри-ка, сколько статуй вдоль аллеи, – заметил Мерлин. – И все такие странные.

Вивьен медленно выдохнула, чтобы подготовительная магия покинула ее постепенно. Большой палец ее правой руки теперь едва заметно вибрировал, а не дергался, как раньше. Карта действительно оказалась колдовской, но колдовство в ней молчало. Не чувствуя непосредственной угрозы, Вивьен склонилась над пергаментом.

– Статуи геральдических животных, – сказала она. – В том числе и необычных. Гиппалектрион, писмайр, музимон. А вот эту штуку с бивнями, телом верблюда и головой змеи я не знаю…

– Ипотрилл, – подсказала Руби, с облегчением отпуская свою магию. – Надо же, прямо какой-то парад геральдических статуй. Никогда не слышала, что их может быть столько в одном месте. Как по-вашему, оно реально существует или это план чего-то невоплощенного?

– Я не узнаю́ его, – нахмурив брови, ответила Вивьен. – И никогда не читала о таком саде.

При этих ее словах облачный полог на небе опять слегка разошелся, и солнце не упустило свой шанс заглянуть прямо в окно. Золотистые пылинки снова заплясали в его луче, а карта, лежавшая на столе, вдруг стала такой отчетливой и свежей, словно ее закончили только что и на ней даже еще не высохли чернила. В комнате вдруг запахло летом, повеяло теплым ветерком, ароматами свежескошенных трав, гвоздики и даже послышалось томное вечернее пение черных дроздов. Праворукие отпрянули от карты, едва удержав тревожный вскрик.

– Пчела! – воскликнул Мерлин.

– Нет! – взвизгнула Вивьен, но не успела перехватить руку брата.

Мерлин уже держал пчелу в правой ладони, сложив пальцы горстью, чтобы не раздавить насекомое. Но едва пчела коснулась его ладони, карта засветилась еще ярче. Мерлин и пчела исчезли, а пергамент на столе погас и начал крошиться по краям, разрушаясь так стремительно, словно ему было не несколько сотен лет, а несколько тысячелетий и он не мог выдержать напора солнечного света и воздуха.

Вивьен снова набрала воздуха в грудь, но сначала схватила серебряную шляпную булавку и вонзила ее в верхний правый угол карты, пригвоздив ее к столу. Руби правой рукой в перчатке надавила на левый нижний угол. Их действия остановили разложение пергамента в двух точках, удержав карту на месте и погасив ее внутренний свет. Но два других угла таяли прямо на глазах, пока Вивьен не догадалась прижать их серебряными щипцами, а угол, который держала Руби, – посеребренной бритвой. Руби медленно подняла руку и выдохнула.

В небе сомкнулись облака, и солнце исчезло, но карта продолжала золотисто светиться, хотя и очень тускло.

– Она еще активна! – воскликнула Руби. – Необходимо подавить ее как следует, немедленно!

– Сейчас! – крикнула Вивьен.

Она бросилась к шкафу, выдвинула ящик, выхватила из него лакированную шкатулку XVII века из папье-маше, в которой хранились посеребренные железные гвоздики той же эпохи. Вернувшись к столу, Вивьен высыпала на него гвоздики, и они с Руби принялись крепить карту, загоняя большим пальцем правой руки гвоздики в края пергамента на расстоянии примерно полдюйма друг от друга.

Но карта уже уменьшилась. Большой дом полностью исчез, как и почти весь ров, от озера в южной части осталась половина, так что остров и храм Дианы на нем оказались разрезанными ровно посередине. Название леса в восточной части карты потеряло две буквы, огород на западе сжался на треть, а сад съежился до узкой полоски вдоль западного края лабиринта.

– Я вижу Мерлина, – сказала Руби. – Он стоит посреди лабиринта.

Вивьен склонилась над картой и увидела крохотного Мерлина, очень детального прорисованного, высотой всего в восьмую часть дюйма.

– Он двигается, – удивленно выдохнула она. – Хотя и очень медленно. Я плохо разбираюсь в картах перемещения. Они всегда показывают движение?

– Активированная карта – это фактически окно, – ответила Руби; Мерлин действительно двигался, но так медленно, что его движения скорее походили на дрожь. – Правда, в одну сторону. Смотри-ка, действительно очень медленно. Наверное, у него и у нас время движется по-разному.

– Пойду-ка я лучше за ним, – сказала Вивьен и уже потянулась незащищенной левой рукой к карте, когда ее остановила Руби:

– Нет. Ты тоже застрянешь.

– Что? Мы же можем выйти…

– Нет. Это место на карте, оно нигде, – пояснила Руби. – Я поняла это, когда прикоснулась к карте, да и передвижения Мерлина, вернее, их отсутствие, это подтверждают. То есть место, конечно, существует, но не в этом мире. И там, где оно теперь, время течет значительно медленнее. Вот почему оттуда можно выйти только через другую карту перемещения.

– Ну так я возьму ее с собой, – нетерпеливо сказала Вивьен.

– У нас здесь нет таких карт, – продолжала объяснять Руби. – Надо звонить в Лондон или в Торн-Хаус, пусть пришлют нам одну. К тому же нам некуда спешить. Наш час – всего пара минут там. Так что позвоним нашим, посоветуемся; может быть, кто-нибудь подскажет что-нибудь дельное. Я ведь тоже не большой специалист в картах…

Ее перебил громкий лязг пожарного колокола, подвешенного на лестнице снаружи, и почти сразу оглушительный грохот и тошнотворный треск, от которого задрожал дом.

Надо ли говорить, что пожарный колокол предупреждал вовсе не о пожарах.

– Штаб-квартира! – крикнула Руби. – Свистать всех для отпора абордажникам!

Она бросилась к дверям, но остановилась и оглянулась на Вивьен, которая замешкалась у карты.

– Свистать всех, – повторила Руби с мягким нажимом. – Карта никуда отсюда не денется. Для Мерлина внутри пройдут минуты. Идем же!

Вивьен пошла за ней к двери. Снаружи уже неслись нестройные вопли и такой грохот, будто кто-то дробил молотом камни, но головка молота не раскалывала каменную поверхность, а отскакивала от нее с металлическим звоном.

А за их спиной крошечный Мерлин сделал четверть шажка по центру лабиринта на карте.