Глава 6

Где-то, когда-то и где-то еще

Статуя. Именно Пигмалион полюбил статую, которую изваял сам.

Сьюзен споткнулась на верхней ступеньке лестницы, ведущей на следующий этаж, и остановилась. Мерлину, чтобы не налететь на нее, пришлось опереться о стену.

– Сьюзен! Чего ты встала, беги!

Но Сьюзен лишь подняла свечу повыше и сделала шаг в сторону, пропуская Мерлина вперед. Потолок здесь был намного ниже, чем на первом этаже, лестница заканчивалась, а на следующий этаж можно было попасть только через открытый люк в углу. Освещалось помещение тусклой свечой, которая горела в руках у Сьюзен.

Но и этого света было достаточно, чтобы увидеть тела, сложенные в центре. Три ряда, в каждом по восемь тел, средний ряд выложен перпендикулярно двум другим. Все тела принадлежали молодым людям обоих полов и удивительно хорошо сохранились, хотя по их бледным лицам и окоченению, не говоря уже о том, что людей сложили тут, как дрова, было ясно, что они умерли, а не спят, как старуха внизу, хотя на них и не было никаких ран.

На телах нижнего ряда была одежда георгианской эпохи, две женщины даже в шляпках, завязанных лентами под подбородком. Лежащие с краю в среднем ряду тоже были в одежде георгианской эпохи, но ближе к середине появлялись викторианские сюртуки и платья, которые переходили в верхний ряд. Среди мертвецов попадались и военные: один в алом мундире, двое в форме хаки времен Первой мировой и еще один полицейский 1920-х годов.

Тела в верхнем ряду появились здесь позднее: женщина в военно-морской форме времен Второй мировой, «крапивник»^[5]; другая, помоложе, в унылом платье из тех, какие в конце сороковых выдавали по карточкам; тедди-бой в чем-то похожем на костюм «зут» и в одном ботинке, замшевом крипере.

Рядом с тремя аккуратными рядами трупов лежало еще тело – начало новой «поленницы». Хиппи, дитя цветов, в летнем платье-варенке оранжевого и небесно-голубого цветов, босая, обе руки покрыты символами, кое-как нарисованными хной, а в стиснутом кулачке что-то вроде огромной игральной карты.

Снизу донесся еще один удар, и башня снова вздрогнула.

– Быстрее! Наверх! – скомандовал Мерлин, обращаясь к Сьюзен. – Начинай рисовать. Этим людям мы уже ничем не поможем. Дай мне молоток.

Сьюзен вышла из оцепенения и протянула молоток Мерлину. Он сунул его в сумку и бросился к приставной лестнице. Сьюзен полезла за ним. Карабкаться по лестнице, хватаясь одной рукой за ступеньки, а другой держа горящую свечу, было ужасно неудобно. В какой-то момент Сьюзен едва не уронила свечу, но все же справилась и скоро оказалась на следующем этаже. Там тоже был низкий потолок, а еще сводчатый проем, где на столбе висел труп с ирокезом на голове. Через этот проем внутрь струился солнечный свет. Рельсы на полу и разбросанные зубчатые колеса свидетельствовали о том, что когда-то здесь были настоящие часы с безобидным механизмом, который запускал движение кукол под бой часов, но их убрали, чтобы освободить место для ужасающей демонстрации мертвого тела.

В углу была еще лестница, но Сьюзен не обратила на нее внимания. Ей нужен был свет. Не глядя на мертвого панка на столбе, она подошла к арке и, поджав под себя ноги, села на освещенное место. От нее до края стены было не меньше фута, поэтому она не видела, что творится снаружи, а только слышала. Судя по глухим ударам, от которых вздрагивала время от времени башня, статуи по очереди бросались на дверь, но одолеть сопротивление Вивьен не могли. Дверь трещала, но ни внезапного грохота, ни гулкого топота, который наверняка раздался бы, если бы пять каменных статуй ворвались в башню, пока не было.

– Мне нужны перья и доска, – сказала Сьюзен, оглядываясь.

Но из люка вылез не Мерлин, а Вивьен с его сумкой. Подбежав к Сьюзен, она бросила сумку на пол, открыла и сразу протянула Сьюзен толстую черную доску и две перьевые авторучки: «Уотерман Ле Ман Рапсодия Кэвиар» и «Пайлот Ф Милано». Сьюзен сняла с них колпачки и почиркала обеими по краю доски, чтобы посмотреть, как они пишут.

– Где Мерлин? – спросила она, закрыла колпачком ручку «Уотерман» и убрала ее в карман для карандашей своей спецовки, выбрав «Пайлот», так как им было удобнее рисовать.

– Через секунду будет здесь, – ответила Вивьен. – Не беспокойся. Думай о рисунке и о месте, почувствуй свою связь с ним. Я тебе помогу. Я могу… э-э-э… блокировать любые лишние мысли. Мерлин защищает нас. Так что выброси из головы все, что не относится к делу.

– Попробую, – сказала Сьюзен.

Она склонила голову, посмотрела на черную доску, провела на ней четыре строгие линии так, чтобы получилась рамка, и начала старательно, во всех деталях, воспроизводить картинку, которая возникла у нее в голове. Это было изображение самого безопасного места, какое она знала в жизни. Стоило Сьюзен начать его вспоминать, как на нее буквально нахлынули звуки, запахи и даже тактильные ощущения – все, что делало это место именно таким, каким оно было. Она едва услышала, как Вивьен сделала вдох, и едва заметила, как та сжала ее плечо: просто мир вокруг как бы перестал существовать. Сьюзен больше не волновал грохот сокрушаемой внизу двери, она не чувствовала, как печет солнце, и не видела ничего, кроме черной доски, серебряных чернил и того места, которое рисовала душой и сердцем.

Сьюзен не заметила, как выскочил из люка Мерлин, как лег на пол и, свесившись вниз, левой рукой сломал четыре верхние перекладины, с нечеловеческой легкостью круша толстые дубовые доски, хотя даже ему это давалось не без труда. Покончив с ними, он подбежал к сумке, выхватил из него «смитон» и, держась за столб, на котором висел мертвец с ирокезом, высунулся наружу и быстро выстрелил вниз шесть раз подряд. Стрельба, видимо, не дала того результата, на который он надеялся, потому что Мерлин, стремительно перезарядив револьвер, больше не стал стрелять, а сунул его обратно в сумку. Немного поразмыслив, за что схватиться – за импровизированную булаву или за инструмент каменщика, – он выбрал молоток.

В ту же секунду страшный грохот внизу возвестил о том, что статуи прорвались. Вивьен удалось придать двери такую же прочность, которой обладал камень вокруг нее, так что она как бы стала частью стены, но статуи бились в нее так упорно, что в конце концов проломили и стену. Стреляя в них, Мерлин заметил, что большинство статуй тоже пострадали, потеряв рога, конечности и части своих мифологических тел. Единорог вообще вышел из строя – его голова лопнула пополам, но Древний владыка просто оживил ближайшую к башне статую, и теперь к ним неуклюже приближался жаждущий драки минотавр. В руках он держал каменный боевой топор, что делало его опаснее других статуй.

Мерлин знал, что сломанные верхние ступеньки задержат их, хотя и ненадолго. Они найдут способ подняться: встанут друг другу на голову или еще что-нибудь придумают. Мерлин нигде не видел писмайра и только надеялся, что эта тварь не умеет ходить по стенам, как настоящий муравей. Хотя если бы он умел, то уже, наверное, был бы здесь.

Взяв молоток, Мерлин приготовился. Перо в руке Сьюзен стремительно сновало по доске, на черном фоне проступал серебряный пейзаж. Кажется, это был скромный лесной ручеек, скорее всего где-то на склоне Старика Конистона, может быть рядом с озером.

Мерлин надеялся, что у Сьюзен получится. Им троим надо вернуться в свой мир и как можно скорее приняться за поиски Древнего владыки этого сада, ведь он оказался настоящим серийным убийцей. Нельзя позволять мифическим существам убивать людей. Тем более что это была не самооборона, не несчастный случай и даже не недоразумение, как во время жертвоприношений, когда сущностей убеждают, что люди добровольно выбирают роль жертвы. Ну или когда это действительно так и есть.

Он посмотрел на труп на столбе. В отличие от тел на втором этаже, на нем были раны, причем заметные. Мерлин нахмурился, оценивая повреждения. Похоже, парня пытали перед смертью. Мерлин сосредоточился на одежде: джинсы и футболка были, похоже, рекламным подарком от какой-нибудь мелкой фирмы, вот только логотип и название так залиты кровью, что их не разглядеть. На джинсах было много дырок и булавок, но все просто для вида. Задний карман висел на одной заклепке, почти оторванный, и Мерлин решил, что панк, скорее всего, и есть владелец того бумажника, который он нашел в лабиринте.

Эти наблюдения и то, что Мерлин видел внизу, плюс те немногие вещи, которые он успел взять с других тел, будут иметь решающее значение для расследования. Если бы еще выяснить, кто все эти люди и когда они исчезли, было бы совсем хорошо…

Мерлин перестал думать об этом и бросился к люку, где обрушил свой молоток на коронованную макушку писмайра. Как он и ожидал, гигантский муравей лазал лучше других, и отсутствие ступенек на лестнице его не остановило.

Муравей попытался схватить Мерлина своими острыми жвалами, но тот увернулся и снова обрушил молоток на маленькую головку. По ней побежали трещины, но писмайр сделал выпад и выворотил половину люка. Мерлин ударил еще раз в то же место, и каменная голова разлетелась на пять кусков.