Глава 4

Когда это случилось, у нас с Бобой уже было все не хорошо. Но перелом в отношениях произошел так быстро после моего переезда в Штаты, что я просто не была готова. Прошло едва ли больше месяца, когда он резко переменился и в обращении со мной, и в поведении. Стал грубым и резким. Мы уже успели поссориться так, что он сказал – собирай вещи и лети назад. Причем все произошло на ровном месте, из-за какой-то настолько незначительной мелочи, что, кажется, он просто искал, к чему придраться. Однако целью этой придирки было не выдворение меня из квартиры, не отсылка в Москву. А начало манипулирования. Прощупывание почвы, проверка на прочность. Откуда лучше начать расшатывать, где первым делом надломится, где порвется.

Я даже помню этот повод обругать меня, с которого все и началось. Началась та кропотливая работа по «обузданию моего характера». А ведь он мне это когда-то даже обещал, но я отнеслась слишком поверхностно, подумав: «Ага, попробуй!»

К нам домой пришла его знакомая филиппинка. Кажется, они иногда вместе занимались подготовкой к медицинскому экзамену. Она была страшненькая, забавная и называла меня Сония. Но Бобе вдруг пришлось отлучиться, и он, по обыкновению, потащил меня с собой. А я, когда мы вышли, без задней мысли спросила, не боится ли он оставлять дома чужого человека.

Что тут началось! Впервые я его видела в таком агрессивном настроении, впервые он с ног до головы облил меня грязью за этот вроде бы невинный вопрос. Как я могла вообще такое ляпнуть! Да я полная дура! Да как он во мне ошибся! Я была в полнейшем изумлении от таких резких перемен и, конечно, огрызнулась, на что и была послана.

– Все, собираешь вещи и уматываешь! – объявил он. Вот так, резко, ни с того ни с сего, просто после моего вроде бы закономерного вопроса. Меня захлестнула волна обиды и разочарования. Его тон был слишком серьезен, и я почувствовала, что он и вправду меня выгоняет. А в эту поездку было вложено столько сил! Я же не из соседнего района приехала. Я уволилась с хорошей работы, даже университет бросила! О чем же ты думал, когда почти целый год обрабатывал меня, заманивая к себе в Нью-Йорк? Зачем ты это делал? Чтобы через месяц вот так вот отфутболить? К чему все эти поездки к родителям в Израиль, зачем миллион совместных фотографий, подтверждающих серьезность наших отношений? Я была совершенно обескуражена этой внезапной переменой в нем: в его тоне, словах, даже жестах…

И тут я совершила дичайшую ошибку. Хотя, возможно, она и не повлияла на дальнейшее развитие отношений не в ту степь… но повлияла на меня. Я надломилась. Именно тогда. Когда убежав в сердцах к океану и посидев там в одиночестве на песке, прокрутив в голове свое предполагаемое возвращение домой, обдумав странную ссору, я решила действовать как когда-то с бывшим мужем, как с другими мужчинами во время размолвок. Быть мудрой и понимающей. Пойти навстречу. Не накалять обстановку. Обычно это всегда работало. С обычными, нормальными людьми, которые могли в сердцах чего-то наговорить, бездумно обидеть, вспылить, но, видя встречную мягкость вместо ответной злобы, мгновенно стихали, отходили, чувствовали себя виноватыми за вспышку, заглаживали вину. Так бывает: не все, к сожалению, умеют себя сдерживать. Говорят не подумав, а потом жалеют, но упрямо молчат, будучи неспособными сделать первый шаг. А у меня получалось подтолкнуть их к этому действию или самой сделать шаг навстречу, и это только крепче связывало нас. Но не с этим человеком и не в той ситуации.

Подождав, пока полностью высохнут слезы, я вернулась к Борьке, как побитая собака, и попросила не прогонять меня. И тем самым передала ему в руки бразды правления. И он принялся ломать меня дальше. Хладнокровно, спокойно, даже с удовольствием. С другой стороны, все это произошло бы в любом случае, но, возможно, не сразу. Может, когда уже поздно было бы отступать. Поэтому, скорее всего, все было к лучшему.

В те дни, что он со мной познакомился, в то время, когда начал обрабатывать меня, я была на подъеме. Я уволилась с очень тяжелой и нервной должности, пережила, оставила наконец в прошлом мучительный развод и готова была взлетать, полная сил. Окрепшая, открытая новому, счастливая. Он не подловил меня в момент беды и слез. Не втерся в доверие в минуты слабости, когда вроде легче всего подобраться к человеку. Как я потом узнала, таким, как он, это не интересно. Это не их вариант. Они «работают» только с сильными. Сломать что-то крепкое, не поддающееся – вот это интерес. А добивать полуразрушенное – не комильфо же совсем.

* * *

В тот грустно-памятный день мы поехали в Бруклинский ботанический сад. Боба, как всегда, со своей огромной медицинской книгой в рюкзаке, чтобы готовиться к очередному экзамену. Я – в качестве группы поддержки. С момента нашей ссоры и моего позорного подлизывания он больше не вел себя как раньше: приветливо и иронично. Теперь он разговаривал со мной пренебрежительно, грубо, ходил, задрав нос, а я везде плелась следом, не понимая, почему себя веду подобным образом. И как могло произойти, что всего месяц назад я прилетела, пройдя столько препон, и он так ждал и звал меня.

– Давай поговорим, – попросила я, наконец отважившись, когда увидела, что он прервал свои занятия, чтобы передохнуть и перекусить.

– Мне нужно заниматься. Ты пошла с целью мне мешать? – скривившись, недовольно спросил он.

– Ну ты же прервался. Я просто волнуюсь. Мне кажется, ты изменился. Что происходит?

– Вот именно: тебе кажется. Все нормально, ничего я не менялся. Ты же знаешь, мне нужно готовиться к экзамену.

Сколько раз я еще пыталась обсудить ситуацию: словами через рот. И когда пыталась выяснить, в чем дело, всегда слышала этот ответ и видела невозмутимое удивление в глазах. Беда в том, что в подобной ситуации действительно надо просто молча собирать вещи и отчаливать, уже не жалея о затраченных силах, брошенных университетах, позорных возвращениях домой. Это все – намного меньшее из зол, зато психика останется целой. И даже почти в норме. Ну, подумаешь, кого не бросали? Все через это проходили, не я первая, не я последняя. Обычно все проходит довольно быстро, когда не видишь и не слышишь объект своих притязаний. Это несложно пережить. Намного труднее будет выкарабкиваться потом, когда ты уже не знаешь, где правда, где ложь, кто виноват, а кто прав.

Борькины ответы, что все в порядке и его поведение не менялось, были направлены на то, чтобы дезориентировать и поставить в глупое положение. Словно я надумываю себе проблему, раздуваю ее из ничего.

– Тебе все кажется, тебе уже лечиться надо, ты воображаешь несуществующее.

– Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Нет, конечно, у нас все в порядке, что ты придумываешь?

И снова начинается перемалывание ситуации в мыслях, и уже думаешь, а что, если и правда это разыгралась моя паранойя? Он переживает из-за работы и экзамена, у него не выходит, а ты тут под руку лезешь со своими претензиями. Потерпи, ты же мудрая женщина, у тебя же всегда получалось поддерживать мужчину…

Но это не тот мужчина, которого стоило поддерживать. От такого нужно было мчаться во все лопатки. Стремглав, радуясь, что отделалась малой кровью. Но я об этом не знала. Я все приглядывалась, пыталась найти отголоски того интеллигентного, обходительного, эрудированного и шутливого человека, с которым общалась на протяжении долгих месяцев: по скайпу, затем живьем, затем снова по скайпу. Который так ждал меня все это время. Прежний Боба и новый сильно диссонировали между собой, что еще сильнее запутывало меня.

– Я был на отдыхе, поэтому расслабился. Здесь я дома, и у меня много проблем. Я тут такой, – невозмутимо пояснял он, и мне казалось это совершенно логичным объяснением. И я продолжала терпеть в надежде на то, что через три месяца он снова сделает попытку разделаться с экзаменом и все наконец получится. Нужно только немного подождать. И быть мудрой и терпеливой.

Мне очень не нравилось, когда он пил. У него словно срывало какую-то планку, и пьянка продолжалась несколько дней, перерастая почти в настоящий запой. Правда, в отличие от моего бывшего мужа, становившегося агрессивным и мрачным, Боба, наоборот, превращался в дурашливого весельчака. И мне было неприятно его состояние, но когда приходилось выбирать между презрительной холодностью и пьяным дружелюбием, я все-таки предпочитала второе.

Уже потом я узнала от нашей общей знакомой Марины – подругой не поворачивается назвать язык, потому что она была в курсе слишком многого, но не предостерегла, – что он даже лечился в клинике от алкоголизма. Там, оказывается, и с женой своей гражданской познакомился, которую так же, как меня, мурыжил аж шесть лет! Я как подумаю, что она не могла выбраться из этого ада шесть лет! Она потом еще приходила к нам с новым мужем и по совместительству Борькиным другом, чтобы посмотреть на меня! Ее не отпускало. Он так глубоко пророс в нее своими гнилыми корнями, что она продолжала жить с оглядкой на него. Ах, и да. Она тоже делала от него аборт. У нее был врожденный порок сердца, и Боба настоял, чтобы она избавилась от ребенка, ведь это могло навредить ее здоровью. Потом она родила от нового мужа здоровую девочку. Полный срок не доносила, но тем не менее у девчушки было все в порядке.

В общем, когда Боря показал свое лицо, его пьянство стало для меня хоть какой-то отдушиной, пусть извращенной и странной, но отдушиной, потому что в этот момент он становился покладистым и почти добрым, напоминая того человека, к которому я, собственно, и ехала. После ботанического сада мне как-то удалось уломать его, чтобы посидеть вечером с вином. Он быстро и хорошо накидался, и у нас наконец-то случился секс, которым после той нашей несчастной ссоры он меня тоже не баловал. Словно и здесь за что-то наказывал. К сожалению, секс был именно тот самый, незащищенный.

У нас и раньше предварительных ласк особо не было, Боря всегда приступал сразу к делу, но в этот раз он входил в меня слишком грубо, резко, будто торопился побыстрее получить свое и отделаться. Тяжело и часто дыша, он скользил отстраненным взглядом по моему лицу, а пустые равнодушные глаза смотрели словно сквозь меня. Губы едва заметно растягивались в улыбку, но адресовалась она не мне. Он полностью был сосредоточен лишь на своих ощущениях. Не знаю, может, представлял кого-то другого, может, просто думал только о себе и собственном удовольствии, но эта сцена врезалась в мою память как образец потребительского безразличия.

Достигнув пика, он застонал, оскалился, втягивая воздух сквозь зубы, сделал еще несколько медленных, глубоких толчков и обессиленно рухнул на меня всем весом, а через пару минут перекатился на спину и, пьяно улыбаясь, процедил:

– Ой, не успел выскочить.

И хоть все время до моего приезда он убеждал меня, что очень хочет детей и что у нас их будет как минимум двое, я тщательно старалась смыть его следы. Но меня волновало в этот момент лишь то, что мы оба выпили алкоголь, причем изрядную дозу. Конечно, проще всего было принять экстренное противозачаточное.

– У нас тут без рецепта ничего не купишь, а для рецепта тебе нужно идти к врачу, и это очень дорого, – сказал он все с той же улыбкой. – А твоя российская страховка подобные расходы не покрывает. Да ладно, авось пронесет.

Я корячилась в ванной, пытаясь хоть как-то залить в себя воду, но сделать это было невозможно. Уж сколько раз я просила Борю купить гибкий шланг к смесителю, чтобы можно было ополаскиваться по-человечески, не брызгаясь. Лейка, намертво прибитая к стенке, выплескивала воду как-то так, что после принятия душа весь пол в ванной был залит. Уж как там ни заматывали, не пытались защититься занавесками, все равно вода протекала. И кажется, к соседке снизу, но об этом позже.

Боба выдал мне спринцовку, которая была предназначена совершенно для иных целей, поэтому она не помогла. И я тоже понадеялась на этот авось. А может быть, наоборот. Ведь он же до этого сделал предложение, и позвал сюда с этой целью, и повторил это по приезде. Стоило ли так бояться? Мне просто надо было перетерпеть приступы его подавленного настроения, но я же мудрая женщина, уж могла справиться!

Конечно, если бы я знала то, что знаю сейчас, я бы сама сходила в аптеку и во всем разобралась, объяснившись хотя бы на пальцах. Но я еще ему в то время верила. А он как раз стал таким милым, с пьяных-то глаз, и я старалась ценить эти моменты. А еще я где-то даже надеялась, что забеременею. Я давно уже созрела. Еще при жизни с мужем, который, узнав, что я наконец-то хочу детей, вдруг перестал со мной спать. Разумеется! Ведь он сильно боялся, что в доме появится еще один ребенок, кроме него, и я все свое внимание перенесу на этот объект. Потом я, конечно, радовалась, что мы с ним никого не завели. Тогда я не смогла бы уйти.