Глава 3

Не думаю, что Саша хотел меня обидеть или задеть, но его слова оставили очень неприятный осадок в душе. Хотя появилось и облегчение: он не собирался объявлять мне о расставании. Просто какая-то дурацкая, жестокая и неудачная шутка.

– Не шути так, – наконец проворчала я, закатив глаза, и поднялась, чтобы закончить с продуктами.

– Да не шучу я, – усмехнулся он. Кажется, он уже справился с собой и больше не нервничал. Хотя постойте-ка, если он шутил, то почему тогда вообще волновался? Я снова бессильно опустилась за стол и тоскливо взглянула на него.

– Ну что за глупость, Саш?

На меня вдруг навалилась какая-то безмерная усталость, и я даже ощутила, как она отражается на моем лице. Опустились уголки губ, отяжелели веки. Наверное, сейчас я выгляжу как раз на все свои сорок четыре. А может, и того больше.

– Да я знаю, что глупость. – Он снова со странной усмешкой взглянул на меня и смущенно почесал затылок. – Но давай все-таки посмотрим, что будет. Ты же знаешь, шансы при всех факторах минимальны, даже мегаминимальны. Но если вдруг это случится, то пусть так и будет, а?

Я наконец вытаращилась на него уже всерьез.

– То есть ты сейчас предлагаешь мне, – с расстановкой начала я, – не предохраняться и пустить все это дело на авось…

Саша покивал.

– Но какой смысл? В чем проблема? Мне достаточно выпить две таблетки, и можно про это забыть, зачем эксперименты? Ладно, если не было бы выхода. Но сейчас все просто!

– Да я понимаю. – Он выглядел уже совершенно спокойным, в глазах даже плясали озорные искорки. – Но просто вот я думал, думал. Если это почти невероятно, но все-таки произойдет, то, может быть, так и надо?

У меня в голове ворочалась и перетекала лавина самых разнообразных мыслей. От пугающих, что у Сашки поехала крыша, до каких-то совершенно фантастических: а вдруг мне еще не поздно? А вдруг и правда еще можно? От этого хотелось и смеяться, и плакать навзрыд. Если это шутка, то слишком жестокая. Но все-таки в голове оставалось еще немного здравого смысла. Я собрала себя в кучку и усталым ровным тоном произнесла:

– Саш, ты же не хочешь детей. Мы это в самом начале довольно четко обсудили. Или ты собираешься потом наблюдать со стороны?

Он немного грустно улыбнулся и навалился на стол всем корпусом.

– Да, я помню наш разговор. И я действительно не планировал больше ничего подобного. Но теперь я постоянно думаю, ну а если вот при таких ничтожных шансах все-таки что-то произойдет? Почему нет?

– То есть вдруг это судьба, хочешь сказать? – Я нервно засмеялась, а он совершенно серьезно кивнул. – Никогда не замечала за тобой веры в судьбу или знаки. Ты же всегда кичился тем, что «матерый материалист»! – Я процитировала одно из его любимых выражений, которое он использовал, когда мы говорили о чем-то потустороннем.

– И тем не менее, – ответил он. – В высшие силы я не верю. Но вот в такие знаки – да. Это не сигнал из космоса или ноосферы, как ты любишь говорить. А, скорее, просто какой-то шанс, который не нужно упускать.

Я сидела, кусая губы. Саша нес бред, и на него это было не похоже. Заставить он меня, конечно, не мог. Даже если он под влиянием момента не отдаст мне несчастную упаковку противозачаточных, я по дороге домой все равно куплю еще одну. Ну, если только, конечно, он меня не запрет на эти семьдесят два часа или сколько там еще времени осталось. Но это уже точно бы попахивало сумасшествием. А такие вещи лучше узнавать сразу. Пусть даже не очень приятным способом. В общем, если что пойдет не так, надо со всем соглашаться и просто спокойненько улизнуть.

– О чем задумалась? – спросил Саша, встревоженно глядя на меня. – Ты сразу не отказывайся, ну есть же еще время, подумай до вечера.

На сумасшедшего он не походил.

– С чего ты взял, что мне это нужно? – наконец спросила я, постаравшись добавить голосу равнодушных и ледяных ноток. – Ведь я тебе тоже объясняла в самом начале, что и мне уже это не надо. И даже больше, чем тебе. Потому что ты – наблюдатель, а я, извините, потенциальный носитель. А мой организм, к сожалению, уже довольно сильно изношенный.

Как будто в подтверждение моих слов сразу заныли колени и локти и даже потянуло поясницу. Я представила, как с этой болью буду носить перед собой несколько килограммов живого веса, и меня передернуло.

«Да что я в самом деле, неужели всерьез об этом размышляю?!» – встряхнулась я и уставилась на Сашу. А он помолчал какое-то время и грустно сказал:

– Ну, на вид ты довольно крепкая. Но дело не в этом. Просто я давно за тобой наблюдаю. И когда разговор хоть как-то касается детей, или ты видишь их, проходя мимо площадки, или мы смотрим фильм, где женщина на сносях или при родах… У тебя в глазах такая вселенская тоска появляется, что мне тоже плакать хочется. И это видно, понимаешь? Хоть ты и прячешь это за напускным равнодушием. Я раньше думал, что тебе действительно все равно, ты так легко об этом говорила. А потом понял, насколько не все равно. Ты же страдаешь.

У меня пропал дар речи, а губы опять затряслись. Я опустила глаза, пытаясь справиться с эмоциями. Что он говорил? Я даже сама этого не знала. Он все надумал, конечно. Я давно уже справилась с собой и смирилась, что детей у меня быть не может. Точнее, физически-то я всегда могла это сделать, но твердо решила, что мой ребенок должен родиться в полной семье. Рожать, как некоторые, «для себя» я не хотела категорически. Потому что рожать надо не для себя, а для ребенка, и сознательно обрекать его на безотцовщину… Я могу быть тысячу раз не права, но такова была моя позиция. А еще я действительно не представляла, что смогу тащить ребенка в одиночку. Когда я думала об этом, мне становилось страшно. Это же просто крест на всей привычной жизни. В конце концов, как я объявлю стареньким родителям? У меня, видимо, настолько с юности впиталась в кожу мамина фраза «Попробуй только в подоле принести», что одна мысль об этом уже действует как удар током.

– Эй, ты не подумай, что я собираюсь, как ты сказала, наблюдать со стороны, – продолжал Сашка. – Если вдруг случится, то я всегда буду рядом. Честное слово.

Я подняла на него удивленный взгляд. Его слова звучали искренне. И что? Он мне предлагал быть вместе? И не просто вдвоем, а еще и втроем, если вдруг все сложится? Поверить в это было почти невозможно. Здесь точно крылся какой-то подвох. Что, если он такой же, как Борька, только еще более умело это скрывает? От страшной мысли похолодела спина и до боли заколотилось сердце. Вдруг Сашка доделает начатое Бобой? Вдруг он доломает меня окончательно? Я ведь не цельная, я склеенная из кусочков, и ломать уже намного проще…

Эти полубезумные мысли рождались не на пустом месте. Это предложение звучало странно и настораживающе. Ведь с тех пор, как я выбралась из передряги с Борькой и вернулась в Москву, никто, ни один мужчина, не захотел от меня детей. Даже жить со мной никто не хотел. А этот вдруг вот такое предлагает, хотя сам говорил, что ему не нужно.

Но что, если допустить, что он говорит правду? Если он – просто мой человек? Ну тот самый, которого ко мне вела судьба, когда я ей наконец доверилась. Неужели я не заслужила этой крупицы счастья, ведь я далеко не в начале жизненного пути… Все эти мысли так и остались внутри, а я вместо этого просто сказала:

– Но я действительно уже не хочу. – Сашка бросил на меня взгляд, полный сомнения. – Не то чтобы не хочу, но это очень плохая идея. Я не знаю, в курсе ли ты насчет статистики, но шансов в таком возрасте родить больного ребенка очень много. Или просто нездорового, или с синдромом определенным. Да я могу и просто не разродиться. Я сейчас-то уже на кусочки разваливаюсь…

– Ой, да ладно! – хмыкнул он. – На кусочки. Ты бегаешь, как коза, в тебе энергии на нас двоих хватит и еще останется.

Я с оторопелым возмущением уставилась на него.

– И, в конце концов, я не только статистику знаю, а и то, что все эти проблемы выявляются еще в процессе беременности. Попробовать-то можно.

У меня появилось ощущение, что чем больше я возражаю, тем сильнее он загорается этой идеей. И он реально, кажется, не врал. Он правда этого хотел. Но у меня в запасе было еще немало доводов против.

– Послушай, Саш. Может быть, ты прав. Может быть, ты хорошо меня уже знаешь и я действительно хотела бы стать матерью, но я твердо убеждена, что в первую очередь нужно думать именно о ребенке. А я не хочу, чтобы моя дочь или сын краснели, когда я за ними в садик буду приходить. А им будут говорить: «За тобой бабушка пришла!» Ты же не объяснишь ребенку, что всякое бывает, что припозднились, что последний шанс. А ему будет стыдно и обидно, что у него такая старая мама. Да и папа.

– Ой, да ну брось ты! – возмутился Сашка. – Вот вообще не аргумент. А будешь париться насчет возраста, сделаешь себе подтяжку. Я лично оплачу, если, конечно, сама захочешь. А заодно и сиськи.

– Что? – Я чуть не задохнулась. – А с сиськами у меня что не так?!

Упругая грудь была предметом моей гордости. В юности я очень переживала за ее небольшие размеры, зато с возрастом груди слегка налились, но еще не обвисли и выглядели пока отлично. Сашка уже в голос заржал.

– Да все так, шучу я. Ты хоть ожила. А то сидишь как замороженная, словно я тебе предложил гадость какую-то, а не ребенка зачать.

– Ну, вообще-то мы его уже зачали, если на то пошло, – парировала я. – Или не зачали. И специально делать мы это точно не будем.

– Не будем, – согласился он. – Но сейчас ты же согласна? Ну, ты уже почти согласилась же, да?

А я почувствовала, что и правда сдаюсь. К тому же ну какой шанс попадания? Да один из тысячи. Ну даже если из ста. Все равно очень, очень маленький шанс. Сашка вчера был прав, люди годами залететь не могут: молодые, здоровые, хоть и стараются. А я уже прямо решила, что с первого раза все произойдет. Хотя… у меня имелся опыт. В моей жизни был единственный незащищенный секс – тогда с Бобой. И там сразу все зародилось. И да, я небось тогда тоже подумала, что это знак.

– Слушай, я не знаю, – продолжала я еще слабо отбиваться. – Я современных детей вообще не понимаю. Я ж говорила, что когда-то воспитательницей работала, но тогда дети были послушные, и не было гаджетов, и ювеналок, и всякой другой дряни. А еще я параноик и потенциальная тревожная мать. Я его задушу заботой.

– Да погоди ты, – грустно сказал Сашка. – Шансов-то почти нет. Ну просто давай попробуем.

Я шумно выдохнула.

– Ну ладно. Проведем этот безумный эксперимент, – угрюмо сказала я и потянулась к литровой бутылке мартини, до сих пор стоявшей на столе. Сашка опередил мой жест и, сцапав бутылку, переставил ее подальше от меня. Я думала, он сам хочет налить, но он даже не собирался ее открывать.

– Эй? Ну в чем дело?

– Голову включи! – хихикнул он. – Пока мы не узнаем наверняка, тебе нельзя алкоголь.

Он поднялся и отнес бутылку в бар. Я, разинув рот, проводила ее расстроенным взглядом, и вдруг передо мной наконец раскрылась вся серьезность происходящего. И серьезность Сашкиных намерений. Он даже пить мне не разрешил. Черт, но как без этого? Я только так расслабиться могу!

– А… э… – Я скорчила недовольную гримасу и удрученно развела руками, когда он вернулся на кухню.

– Ну, прости, – усмехнулся Сашка. – Попрощайся с этим удовольствием на… сколько там, пару недель? Или на девять месяцев. Как пойдет.

* * *

Оставшийся таблеточный срок, пока можно было все это остановить, я прожила как в тумане. Я уже вернулась домой и не находила себе места. Когда я уезжала, Сашка явно тревожился. Может, не доверял. Думал, что все-таки не решусь и откажусь от его предложения. А я и сама не знаю, почему пошла на эту глупую авантюру. Даже поплакала. Но все же у меня было почти два месяца в запасе, чтобы все остановить. Пусть и более кардинальными методами, болезненными и травмирующими. Главное, что выход был. Как и тогда, много лет назад.

За эти пару дней мы с Сашкой списывались и созванивались чаще обычного, но он терпел и не задавал вопрос, который его волновал. И только когда по его подсчетам прошло уже чуть более семидесяти двух часов, он снова позвонил и сразу в лоб спросил:

– Ну что?

– Что – что?

– Не выпила?

Я почувствовала напряжение в голосе и не стала его томить. В конце концов, почему-то ему действительно этого хотелось. А что, если это наш совместный шаг в новую жизнь? Пропади все пропадом. Ничего меня не сломает. Потому что иногда там, где склеено, вообще невозможно разломить. Все от клея зависит. А уж в его составе я уверена. Сама делала.

– Нет, не выпила, – немного сварливо ответила я и услышала вздох облегчения на том конце провода.

– Спасибо, – сказал Сашка. – Буду держать кулачки.

Офигеть. То убеждал меня, что шансов нет. А теперь кулачки? А может, он просто тоже видит во мне своего человека? Я ж говорила, что чем позже люди сходятся, чем более зрелыми встречают друг друга, тем крепче может быть их союз. Потому что они уже точно знают, чего хотят. И способны принять взвешенные, мудрые решения. Просто это было бы слишком хорошо. Разве может такое быть со мной?

Положив трубку, я отправилась в туалет и выдавила в унитаз по очереди обе таблетки, чтобы не было соблазна выпить их после указанного срока. Да, конечно, я все равно купила их по дороге. Но принимать так и не стала.