С этими словами Уилл достал из кармана мешочек со сластями, которые купил на рынке, и высыпал на уже протянутую ладошку горсть сахарных шариков. Взвизгнув от счастья, Вериатель тут же принялась хрустеть угощением, выплясывая вокруг суженого круги. Прикончив сладости, она с довольным видом облизнула губы, затем изящные пальчики и, пофыркивая на свой лад, чмокнула Уилла в щеку.

– Вериатель, я хотел тебе сказать кое-что… – он начал поправлять лямки плетеного короба, собираясь с духом. – В общем, я завтра пойду просить руку Линайи у ее отца. Вот…

Вериатель подняла брови, уперев руки в бока. Затем она вытянула задумчиво губы трубочкой и вдруг протянула ему руку, мол, забирай – рука твоя. Оцепенев на мгновение, Уильям тут же громко рассмеялся.

– Ах, Вериатель, Вериатель… Просить руку – это не означает забрать руку! Это значит просьбу провести вместе остаток жизни, делить пополам радости и невзгоды, породниться и произвести на свет потомство. Я буду любить Линайю всю свою жизнь, и она родит мне детей!

На это Вериатель лишь потрясла головой с вечно мокрыми волосами, затем прикрыла рот рукой, беззвучно смеясь. Казалось, что ее что-то в словах сильно позабавило. Наконец, она прыгнула прям перед мужчиной, взяла его руку и приложила к своему животу. Но не успел Уилл, ошарашенный, спросить что-либо, как демоница расхохоталась, отбежала и, войдя в воду, исчезла. Так и простоял Уилл на месте еще с пару минут, вглядываясь в реку. Страшное подозрение закралось в его мысли, но он отринул его, решив, что обязательно все выпытает завтра.

Уже на подходе к дому он перестал думать о шинозе, незнакомце с юга или Линайе, но теперь вспоминал о том страшном и одновременно волнительном дне на берегу Сонного озера. «Какой необычный сегодня день, – удивлялся он. – Как-то все закрутилось, что в один день я и решил, что пойду свататься вот прямо завтра, и чудесную шинозу выменял у такого же чудного старика, и Вериатель себя так странно вела. Необычные встречи…»

* * *

Еще не начали петь мацурки, а Уилл уже подходил к дому. Южный ветер принес с собой долгожданное тепло, сосны вокруг деревни тихо шумели, словно переговариваясь. В поселении сегодня было немноголюдно – большинство осталось в Вардах у родственников по случаю праздника.

Уилл постучал в дверь дома. Через минуту ему открыла матушка Нанетта и выглянула наружу.

– Ох, сынок, я уж думала вы в городе заночуете. А, Малик там остался все-таки?

– Да, завтра протрезвеет и вернется.

Уилл вошел в дом и тотчас почувствовал аромат жареной рыбы. Сбросив с плеч тяжелую корзину, он сразу положил мешок с шинозой в противоположный от пылающего очага угол. Затем выжидательно поглядел на жену брата, но та даже не удосужилась поздороваться – только обошла его по кругу, чтобы тут же залезть в корзину и посмотреть покупки.

– Матушка, – предупредил он. – Тут в мешке очень опасный порошок. Я займусь им после ужина, а пока что обходите его стороной. И ни в коем случае не подносите огонь.

– Хорошо. Жаль, что Малик остался в городе – такая вкусная рыба получилась, – Нанетта стала накрывать на стол. – Ох, и мацурки запели. Как вовремя ты вернулся!

Семья собралась за столом. Взявшись за руки, Шароша и Нанетта стали шептать молитвы Ямесу. В это время Уильям молча наворачивал рыбу, заедая ее дольками молодой репы. Он все думал о том, что пыталась сказать ему Вериатель сегодня. Думал он и о завтрашнем дне, когда пойдет к купцу Осгоду и будет просить руки его дочери.

Когда женщины закончили молитву и приступили к трапезе, он вспомнил про визит к старой травнице и сообщил, что сбор будет готов к полнолунию. На это матушка Нанетта одобрительно кивнула. Затем уже под конец ужина, доедая гольричку, она сказала, что в деревню сегодня пришли Лина с братом Элиотом – их тетушка Маргари захворала.

Только Уильям захотел было признаться матери о том, что завтра пойдет просить руки милой Лины, как в дверь неожиданно постучали. Тяжело поднявшись и прокашлявшись, Нанетта пошла открывать.

За порогом стоял вождь Кадин, и выглядел он обеспокоенным.

– Нанетта, у тебя еще есть травы, которыми ты лечила лихорадку Малика?

– Да. Что случилось?

– У Маргари сильный жар. Линайя обтирает ее ключевой водой, отвар из златовика даетт, но лучше не становится. Может, твой сбор ей поможет?

Нанетта кивнула и заторопилась к столу. Через пару минут она вернулась с перевязью сухих трав, на ходу накидывая на себя старую шаль.

– Давай-ка я схожу с тобой, Кадин. Эти травы нужно заваривать по-особому и давать отвар верными порциями.

И они оба покинули дом.

На улице давно стемнело и похолодало. Прячась за высокими соснами, обступившими деревеньку, что войско, в небе висела бледная луна. Уильям и Шароша остались в доме вдвоем. Пока Шароша складывала грязную глиняную посуду в таз, чтобы утром вымыть в ручье, Уилл сидел подле очага. В руках у него была «Алхимия», раскрытая на главе о шинозе, о которой он и читал, дабы освежить воспоминания. Время от времени он бросал любопытные взгляды на мешок, стоявший в углу, как бы раздумывая, как лучше применить этот порошок.

Прошло много времени. Уилл успел перечитать главу про шинозу. Успел он и обдумать разговор с суровым отцом Линайи, которого боялся весь городок. Но матушки Нанетты все еще не было. Тогда Уилл, заволновавшись, поднялся от очага и полез на чердак, чтобы взять заготовку для факела. Затем поджег его в очаге.

– Матушка задерживается. Пойду узнаю, в чем там дело, – сказал он.

Ответом на это стала лишь тишина, потому что внимание Шароши было приковано к купленным льняным и шерстяным тканям: красным, зеленым, белым. Их она принялась увлеченно перебирать, щупать, сидя в любимом кресле мужа и мечтая о рождении ребенка.

Уильям вышел на улицу.

* * *

Погода была ясной, воздух – свежим, чистым, отчего дышалось очень хорошо. Среди черных сосен виднелись бледно-желтые мацурки, напоминающие по отдельности точки, а вместе – одеяло. И вот это одеяло из светлячков колыхалось то вниз, то вверх, а Уилл зачарованно приостановился на миг, чтобы полюбоваться красотой тихой весенней ночи.

Но тишину этой весенней ночи разорвал истошный вопль.

Вздрогнув, Уилл со всех ног понесся в сторону крика. Он завернул за угол домика лесоруба Парта, выбежал на площадь, где его глазам предстало жуткое зрелище. Посреди площади корчилась в луже крови матушка Нанетта. Она безуспешно пыталась, вопя, отбиться одной рукой от вурдалака, лупила его, но ничего поделать не могла. Вурдалак же сомкнул челюсти вокруг другой ее руки и, ворочая большой лохматой головой, где блестели чернотой глазища, неумолимо тащил ее в сторону леса.

Уилл кинулся к матери. Он сделал это, не думая, не соображая, желая лишь защитить семью. Таков уж он был. Заметив его, вурдалак разжал челюсти. С глухим рычанием он склонил к земле свою большую голову, приготовился к нападению. Но перед этим факел успел описать дугу и ударил его по морде. Посыпались искры. Воздух наполнил запах паленой шерсти, а вурдалак, то ли заскулив, то ли завизжав, отпрыгнул прочь.

– Пошел вон! – заорал Уилл. Он размахивал горящим факелом, встав между матерью и вурдалаком.

Повсюду захлопали двери и ставни. На улицу выбегали встревоженные полураздетые мужики, пока из проемов домов в ужасе выглядывали женщины и дети.

Кто-то закричал: «Смотрите, как их много!».

Из леса начали показываться еще твари – отчего светлячки всколыхнулись, разлетелись. Теперь лишь бледная луна роняла свой свет на обреченную деревню. Странно неподвижные, демоны собирались подле черных сосен, не издавая ни звука. В них полетели камни; жители вооружались чем попало: вилами, рогатинами, факелами и топорами. Но стая продолжала оставаться на месте, выжидая и не рассыпаясь.

Один лишь вурдалак с подпаленной мордой закружил вокруг Уильяма, открыв пасть, где блестели в ряд клиновидные зубища. Уилл в страхе размахивал единственным и не очень надежным оружием для схватки с таким опасным демоном – факелом. А пока он ждал помощи от жителей деревни, из одной лачуги, повернутой к лесу, послышался еще один истошный крик, который резко оборвался. Из крайнего дома один вурдалак выволок разодранного едва живого старика и, навалившись, вцепился ему в затылок острыми и кривыми зубами. Остальные, доселе выжидавшие на краю площади, возбужденно зарычали.

Это стало началом атаки всей стаи.

Стая, рассыпавшись, бросилась на жителей Малых Вардцов. Вурдалаки заползали в дома, чтобы вытащить прячущихся внутри жителей Малых Вардцев. Повсюду слышались истошные вопли. Трещали выбиваемые двери. Звенели слюдяные окошки. Падали наземь оброненные вилы. Кричали тонко дети. Наивно было полагать, что засовы и ставни спасут от опасности. Как оно обычно бывает, когда опасность долго обходит тебя стороной, поневоле начинаешь преуменьшать ее и не так боятся. Так произошло и здесь.

Все это осталось для Уильяма как бы вне его поля зрения. Сейчас его внимание было приковано только к уродливой фигуре вурдалака, крутящегося вокруг него и клацающего зубами. Полыхающий огнем факел следовал за движением того, предупреждая. Вурдалак выжидал. Ему не хотелось вновь получить по морде, и он выгадывал, отскакивал, следил за рукой, которая держала факел. В его блестящих черных, как обсидиан, глазах таился злой ум. Это был не пугливый волк. Это был не разъяренный вепрь. Это был не бешеный медведь. То был демон: разумный, осознающий свою силу, мстительный, убивающий ради удовольствия. И он не собирался отступать, пока не убьет.

Матушка Нанетта тихо плакала за спиной сына. Из-за раны она была прикована к месту.

Раненый вурдалак перестал кружить. Пригнувшись к земле, он глухо зарычал и прыгнул, с места. В воздухе блеснули острые когти. Уилл смог увернуться. Не думая, он ударил ручкой факела пролетевшего мимо вурдалака по спине. Но тот, круто развернувшись с полуоборота, отчего загреб землю, успел длинными когтями разорвать обидчику бедро. От резкой боли у Уилла потемнело в глазах. Он пошатнулся, вскрикнул, но на ногах устоял, и снова выставил вперед факел, оградив себя и матушку от следующей быстрой атаки.

Вурдалак чувствовал страх раненого человека, чуял запах крови, поэтому терпеливо выжидал, когда тот ослабнет и откроется для нападения. От победы его отделял один прыжок – и это понимали и хищник, и жертва.

Неожиданно в бок ему впилась стрела. Она вошла глубоко, по самое оперение. Вурдалак истошно завизжал, закрутился на месте волчком, а там и вовсе забыл обо всем. Рухнув на бок, он принялся злобно щелкать зубищами, пытаясь вытащить болезненную стрелу.

Это была возможность сбежать.

Уилл схватил на руки потерявшую сознание мать. Хромая, обливаясь кровью, он заспешил прочь. Тут же рядом с ним показался вождь Кадин. В руках у него покоился лук, а за спиной висел колчан с десятком стрел. Это он, умелый охотник, спас Уильяма от верной смерти точным попаданием.

– Уильям! Нужно уходить! Их около полусотни. Перегрызут всех, если останемся! – закричал он.

– Ты видел Линайю?

– Да. Она уже покинула деревню! Беги к Большим Вардам! Дом не поможет! Только забери Шарошу! Встретимся на тропе! – и Кадин развернулся и побежал в другую сторону, пытаясь организовать отступление испуганных людей.

* * *

Если Линайя в безопасности, значит нужно спасти Шарошу – жену Малика. Поэтому Уилл завернул за угол и заковылял к своему дому. Сюда вурдалачье племя еще не добралось, так что все соседи уже покинули деревню. В некоторых домах были распахнуты двери; и слабый рассеянный свет от очагов лился из окон и пустых проемов. Боясь пропустить нападение из черноты ночи, Уильям то и дело оглядывался.

А когда он в очередной раз обернулся, то вдруг увидел фигуру человека.

Человек спокойно стоял посреди улицы. Уильям хотел крикнуть и предупредить его об опасности, но, приглядевшись, вдруг понял, что это был не житель Вардцев. Незнакомец медленно приближался, пока свет от ближайшего дома не выхватил его облик из тьмы. Это был худощавый мужчина пожилых лет, имеющий седую копну волос и такие же седые, слегка свисающие брови. Уилл не смог разглядеть цвет его одежды – в свете факелов все оттенки выглядят иначе, но то была одежда явно богато сшитая, в какой не ходят ни в Малых, ни в Больших Вардах. Но более всего его поразило удивительное спокойствие незнакомца, будто тот находится не в бьющейся в агонии деревне, а неторопливо и даже величаво прогуливается посреди ночи в Офуртских горах.

Так Уилл и стоял, прижимал к себе старую матушку, истекал кровью, но никак не мог понять, откуда здесь мог взяться посторонний. Он растерянно смотрел на него. В этот момент они оба встретились взглядами. Незнакомец улыбнулся; его глаза странно блеснули в ночи.

Со стороны площади появились четыре вурдалака. Среди них был раненый вурдалак с торчащим из бока обломком стрелы. Склонившись в земле, он принюхался, слизал ещё теплую кровь, что бежала из бедра Уилла, и потом посмотрел на того немигающими черными глазами. Раздалось рычание, злое, мстительное. Слова предупреждения, направленные к незнакомцу, заглохли у Уилла в груди – вурдалаки прошли мимо него, не обратив никакого внимания.

Не понимая, что происходит, Уильям развернулся и, хромая, подбежал к порогу своего дома. Он навалился плечом на дверь, радуясь, что она не заперта, и заскочил внутрь. Шароша сидела в кресле мужа, подтянув колени к животу. Глаза у него были, как у испуганной мыши. Увидев брата мужа, она поднялась на ноги.

– Что нам делать? – всхлипнула она. – Я слышала крики… Там убивают людей?

– Помоги привести в чувство мать! Мы не уйдем, если она будет без сознания.

За дверью, которую успел запереть Уилл, задвигались большие мохнатые тела. Поскребли когти, послышалось глухое рычание; дверь досадно заскрипела. Пока Уилл подпирал ее тяжелым вещевым сундуком, жена Малика истерично махала травами перед носом Нанетты.

– Сынок, что происходит? – матушка открыла глаза. – Я видела какой-то страшный кошмар…

К ней вернулось сознание, взгляд прояснился, и она в ужасе вскрикнула. Перед собой она сначала увидела свою поврежденную руку, затем и разодранное бедро сына, с которого сквозь штанину сочилась кровь.

– Так это был не сон? О, Ямес, пощади нас… Где мой Малик?

– Спит сладким пьяным сном в Вардах, – процедил сквозь зубы Уилл.

В его разорванной ране огнем пульсировала дикая боль; нога плохо слушалась, и ему тяжело было ступать на неё. Уйти точно не получится, напряженно думал он, к тому же он будет помехой для уходящих.

Снова грохот – кто-то продолжал ломиться в дом. Но дверь была добротной, из толстой доски – прадедушка Уилла в свое время не пожалел сил, чтобы построить надёжное жилище для своей семьи. Но даже эта прочная дверь не задержит вурдалаков надолго.

– Дверь долго не выдержит, – Уильям повернулся к женщинам. – Слушайте меня. Когда дверь сломают, я их отвлеку. А вы выходите через сени и направляйтесь к Вардам. Они не пойдут за вами. Матушка, перевяжи себе руку плотной тканью, чтобы они не учуяли запаха крови. Там в лесу у тропы встретите кого-нибудь из наших. Они вам помогут.

– Сынок, а ты? – Нанетта расплакалась и кинулась к сыну.

– Я вас догоню, – солгал Уилл. – Матушка, быстро перевяжи руку, как я сказал!

Женщины занялись поврежденной рукой, перевязывая ее купленными на ярмарке тканями. Чувствуя все более усиливающуюся боль, Уильям с трудом взобрался на второй ярус и взял заготовку для факелов. Больше для обороны там ничего не нашлось – одни удочки и охотничьи приспособления на мелкую дичь.

С трудом спустившись, он зажег факел от огня в очаге. Затем прислушался, понимая, что вурдалаки до сих пор ломятся в дом с улицы.

– Уходите! – он открыл заднюю дверь, ведущую к огороду, и выпустил семью.

– Уильям!! – Нанетта рыдала, Шароша всхлипывала и держалась за живот.

– Я вам что сказал!

Женщины покинули дом. Шароша помогала Нанетте идти, придерживая.

Затем Уилл поплелся, тяжело волоча ногу, будто бревно, в другую комнату с зажженным факелом в левой руке. Он встал напротив двери и видел, как она соскочила с одной петли. Еще удар. Дверь накренилась, и ее вырвало, опрокинув за вещевой сундук.

Первым внутрь пролез раненый вурдалак. В его черных глазах горела жажда расплаты с обидчиком. Он люто поглядел на человека перед собой и облизнул обожженную морду. Уильям отковылял еще глубже, во вторую комнату, и прижался вспотевшей спиной к задней двери, выставив перед собой факел – другого оружия у него не было.

Вурдалаки забрались в дом.

Следом на пороге появился худой человеческий силуэт. Это был тот самый незнакомец, с которым Уилл столкнулся на улице. Теперь стало понятно, что перед ним – представитель аристократических кровей. Об этом говорило всё – и красный кафтан из дорогой ткани, и благородная осанка, и перстни на пальцах.

Незнакомец вошел той самой походкой, которая свойственна людям, облеченным властью с рождения – плечи развернуты, спина ровная, а руки по-хозяйски сложены за спиной. Спокойный и неестественно бледный, этот не молодой и не старый мужчина был весьма красив, на его челе сиял ум, а глаза с беззлобным любопытством разглядывали рыбака. Волосы его были подвязаны в хвост на затылке, а худое и острое лицо смягчали косматые брови.

– Кто ты такой? – прокричал Уильям. – Помоги!

Они встретились взглядами. Аристократ любезно улыбнулся; улыбка обнажила острые клыки, отчего Уиллу стало ещё страшнее. Его последняя надежда на спасение угасла, как скоро погаснет его жизнь. Тогда он затравленно посмотрел на мешок шинозы и перехватил факел другой рукой. Его загнали в угол; он был прижат к двери сеней, понимая, что нельзя пускать их за нее. Раненый вурдалак припал к дощатому полу, готовясь к атаке на беззащитную жертву.

Аристократ прошел мимо лежавшего в углу мешка, загородив его, и сложил руки за спиной. Замахнувшись факелом, Уилл с силой швырнул его в незнакомца. Тот насмешливо и изящно отодвинулся в сторону – факел пролетел мимо, упав на мешок; пламя быстро занялось на сухой ткани. Ленивым взором незнакомец проводил неудачный бросок и замер, когда почувствовал что-то неладное.

Тихо зашипела шиноза. Ш-ш-ш-ш-ш… Уильям оскалился и хохотнул. Вурдалак прыгнул на него, вцепился в руку, выставленную для защиты. Грохотнуло. Незнакомца унесло, будто пушинку, в сторону. Уилл почувствовал болезненный удар и потерял сознание.

Небо озарила яркая вспышка желтого цвета. На мгновение стало светло, словно днём. Вурдалаки в деревне завизжали от ужаса, бросили растерзанные тела и скрылись в лесу. Грохот стоял такой, что даже спящие в Больших Вардах люди подскочили со своих кроватей.

– О Ямес, что это, – прошептал испуганно Кадин, уводя людей по тропе прочь от места побоища.