Глава 2. Необычная встреча

Спустя шесть лет.

Тропа извивалась среди сосен, как ей вздумается, и напоминала этим змейку. Она ползла, ползла все ниже, а Уилл брел по ней и жевал травинку златовика, вместе с тем отрешенно оглядываясь. Он дивился тому, как день сегодня был прекрасен, как чист и светел. Не было ни привычного обнимающего горы хмурого тумана, ни тяжелых облаков – все вокруг хорошо просматривалось.

Пахло горными цветами: златовиком, горицветом, белушкой и дурманящей сон-травой. Эти запахи сливались, и Уилл шел слегка опьяненный ими. Остановившись, он вдохнул полной грудью и посмотрел своим спокойно-светлым взором на небо, готовое вот-вот подернуться сумерками.

Неожиданно сзади прилетел толчок в спину.

– Опять с Ямесом треплешься? – брат Малик еще раз пихнул его. Затем сказал: – Нам нужно до вечера попасть в деревню, так что пошевеливайся!

– Да-да. Знаю, что старик видел их вчера.

Уилл поправил постоянно сползающую с плеча лямку короба с рыбой.

– Тогда чего встал?

– Думал. Не только о вурдалаках, но и о них тоже…

– И что же ты надумал, грамотей? – съязвил Малик.

– Они свирепы и сильны, но все-таки уязвимы. Нужно придумать, как их отпугнуть. Или убить.

– В Вардах они были дважды! А в последний раз утащили швею с ее сыном. И кто их отпугнул? Кто убил? Никто! Лучше бы матушке помогал по вечерам, чем книги свои читал.

– То есть тебя устраивает, что они рыщут вокруг деревни и могут напасть? – Уилл пропустил мимо ушей выпад насчет книг. – В прошлый раз утащили швею из Вардов. А завтра утащат нас?

– Пфф, – Малик скривился и сплюнул на землю, – Сель с гор переживали, безрыбье переживали, налог переживаем и это переживем! Видишь вурдалака – прячешься в дом. Все!

На этом их разговор и закончился.

Между тем, день посерел, сменился сумерками, а братья продолжали торопливо тащить тяжелый улов, чтобы успеть к дому дотемна. Уилл раздраженно поправил непослушную лямку короба, которая постоянно сползала и перекашивала корзину. «Нужно будет ее переплести», – мысленно наметил он себе план на вечер.

Он вновь и вновь обращался мыслями к словам деда Барка. Дед слыл слегка умалишенным, но, скорее всего, действительно видел вурдалака. По его рассказам, он вышел помочиться ночью из дома и услышал за деревянной оградкой странные шорохи. Ему почудилось, будто в кустах сидел заяц, который обгладывал его молоденькую яблоню. Поэтому он тут же схватил палку и с криками пошел туда. Повезло, что в тот момент бледная луна выглянула из-за облаков. В кустах, по его словам, он увидел отнюдь не зайца… Нет, он увидел морду лохматой зверюги, размерами едва больше волка, которая глядела на него из покрытых весенней зеленью веток. У нее был злобный оскал, большие торчащие уши, черные глазища навыкате и нос, как у летучей мыши. Сообразив, чем эта встреча может ему грозить, перепуганный дед Барка швырнул в вурдалака палкой, а после залетел в дом и заперся там на засов, весь дрожа и продолжая ругаться.

Наутро он рассказывал об этом всей деревне, нервно махал руками и призывал всех быть осторожней. Тогда вождь Кадин внимательно выслушал старика и попросил всех селян вернуться домой до заката. Именно по этой причине братья и торопились – не хотелось им столкнуться с этим свирепым демоном, который, как известно, охотится по ночам. Да охотится часто не один, а стаей. Где видишь одного вурдалака, там, гляди, покажутся и другие…

– Быстрее, почти стемнело! – Малик ускорился, удобнее перехватил лямки короба и снова обогнал Уилла.

Он постоянно озирался в поисках угрозы, нервно рассматривая каждый темный куст. Всюду ему, трусливому, чудились оскаленные морды готовых к прыжку тварей. А потому он часто касался своего горла и представлял, как в эту нежную плоть вгрызутся их клыки, как он умрет страшной смертью. И от таких навязчивых мыслей ему становилось еще дурнее.

Уилл поднял с тропы толстую палку. Он помахал ей в воздухе и, вздохнув, стал догонять брата. По сравнению с ним не видел он в каждом кусте вурдалака, не думал о том, как его тело разорвут, да и вообще относился ко всему куда спокойнее.

Когда они почти поравнялись, справа от тропы вдруг послышался шум. Шум нарастал. Что-то затрещало посреди сосен, сокрытое тьмой сумерек. От этого Малик побледнел, затем застыл, как вкопанный, поставив ноги пошире и едва присев. Уилл перехватил удобнее палку и замер. Бежать бесполезно – до деревни еще полчаса ходу. А шум становился ближе… От волнения Малик, казалось, перестал дышать и посмотрел выпученными глазами за кусты, где и трещало. Даже рот его застыл в беззвучном вопле, готовом сорваться с губ, когда понадобится.

Из кустов стремительно выпрыгнул заяц, перебежал тропу и скрылся в сосняке. За ним следом мчалась лиса, хвост которой вильнул в сумерках. Звери мигом пропали из виду, а звук погони отдалился. Вечерний лес снова затих, и лишь нежно пели светлячки-мацурки.

Братья шумно выдохнули.

– Храни меня, Ямес! – Малик коснулся вспотевшими ладонями лба и пробубнил под нос одну из молитв.

Засунув палку подмышку, Уильям снова перехватил сползающую лямку. Ах, как же ему хотелось уже переплести ее и забыть об этом неудобстве!

* * *

Вскоре они добрались до края деревни. В деревне Уилл пошел сначала к соседям, чтобы передать по уговору часть наловленной рыбы, затем торопливо зашагал к родному дому. Там, отворив дверь, он почувствовал запах слегка прокисшей луковой ухи, и живот тут же напомнил о себе урчанием. А еще пахло сосновыми дровами, и черный дым стелился из очага, где начали поджаривать свежую форельку, нанизав ее на вертел. От этого всего Уильям улыбнулся – то были запахи детства и счастья, – и вошел внутрь.

Матушка Нанетта, незадолго до этого встретив старшего, теперь подошла уже к своему младшему сыну и, встав на носочки, обняла его. Затем она поправила серый чепец, из-под которого высыпались седые волосы, и, прокашлявшись, встревоженно сказала:

– Ах, Уилл, сынок, я так переживала! Вождь Кадин заходил. Думал, с вами что-то случилось. Почему вы так задержались, дети?

– Поздно отошли от реки, – отозвался Уилл.

Малик к этому моменту избавился от короба и занял место на лавке подле очага.

– Просто кто-то слишком часто треплется с Ямесом, когда нужно идти быстрее. Ноги длинные – а толку, как с коротких! – сказал он.

Из угла дома послышалось тихое хихиканье. То была Шароша – беременная жена Малика. Кинув быстрый взгляд голубых маленьких глаз на вошедшего, она пошла помогать Нанетте чистить и готовить рыбу.

Уилл покачал головой, затем, в ожидании ужина, достал книгу и сел читать ее в ярком свете очага. За свою жизнь он уже так привык к издевательствам брата, что они его практически не задевали. Все-таки Малик – это Малик, и ничего с ним не сделать, кроме как терпеть.

Когда ночь опустилась на деревеньку, и все сидели, сытые и довольные, встал вопрос по ярмарке.

– Завтра праздник Аарда и большая ярмарка в его честь, прибудут торговцы с других деревень, – начала Нанетта. – Я предлагаю вам, дети мои, вместе пойти в Большие Варды и обменять то, что мы заготовили, на посуду и одежду. У Малика скоро родится первенец, – женщина с любовью и трепетом посмотрела на большой живот Шароши. – Нужно все подготовить, купить дополнительно ткань и нити, чтобы мы сшили малышу одежду.

Послышался недовольный ответ.

– Я уже договорился с Эгрером и Большим Пуди.

– Малик, это же твой брат… Вы же не маленькие уже. Ради Ямеса, пора бы быть дружнее! Пойдете вместе! А матушка Эгрера вчера мне говорила, что Эгрер и Пудилонг собираются задержаться утром в молельне на большую праздничную молитву, так что встретишься со своими друзьями уже в Вардах.

– Я тоже собирался задержаться.

– Ты был там сегодня. Сын, ради бога, не начинай!

– Хорошо, матушка, как скажешь…

Теперь Малик раздраженно раскачивался на лавке и поглаживал свои сальные волосы. Тут его взор упал на снова увлеченно читающего около очага брата, и лицо его перекосилось, а сам он сжал кулаки и стиснул зубы.

– Брат, хмургл тебя побери, да оторвись ты уже от книг! Ты слышал, о чем мы разговариваем или тебе это не интересно?

– Как ты такое можешь говорить, брат?

– Говорю, потому что вижу!

– Я выбираю книги для ярмарки. Некоторые из них я прочел уже много раз и ничего нового для себя в них не почерпну. Может быть, я смогу либо продать их, либо обменять на что-нибудь более полезное.

Уилл закрыл одну книгу, погладил пальцами ее корешок и бережно положил ее в стопку других, специально отложенных.

Такой ответ устроил Малика, он успокоился, но всё же еще немного побуравил братца недовольным взглядом. А после сказал, прищурив свои маленькие глаза: «Главное, чтобы эти бумажки кому-нибудь вообще были нужны, а то только протаскаешь зря». Однако на его выпад снова ответили лишь молчанием, и Уилл поднялся с пола, прихватив свои оставшиеся книжные драгоценности, с которыми не собирался расставаться, пожелал всем доброй ночи и отправился спать.

* * *

«Вчерашний день был явно лучше», – Уилл проснулся от утренней прохлады, зябко передернул плечами и вылез из-под льняника. Огонь в очаге давно потух, и в доме оказалось весьма студено.

Его спальное место располагалось на втором ярусе, под крышей, и попасть туда можно было через лестницу, расположенную у стены первого этажа. На втором ярусе обычно хранились зимняя одежда, предметы быта, запасные снасти и оружие для охоты. Уильям решил перебраться туда после того, как Малик женился. Он подлатал крышу, чтобы ее не так сильно продувало, и перенес все свои скромные пожитки наверх. В доме было две комнаты и два очага – рядом с одним ночевали Малик с женой, а подле второго спала матушка.

Забрезжил рассвет. Спустившись вниз, Уилл наспех съел несколько холодных лепешек, одну вчерашнюю рыбину, подошел к еще спящей матери и заботливо укрыл ее льняником. Затем он взял заранее подготовленную стопку книг, перевязанную кожаной тесьмой, и вышел на улицу.

Густой туман окутывал дома и прятал от полусонного взора окружавшие поселение лес и горы. Где-то вдали еще слышалось пение мацурок.

Малые Вардцы – маленькая деревушка: всего пара десятков дворов и небольшая советная площадь, вокруг которой стояли дома и деревянная молельня. Молельня располагалась особняком от других зданий и была возведена относительно недавно – после того как сгорел Храм около Больших Вардов. Ее отстроили из темной хвойной древесины, сделали в два этажа, и на фоне серых каменных домов она смотрелась, как пастырь среди овец.

Очень скоро жители деревни должны были проснуться и пойти в молельню, а затем и на ярмарку. В молельне они оставляли подаяние для служителя, как правило, еду, но могли принести и предметы быта. Служитель благословлял принесшего ему подаяние на удачный день и осенял божьим жестом – он касался ладонью лба верующего и медленно проводил ей по лицу до подбородка, шепча мольбы Ямесу.

Однако уже более семи лет Уилл не совершал подаяний.

Он не понимал, что остановило его в то утро семь лет назад. Было ли то нежелание смириться с тем, что жрецы Ямеса называли всех демонов без исключения порождениями зла, или другая причина – он не знал. Тогда он просто отказался идти с Маликом на утреннюю молитву, и с тех пор, хотя его и пытались в деревне принудить к этому, в молельне не появлялся.

Поэтому сейчас Уильям лишь почистил у ручья запылившийся парадный костюм, доставшийся ему от деда. Затем он вернулся к порогу родного дома. Там подвязал книги к корзине, взвалил ее на спину и принялся догонять брата, который тоже уже проснулся и демонстративно ушел вперёд.

Вдвоем они покинули деревню, нырнули в густой туман и направились по тропе к Большим Вардам. Тропа вела вниз с горы, петляя между сосен, и, идя по ней, привычной и знакомой с детства, Уильям задумчиво шептал самому себе.

– Интересно, вурдалаки, выходит, не любят свет? Бабушка рассказывала, что видела их когда-то у реки, после заката. Дедушка находил следы. В сказках старой Удды они являлись за Непослушным Барти ночью. Да и на Варды они напали тоже… ночью… Да, определенно, они, в отличие от чертят, свет не должны любить.

Малик резко обернулся к брату, услышав его бормотание.

– Что ты сказал?

– Я так, сам с собой… Извини, что отвлек. Просто вспоминаю рассказы про нападение на Варды.

– Да почему ты все время об этом думаешь? Тебе делать больше нечего? – вспылил Малик. – Лучше бы думал о том, как нам к зиме подготовиться и пережить ее. У нас с женой скоро будет ребенок, это еще один рот, который нужно кормить!

Лицо его покраснело, и он сдавил пальцами лямки короба. Чтобы избежать очередной стычки, которые происходили редко, но все-таки происходили, Уилл на всякий случай едва отодвинулся в сторону. Его брат был вспыльчив, но отходчив.

– Успокойся, брат. Я не хочу с тобой ссориться. Да, ты прав. Но просто то, что случилось в Вардах, может случиться и у нас. Ты помнишь рассказы бабушки? Как, показавшись единожды у реки, вурдалаки показались уже целой стаей в Колтушках. Я за всех нас переживаю: за матушку, за тебя с Шарошой.

– Я тебе еще раз говорю, не о том ты думаешь, – Малик разжал кулаки, а цвет лица стал медленно возвращаться к нормальному.

– Извини.

Тут мешковатый Малик приостановился, чтобы дать брату поравняться с собой, затем недовольно поглядел на него.

– За что извини? За то, что матушку постоянно позоришь, нашу семью позоришь? Да ты ведешь себя, как… как!.. – он, похоже, не нашел подходящего слова. Тогда, после заминки, он сплюнул на землю и стал жаловаться. – Ты позоришь нас всех! Знаешь, как мне стыдно каждый раз, когда я захожу принести утреннее подаяние? Я везде слышу упреки про тебя.

– Разве я украл хоть один дарен?

– Да нет. Я тебе о другом. Не чтишь наставления предков! Отцов наших не чтишь!

– Разве я хоть слово говорил против матушки или отца, когда он еще был жив?

– Я о другом! – уже более обиженно повторил Малик, будто и сам устал от всего этого. – Я о молитвах и подаяниях… Ну нельзя так. Ты… ты самый умный что ли? Мне служитель постоянно читает нравоучения из-за тебя. Почему я их выслушиваю за тебя?

– Не слушай, вот и все. У старика дурной нрав, его черти за пятки кусают.

Не желая продолжать этот спор, Уильям пожал плечами и вздохнул. Ну а Малик смолчал, лишь снова принял свой уверенный вид, будто и не жаловался он сейчас, как малое дитя, касаемо того, что его отчитывают из-за проступков члена семьи. Все-таки они росли вместе, и, хотя он и подтрунивал над своим младшим братом сильнее прочих, да и возмущался его добронравностью снова громче всех, но другим это позволял лишь в меру. Будто чувствовал, что роднее все равно никого нет… Тем более, тяготы они делили ровно пополам.

Матушка Нанетта часто болела и не могла ничем помочь им; даже ее ковыряния в огороде не приносили особого результата из-за скудной почвы и плохой погоды. Ну а беременная жена Малика, Шароша, вот-вот должна была родить. В зимний сезон Офурт был очень жестоким местом: скудная еда, сильные морозы, такие, что реки трещали подо льдом. Даже одному здоровому мужчине очень тяжело прокормить три голодных рта. Так что Малик понимал – в одиночку ему пришлось бы туго. Понимал, хотя и не показывал это из страха, что, перестав осуждать брата, он потеряет уважение остальных поселян и станет таким же.

В свою очередь Уильям, когда ему пожаловались на упреки нынешнего служителя, сам стал с печалью вспоминать того старика-служителя, который обучал его в детстве грамоте. Никогда он не слышал от него ни одного упрека – только доброе наставление. «Мы, бедные люди, рождаемся уже мертвыми. Ничего не знаем, никто о нас не знает, ничего не решаем. Тихо живем, тихо умираем». Старик был почти слеп и глух, передвигался с помощью трости, порой что-то забывал, но по большей части разум его был ясен. Он постоянно твердил Уиллу: «Мальчик мой, когда возмужаешь, беги отсюда, иначе так и останешься мертвецом». Повзрослев, ученик и рад был сбежать – он грезил мечтами увидеть мир, воочию лицезреть то, о чем читал в сказках, но жизнь оказалась куда более жестокой. Он прекрасно понимал, что, несмотря на всю нелюбовь брата, семья нуждалась в нём.

* * *

Туман отступал, сползал с гор, чтобы сгуститься в долине. После недолгого разговора братья умолкли и теперь медленным шагом спускались по тропе именно туда, в долину, вслед за туманом. И хотя справа от них возвышался сосновый лес, но вот слева прятался обрыв, пока едва различимый. Поэтому, боясь оступиться, Малик и Уильям шли молча и несли на плечах свои коробы.

Наконец, лучи солнца рассеяли остатки этого опустившегося на землю облака. Тогда будто сонное безмолвие спало с мужчин, и они зашагали бодрее.

– А там людно, – Уилл подошел вплотную к обрыву и посмотрел на расположившийся внизу город. Сверху его торговая площадь напоминала муравейник, а люди – крохотных муравьев; их было много, и они двигались в разных потоках между прилавками.

Малые Вардцы, откуда пришли братья, были крохотной копией Больших Вардов: то же кучкование домов вокруг единственной площади, такая же отдельно стоящая молельня, разве что здесь она выстроена добротно, из камня. Но Варды, в отличие от маленькой деревушки Малых Вардцев, считались полноценным городом, пусть и небольшим – в полсотни жилых дворов. Многие семьи здесь жили весьма зажиточно. А еще в городке имелись таверна, постоялый двор, лавки и даже меняла монет.

– Эй, малой! – вдруг позвал Малик. Да позвал нарочно уверенным голосом.

– Что?

– Слушай, матушка просила передать травы старухе Удде. Чтоб та приготовила лекарство.

– Ну и что?

– А я буду занят, важными делами. Отнеси травы ты…

Уильям попытался скрыть улыбку, понимая истинную причину просьбы. Из всех проказливых мальчишек Старая Удда больше всего не любила именно Малика. Это повелось ещё с тех пор, когда семья Нанетты жила около храма, а братья были маленькими. При попытках что-то украсть из ее огорода страдал чаще всего именно старший. Несмотря на внушительные годы, старуха была очень подвижной и шустрой, и поэтому удар палкой прилетал незадачливым воришкам тогда, когда те его не ждали. «Старая ведьма!» – постоянно кричал в слезах Малик, когда приходил домой со следами побоев на спине.

– Хорошо. Только, чур, помощь за помощь.

– Эт как? – насторожился старший.