И действительно, на лес и озеро опускалась ночь, а в небе зажглись первые и едва различимые бледные звезды. Вериатель довольно рассмеялась, надевая своё платьице. Из-за озера сандалии на ее ногах перемазались тиной, отчего Уилл грустно посмотрел на загубленные плоды своей работы. Видя, на что он глядит, Вериатель подпрыгнула, ударилась пяточками о землю – и в тот же миг сандалии стали чистыми и новыми.

– Ты настоящая волшебница, – промолвил Уилл, поеживаясь от ветра. – Может, ты и мне вещи каким-нибудь чудом восстановишь?

Но Вериатель лишь грустно покачала головой. Чуть погодя на ее месте уже пританцовывала темно-серая лошадь, которая грациозно водила головой.

Рыбак улыбнулся.

– Да, пора бы вернуться. Если честно, то я весь продрог. Спасибо тебе, Вериателюшка! Этот день я точно никогда не забуду.

Он взобрался на лошадиную спину; мир снова стерся, однако теперь Уильяма несли по черному старому лесу – и только светлячки со звездами порой выхватывали из тьмы очертания деревьев и отшатывающихся зверей и птиц. Очень скоро он встал подле своего пустого короба. Обернувшись девицей, Вериатель радостно похлопала в ладоши, и из воды стала то ли выскакивать, то ли вылетать рыба, попадая прямо в корзину.

Уилл подошел к девушке и, краснея, неловко поцеловал ее.

– До завтра…

После чего он развернулся, надел на плечи полный рыбы короб и направился домой, в деревню. Но чем дальше он отходил от демоницы, смотревшей ему вслед, тем сильнее чувствовал усталость – каждый шаг давался все тяжелее.

Маленькая деревня Вардцы была погружена во мрак. Лишь в окошках виднелись точечки света от горящих очагов, да и то не везде. Многие уже спали. Однако в крайнем большом каменном доме уснуть не могли – там переживали за опаздывающего Уильяма. При виде сына, который был грязен, будто болотный черт, матушка Нанетта от испуга сразу взмолилась. Сидящий на лавке Малик так и вовсе поперхнулся ухой и зашёлся кашлем. Больше в доме никого не было, потому что бабушка и дедушка умерли два года назад.

Шатающийся Уильям опустил тяжелый короб на пол и вежливо поздоровался с матушкой. Только по ее глазам он вдруг осознал, что забыл искупаться. А ещё его охватила странная, столь непривычная для молодого здорового мужчины слабость, о причине которой он еще не догадался.

– Сынок, что случилось? – спросила Нанетта.

– Просто упал в реку, матушка, – сказал Уилл. Чтобы не упасть, ему пришлось опереться о вещевой сундук.

– В Белой Ниви нет такой тины и грязи! – не поверила такому очевидному вранью Нанетта. – Кто тебя так поцарапал, ты весь истекаешь кровью! Как ты умудрился так разбить губы? На тебя напали? Тебя побили?

Уильям опустил взор и заметил, что выглядит он действительно отвратно. Но почему он не обратил на это внимания раньше?

– По камням проволокло, матушка. Сегодня ужинать не буду. Очень устал. Пожалуй, посплю немного.

Шатающейся походкой он прошел мимо притихшего на лавке Малика, который молчал, но с ужасом взирал на пропахшего тиной брата. Уилл добрался до своей скромной лежанки и едва коснулся ее, как забылся крепким сном. В изматывающих объятьях кельпи он провел почти полдня, а не пару минут, как ему казалось поначалу. Его хитро околдовали, заставив не замечать бега времени – да и сам он с радостью поддался этим чарам, не видя в своей жизни иного счастья, кроме как в Вериатель. Неудивительно, что вконец измученный и обессилевший, он сразу же рухнул спать подле домашнего очага, где тлело лишь несколько угольков.

Матушка тотчас побежала к деревенскому вождю Кадину.

Вождь Кадин деловито вошел в дом. Он внимательно осмотрел исцарапанного, покрытого тиной, илом и кровью юношу. Каждую минуту, пока он пребывал подле спящего, с его губ срывались тихие молитвы Ямесу. А после он приказал привести служителя храма.

Служителем был ворчливый старик, привыкший ложится спать еще засветло и просыпаться также. Поэтому он не обрадовался, когда посреди ночи его растолкали и приволокли к дому рыбаков. Однако стоило ему увидеть спящего, как всю его старческую полудрему как рукой сняло – и он завопил «демоны». После этого он принялся громко начитывать молитвы Ямесу. Но Уильям продолжал спать сладким, почти что детским сном, и не касались его ни упреки деревенских мужей, ни причитания матушки, ни заунывные молитвы.

Пока над зачарованным рыбаком вели совет, Нанетта потянулась к коробу, чтобы достать оттуда рыбу. Когда она заглянула внутрь, то вскрикнула от удивления. Малик тут же грузно соскочил с лавки и подбежал поглядеть, а там обступили корзину и вождь со служителем. Внутри корзины лежала переливающаяся в свете очага, будто драгоценные камни, форель, причем все рыбины, как на подбор, были длиною по локоть взрослому мужчине. Большой удачей считалось поймать хотя бы одну такую форельку, а тут целый короб!

– Вот оно! Колдовство! – вновь воскликнул служитель и со злобой посмотрел на мирно спящего парня. – Он, поди, с демонами связался! Говорю тебе, женщина, сын твой проклят! Вот почему он перестал носить подаяния в храм нашему богу!

Деревня на то и деревня, что на вопли служителя мигом стали стекаться ее любопытные жители. Сначала в дом зашла соседка Ахва, предчувствуя хороший повод для сплетен. Увидев, что происходит у ее подруги Нанетты, она запричитала, заохала и, подняв юбку для быстроты, помчалась за мужем и детьми. Те пришли, осуждающе покачали головами и рассказали об Уильяме остальным.

Новость шальной птицей разнеслась по деревне. Ночь, густая, лунная, окутала мглой дома, однако это нисколько не помешало всем проснуться, дверям захлопать пуще, чем днем, а голосам окрепнуть и сплестись в единый хор. И вот уже каждый успел постоять и попричитать над спящим беднягой, который не догадывался, какие пересуды его ждут.

– Поди же, с суккубом связался…

– Проклятый теперь, проклятый!

– Ой, поди, что будет с нашей деревней…

– Без отца совсем скатился…

– Люди добрые, а помните, как он уходил один в леса? Вот оно!

Лишь одна сердобольная старушка предположила, что на Уильяма напали вурдалаки. Уж очень не хотелось ей верить в то, что такой красивый и вежливый парень замешан в чем-то нечистом. Однако ее, конечно же, никто не послушал, потому что это объяснение было самым скучным и абсолютно не загадочным.

Так и пролежал Уильям до самого утра, пребывая в мире грез. С рассветом его всячески пытались разбудить. И даже соседка Ахва боязливо толкала его, дабы узнать что-нибудь новенькое, о чем можно будет рассказать уже в другой деревне, куда она как раз засобиралась под якобы благовидным предлогом. Но все было бесполезно… Он спал, будто мертвый…

* * *

Он проснулся, когда солнце высоко стояло над макушками зеленых сосен, то есть почти в полдень. Уилл открыл глаза, привстал и охнул от боли. Казалось, будто его долго лупили – руки и ноги не слушались, поясница не разгибалась, в бедра отдавало стреляющей болью, а спина и вовсе горела пожаром. С трудом ему удалось даже приподнять руку, дабы коснуться покрытых тиной волос, перепачканного грязью лица. В удивлении он посмотрел на свои набитые илом штаны, которые едва держались на худых бедрах.

Дом пустовал – через открытую дверь сочился яркий свет, разгоняя полумрак жилища. Тогда Уильям поднялся с льняной лежанки на плохо гнущихся ногах, достал грубый кусок ткани, которым пользовались в качестве полотенца, вторую и уже единственную рубаху, свежие штаны, и вышел наружу к солнечному свету.

Со сжатыми зубами он заковылял к Белой Ниви. Дорога заняла у него в три раза больше времени – будто к его ногам привязали по большому камню, а сам он стал скрученным годами стариком. Никто по пути не встретился ему, да и меньше всего он хотел этого, чтобы избежать объяснений перед кем-либо. То, что в Малых Вардцах, как и в двух соседних деревнях, уже вовсю судачат об этом, он пока не знал.

Наконец Уильям подступил к бережку, куда отовсюду стекались журчащие ручейки и потоки воды, образовывая мелкую заводь. Здесь он всегда купался весной и летом; глубина чуть выше пояса, течение слабое, а дно ровное. С болезненным вздохом он стянул с себя штаны, между тем посматривая по сторонам – уж так ярки были его воспоминания о вчерашнем дне и истошных воплях своей обычно тихой подруги. Он ждал, что она либо выйдет из воды с бурным всплеском, либо появится откуда-то сбоку, шагах в десяти. Но ее все не было. Ну а Уилл зашел в заводь – ледяная вода тут же обожгла его исцарапанные спину и грудь. Не удержавшись, он вскрикнул от боли.

Стуча от холода зубами, он принялся поспешно смывать грязь, споласкивать от ила волосы, затем очищать раны. Он уже хотел выскочить из воды, дабы не закоченеть, как услышал тихие шажки.

– Вериатель? – обернулся он.

Нет, на него глядела девушка с черными волосами, заплетенными в одну косу. На ней было голубое платьишко, до того голубое, будто небо, каким оно бывает только летом. Фигуркой она походила на кельпи – такая же маленькая, красивая, стройная и с прелестными округлостями. Но личико ее, в отличие от непроницаемого лица демоницы, было невероятно живым: синие глаза вечно смеялись, и казалось, что в их уголках пляшут озорные огоньки, а губы то сжимались в бантик, то расплывались в улыбке.

Это была Линайя, та самая, с которой Уильям дружил в детстве, пока не сгорел храм. Будучи человеком набожным, отец Лины посчитал это за кару Ямеса, а потому запретил дочери общаться с чудаковатым сыном погибшего служителя, к которому питал какую-то особую нелюбовь.

– Вериатель? – удивленно переспросила Лина, с любопытством поглядев на голого юношу с ярко-красными отметинами. Затем её щечки запылали румянцем, и она стыдливо отвернулась.

Тут с Уильямом произошло нечто странное. Доселе вся его жизнь была неразрывно связана с Вериателюшкой, и не было для него никого любимее, ласковее и милее ее. Потому и поговаривали в деревне, еще до события с форелькой, что рыбачок – зачарованный, странный, одинокий… Но сейчас эта безмерная власть над его душой и сердцем, которую он сам вручил демонице на берегу Сонного озера, вдруг истончилась, иссякла и ненадолго пропала. Ясными синими глазами он взглянул на красивую девушку перед собой, причем взглянул будто впервые…

Покраснев, он резво выскочил из воды, уже и позабыв о том, как у него все болит. На бережке он наспех обтерся грубым полотнищем и натянул свежую одежду.

– Я все, – негромко, со смущением, сказал Уильям.

– Привет, Уилл! Кто такая или кто такой Вериатель? Хотя, мне кажется, что это все же женское имя.

В руках у Лины была корзинка с пустыми горшочками.

– Никто…

– А-а-а, понятно! Это то никто, якобы протащившее тебя по камням в реке, а потом наловившее тебе полный короб одинаковой форельки? – рассмеялась девушка, насмешливо сверкая глазами.

– Откуда знаешь?

– Да про это вся деревня знает, а теперь уже и по Большим Вардам, наверное, молва пошла! Тетушка Ахва постарается. А так вождь Кадин рассказал ночью об этом мужу подруги моей тетушки Маргари, а тот уже через пять минут поведал историю подруге тетушки, а уважаемая Амари тут же прибежала к моей тетушке Маргари… В общем, за ягодкой пошли грибочки. С утра все только и судачат о тебе да о демонах. Ваш служитель хочет провести обряд очищения и будет вечером молиться за твою душу, правда без тебя… Он отчего-то сильно недолюбливает тебя, Уилл.

– Ерунда какая! Не было никаких демонов. Упал в реку с обрыва. Протащило по камням. Расцарапало тело. В ил плюхнулся.

– Ну да… А короб, полный огромной форельки? – подняла с недоверием бровь девушка.

– Клев был хороший!

– Ну уж слишком хороший… Так не бывает…

– Да ты же знаешь, что эта рыба хорошо ловится в пасмурную погоду! А вчера как раз такая была. Ну и прикормки много использовал, сыпанул от души растертых опарышей! Жаль, что Малик ушел к тому моменту…

Линайя помялась с ноги на ногу. Она прикусила нижнюю губу и с сомнением посмотрела на разводящего руками рыбака, причем глаза у рыбака были честные-пречестные. Вот как не поверить?

– Вот, смотри, даже синяк получил здоровенный, когда об камень приложился!

В доказательство он задрал рубаху и показал огромный кровоподтек на пояснице. Здесь обмана не было – он действительно ударился о камень, когда демоница придавила его к земле.

– Ну ладно. Ты меня почти убедил. Хотя царапины все же странные у тебя. В жизнь не поверю, что так ненароком можно спину подрать.

– Я тоже так не думал, но вот пробовать еще раз что-то не хочется. А ты куда направляешься?

– Относила братьям обед – они рыбачат чуть выше по течению. Сейчас возвращаюсь.

– Надолго в деревне? Помню, ты была тут давненько, вон как выросла, – Уилл посмотрел на красивую женственную фигуру и вспомнил ту угловатую девочку пару годами ранее.

– У отца серьезные гости прибыли из Офуртгоса на всю весну и лето, так что в моей комнате теперь живет господин Ракфуррсон со своим помощником. Я до осени у тетушки буду.

– А чего твой отец не поселил их на постоялом дворе, которым владеет?

– Ну, вот так вот… Я не знаю, – развела руками Линайя.

– Понятно. Давай провожу тебя, что ли… Я и так провалялся до обеда в кровати, так что мне тоже нужно возвращаться и помогать матушке. Она отчего-то стала хворать в последнее время, особенно ближе к зиме.

– Проводи, – улыбнулась она и медленным шагом направилась к лесу. Ее лицо раскраснелось, она вновь прикусила нижнюю губу и замерла, поджидая Уилла, который прихрамывал и держался за поясницу.

Так эти двое и удалились к Малым Вардцам. Вечером Уилла пытали вопросами и служитель, и вождь, и матушка с братом, и прочие жители деревни – причем пытали дотошно. Но тот лишь уперто мотал головой и твердил, что свалился с отвесного обрыва в реку. Поначалу ему не поверили, да и кто поверит в такие глупости? Однако находчивый юноша привел любопытствующих к участку Белой Ниви, сильно ниже деревни, где течение было размеренно-спокойным, росли водоросли, да берег был не каменный, а грязевой. Там он показал подробно, где скатился с отвесной кручи, как его протащило по ней, даже указал на мелкие острые камни. А потом ткнул пальцем в илистое дно, мол, глядите-ка.

Постепенно жители убеждались, что ничего колдовского в том, что случилось, не было. Ну а с рыбой просто повезло. Не все, конечно, поверили, но Уильям хоть немного, но выпутался из этой прескверной истории.

Вериатель же не объявлялась еще пару зим. Что послужило причиной, Уильям не знал, но сожалел, что лишился хорошего друга. Впрочем, пока Линайя гостила в Малых Вардцах, их детская привязанность друг к другу переросла в нечто большее. Все чаще теперь Уильям думал об озорной Линайе, и порой ему казалось, что он полюбил ее всем сердцем. Хотя дело было вовсе не в ней, а в том, что демоница просто на время отпустила Уильяма. Но тот этого знать не мог и даже не предполагал, что он больше не хозяин своей душе и сердцу.

Спустя пару лет кельпи все же пришла к нему. Зимой она явилась из обмелевшей реки в своих красивых сандалиях, загадочно улыбнулась и лишь помотала головой, не желая давать ответы на шквал вопросов. Теперь она стала приходить реже и ненадолго, но все же постоянно. Но главным стало другое – то, как она теперь смотрела на Уильяма: будто с какой-то нежной теплотой. Уилл не понимал перемены в отношении Вериатель к себе, но чувствовал, что она что-то не говорит ему, что что-то произошло после того дня на берегу озера… И сила, с которой Вериатель держала его подле себя, стала меньше, словно демоница уже получила что-то свое от этого молодого чистосердечного рыбака…