Глава третья Вместе мы сила

– Ужин на плите, – сказала мама.

– А мне бабушка айфон купила, – выскочила в прихожую сияющая Маша.

– Что-то аппетит пропал, – вздохнула Яня.

У мамы губы затряслись:

– Да что вы мне нервы мотаете? Одну телефон не устраивает, другой котлеты плохи. Да живите вы как хотите!

И полетела на кухню, схватила сковородку и стряхнула её содержимое в мусорное ведро. Взорвалась мамочка. Но и Яню закоротило. Она сползла по стенке на пол и зарыдала.

– Ну зачем? У меня два кредита, а ты пищу выбрасываешь!

Мама полетела к себе, но, не добежав до двери, затормозила:

– Что? Какие кредиты? – снова появилась на кухне. – Дочь, ты что… играешь?

Всё, Яня перестала себя контролировать. Слёзы катились градом, только она уже не рыдала, а хохотала, хлопая ладошкой по полу:

– Я… играю… это ж надо такое придумать! Да это жизнь со мной играет! Я в роли барабана! И она по мне колотушкой… а ещё я, дура такая, сапоги купила…

Маша оживилась и метнулась в прихожую. Вернулась она с перекошенным лицом, держа сапожки двумя пальцами за голенища:

– Ба, погляди…

– Яня, это что за убожество? Зачем?

– А чтобы ноги были в тепле и сухости. Ты посмотри, – сумка и пакет со старыми сапогами валялись на полу рядом с ней. Она дотянулась до пакета и показала трещины на коже рядом с подошвой. Потом вытрясла из сумки бумажник и показала содержимое. – Вот… всё, что у меня есть.

– Ладно, зарплата через три дня. Купишь что-нибудь приличное.

– Да не будет зарплаты! Уволили меня.

– Как такое может быть? Яня, немедленно объясни, что ты натворила!

Яня прыснула. Подняла голову, дотянулась до кухонного полотенца и стала вытирать им лицо, тихонько напевая «Коло-коло-колокольчик, колокольчик – синий цвет, эх, что я натворила, полюбила с этих лет».

– Дурдом, – возмутилась Маша. – Всё, ты меня достала, я переезжаю к папе!

– А вот насчёт папы ты вовремя напомнила, разговор давно назрел, – уже обычным своим голосом, размеренно и спокойно сказала Яня. – С тобой как разговаривать? Решай, взрослая ты или ребёнок.

Маша фыркнула:

– Я тебя на пятнадцать сантиметров выше! Будь спокойна, выслушаю твои поучения со взрослой выдержкой.

– Да, выдержка нас всех оставила. Итак, собираемся и идём вести взрослые разговоры.

Яня легко вскочила, собрала свои вещи с пола, вылетела в коридор и распахнула дверь их с Машей комнаты:

– Прошу!

Татьяна Ксавериевна двинулась вслед за внучкой, пробормотав, что проследит за взрослыми разговорами как самый взрослый человек в их семье. Яня жестом показала Маше место за столом, взяла лист бумаги и расчертила таблицу:

– Вот тут месяцы с июля прошлого года по август нынешнего. В этот столбец пишешь ваши с папой встречи и приблизительное время, что вы провели вместе. В следующий – сколько он потратил денег на тебя, то есть заплатил за еду, билеты, что-то купил, сбросил на карту или выдал наличные. Следующий столбец – итого за месяц.

– Зачем?!

– Ты же юристом решила стать? Маша, они не выступают спонтанно, а готовятся к защите ли, к обвинению, очень тщательно. Собирают документы, проверяют факты, пересчитывают цифры, предъявленные с обеих сторон. Я даю тебе возможность обвинять аргументированно, а не на уровне соседского Игорька с валянием на полу и криками «Дай!» Опять спрашиваю, мы взрослые или дети? Вспоминай, а я пока ванну приму.

Мама двинулась за ней, но Яня её остановила, предложив помочь внучке с воспоминаниями.

Когда Яня вошла в комнату в халате и с полотенцем на голове, Маша с порога ткнула ей в руки лист. Яня присела на диван и стала просматривать таблицу, дописывая в него что-то. Маша села рядом и фыркнула:

– Букет на первое сентября? Это же мелочь!

– Для него было бы мелочностью напомнить об этом, а для нашей семьи очень даже приличный расход. Мам, скажи.

– Я думаю, тысяч от трёх до трёх с половиной, – кивнула Татьяна Ксаверьевна. – Я ещё тогда подумала, сдать бы его, да какой-нибудь скромнее купить, хватило бы на школьные обеды на пару недель.

Бабушке Маша возражать не стала, ей ли, учительнице местной школы с тридцатилетним стажем, не знать. А Яня, проверяя записи, предложила им не терять время зря и поискать в интернете примерную стоимость некоторых покупок. А ещё добавить список телефонных разговоров за этот период и время, на них потраченное, только разделить их, по чьей инициативе звонок.

– Ну вот итоговые цифры. Делим их на четырнадцать и получаем, что с тех пор, как папа ушёл от меня, он тратил на тебя в среднем полтора часа и семь с половиной тысяч рублей в месяц. Все остальные расходы были наши с бабушкой. Про телефонные разговоры я зря тебе сказала, ты не огорчайся, это мы, женщины, болтушки, а мужики звонят только по делу.

– А алименты?

– Алло, взрослые женщины, одна из которых будущий юрист! Объясните мне, неразумной, как написать заявление в суд от гражданки Степановой Янины Ксавериевны об удержании с гражданина Диля Петра Федоровича алиментов на содержание дочери Степановой Марии Ксавериевны?

– А почему вы меня так записали?

– Отца в свидетельство о рождении вписывают, если он женат на матери ребёнка или по его заявлению о признании ребёнка своим. Ни того, ни другого не было.

– Яня, а Москва, – опомнилась мама.

– Москва, – хмыкнула она. – И вот мы наконец добрались до кредитов.

– То есть он на лечение дочери не дал ни копейки?!

– Блестящая догадка!

– Но ты просила?

– Как я могла попрошайничать у чужого человека?

– То есть всё гордыня твоя непомерная! Ради ребёнка можно было покланяться! Может, он и не знал.

– Господа присяжные заседатели, обращаю ваше внимание на документ, представленный обвинением, строки с десятой по двенадцатую, столбец третий, где обозначены контакты и расходы в означенный период, а также дополнение к документу с перечнем телефонных звонков. Знал он о госпитализации, и даже скинул дочери аж десять тысяч на больничный буфет.

– Но папа же не знал, что у тебя денег нет!

– Да что ты говоришь? Если ты с папой ростом сравнялась, так будешь теперь его дитём неразумным считать?

– Ну да, он, наверное, ждал, что ты ему позвонишь. Он помириться хотел.

– А если мать не идёт на примирение, то на дочь можно забить, – вскочила Татьяна Ксавериевна.

– Ну вот, до тебя дошло. Осталось всё нашей взрослой Машеньке объяснить. Извините, мои благовоспитанные барышни, говорить буду о физиологии, вы же взрослые, Маша скоро паспорт получит. Я ведь не рассказывала вам, как Пётр от меня ушёл? А вот так, вечером после работы мы поужинали, я на кухне прибиралась, обед на следующий день готовила, Маша уроки делала, а он тем временем в спальне вещи собирал. А мне и невдомёк. Маша спать легла, а Петя из спальни чемодан выкатывает и говорит, что нам надо пожить отдельно. Ну и что, спросить, к какой бабе уходит? Промолчала из последних сил, надо же не уронить достоинства. И всё. Мама, вот поверишь, пять месяцев и восемь дней жила с мыслью, что он вернётся, попросит прощения, скажет, что лучше меня жены на всём белом свете нет, и я, такая Пенелопа, зарыдаю и его прощу от всей души. А он пришёл… я с работы возвращаюсь, а он тефтели сожрал. Спросила, что он здесь забыл, а он отвечает, что это его дом. Я ему постель на диван в гостиной выложила, а он в спальню пришёл и на меня рухнул. Еле выбралась и побежала к Маше, в гостиной он бы меня оприходовал. А наутро позвонила боссу, что отгул беру, собрала вещи и свалилась к тебе как снег на голову.

– Янечка, ты в родной дом вернулась, – обняла его мама.

– А папу не простила?

– А за что его прощать, если он не считает себя виноватым? Нет, Маша, с тех пор я его разлюбила. А он меня, получается, и не любил, и не уважал, а просто пользовался. Нет, отныне наши биологические жидкости могут встретиться только случайно и только в канализации.

– Но он же вернулся, как ты мечтала!

– Ну да, вернулся, чтобы снова пользоваться. Знаешь, бывает, купил новую сковородку с антипригарным покрытием, а старую чугунную не выкинул, в кладовку положил. К новой быстро жаркое стало прилипать, вот и снимаешь с полки старую. А потом ещё круче сковородочка попадётся.

– Ладно, мама, я поняла, – мужественно признала после недолгого раздумья Маша. – Ты не хочешь быть запасной женой. Я тоже, наверное, не должна быть запасной дочерью. Пусть или удочеряет, или отваливает.

– Так и предъявишь? – засмеялась Яня.

– Но нам же нужно кредит погашать! Пусть алименты платит. Ещё айфон этот дурацкий! Давай его продадим.

– Нет, невыгодно. Дорого не продашь, а задёшево – смысла нет. Пользуйся. Только помни, что в университете с тобой будут учиться ребята круче твоих гимназистов, может быть, ещё тупее, но зато им вместе с аттестатом уже вручили крутую тачку, документы на пентхаус в столице и виллу на Лазурном берегу. И твой папа, всего лишь директор кластера торговой сети в нашем городе, их родителей не догонит, даже если захочет. А мама, дай бог, к тому времени с долгами расплатится. И бабушке за твой гаджет кредит почти столько же платить.

– Ладно, дочь, давай показывай, что там с кредитами и работой, – прервала их Татьяна Ксавериевна.

Они уткнулись в бумаги по кредитам, попутно Яня рассказала о смене собственника студии. Мать удивилась, что её долг значительно меньше, чем она ожидала, ведь если о доходах дочери она не знала, то расходы по операции внучки ей были хорошо известны. Яня призналась, что, поспешно покидая квартиру Пети, она взяла только то, что на тот момент было необходимо, потом оказалось, что все остатки былой роскоши не больно-то ей нужны. И когда в апреле они определились с датой госпитализации, а Петя так и не предложил поучаствовать в лечении дочери материально, Яня решила продать всё это. Взяла Машины ключи от Петиной квартиры и пошла туда, когда хозяин заведомо отсутствовал, находясь на совещании в Москве в головном офисе. Всю одежду перетащила к соседке и выставила на «Авито». Очень прилично выручила за шубу и кожаный плащ, влёт ушли платья. Удалось продать кое-какие безделушки, приобретённые для украшения дома, Пете они заведомо не нужны, за время её отсутствия они не просто пылью, а копотью заросли. Свою недешёвую бижутерию довольно выгодно загнала. А драгоценности через ювелирный магазин спустила. И бабушкин браслет, извини.

– Да брось, дочь, бабушка бы порадовалась, что её памятный подарок помог правнучке здоровье восстановить.

А вот детские вещи не стала продавать из суеверия. Да там и не такое всё ценное. Но теперь, когда Маша практически здорова, надо в них порыться и кое-что выставить. Ведь сейчас каждая копейка на счету.

Всё это время Маша оставалась рядом с мамой и бабушкой, пытаясь вникать в их расчёты. В какой-то момент Татьяна Ксавериевна поглядела на своих девочек с умилением и сказала:

– Помнишь, как бабушка Яня говорила? «Три дочери, две матери и бабушка со внучкой».

– Мам, я эти слова от бабушки Маши слышала. А от бабушки Яни я их слышать не могла, потому что она задолго до моего рождения умерла.

– А кто такая бабушка Яня? – спросила Маша.

– Тащи альбомы, будем тебя с родословной знакомить!

– Ага, и с проклятием женщин рода Степановых, – ухмыльнулась Яня. – Внимай, дочь, и не повторяй ошибок своих предков!

Если вкратце изложить то, что поведали девочке мама и бабушка, то из родословной они знали только последние лет восемьдесят, начиная с супругов Янины и Ксаверия Степановых, по национальности, судя по именам, белорусов, но точно теперь не установить, служивших в годы войны в железнодорожных войсках и осевших после демобилизации в Новогорске. Работали на железной дороге, получили квартиру в деревянном бараке на переезде, где семья дожила до семидесятых годов. Их единственная дочь Мария Ксавериевна закончила педагогический институт и до самой пенсии работала в школе. Замужем не была, в двадцать пять лет родила дочь Татьяну, которой дала своё отчество Ксавериевна. В семидесятых барак снесли, бабушка Янина получила на свою семью, к тому времени включающую кроме неё дочь и внучку, двухкомнатную квартиру, в которой Степановы до сих пор и пребывают. Татьяна закончила тот же институт, что и Мария, так же, как мать, родила дочь не будучи замужем, назвала в честь своей бабушки Яниной, дала отчество по единственному предку мужского пола. Ну, и Янина с небольшими вариациями повторила судьбу матери и бабушки, только закончила институт искусств, родив вне брака на втором курсе дочь и дав ей имя в честь своей бабушки и уже ставшее родовым отчество Ксавериевна. Только и разница, что отец Маши известен. Пётр Диль, обеспеченный молодой человек возрастом старше её на десяток лет, познакомился с первокурсницей Яней и до её восемнадцати лет очень целомудренно с ней дружил, наверное, чтя уголовный кодекс. А когда Яне исполнилось восемнадцать, предложил ей жить вместе. Мол, ни одна бумага не в состоянии удержать пару, если стали чужими, институт брака себя изжил, важнее, если союз взрослых людей заключён на основе взаимных чувств и скреплён честными устными обязательствами. Только на тринадцатом году совместной жизни до Яни дошло, что взаимных чувств не было, да и обязательств тоже.

– Мам, неужели тебе свадьбы не хотелось?

– Да как не хотелось? Всем девочкам надо, чтобы платье как у принцессы, букет невесты, голуби в небе и жених чтобы на руках в дом внёс. И я всё ждала, что вот-вот он поймёт, какой бесценный бриллиант получил, преклонит колено и колечко с не меньшим бриллиантиком мне вручит. Всю беременность ждала, потом мне с тобой уже и мечтать некогда стало, хотя много помогали мама и бабушка. Ты подросла, я даже о сыне задумалась, а тут это несчастье… и тогда уже мечты о свадьбе, о сыне, о сцене оказались такими ничтожными! Сначала главным стало ножку твою сохранить, потом чтобы хромоту бы поменьше, потом мечтала, чтобы операций поменьше, потом появилась надежда, что внешне вообще незаметно будет. Отдать должное, без отцовых денег пять операций в столичной клинике мы бы не потянули…

– Четыре, мама, пятую он не потянул. А почему ты меня всё-таки Ксавериевной записала, ты же тогда его любила?

– Я сказала, что назову в честь бабушки, он не возражал. В загс бабуля пошла, мама на работе занята была, Петя тоже… это я так думала, а теперь понимаю, что, если ему идти, то с какими глазами свидетельство о рождении с прочерком в графе «отец» получать? И вообще как получать, если он никаким боком к семье Степановых не относится? Но когда Петя увидел, как назвали его дочь – это был шок! А бабушка сказала, что поняла моё решение назвать дочь в честь бабушки как записать её полной тёзкой. Да и Степанова Мария Петровна – это так банально звучит, зато редкое отчество разбавило эту банальность. А переменить его он может, когда дочь на себя запишет. Петя промолчал, но порога дома своих незаконных тёщи и пратёщи больше ни разу не переступил. Господи, как я перед бабулей и мамой виновата! Они понимали, что их Янечка дурочка зашоренная, они переживали за предстоящее моё разочарование. И если ты через несколько лет мне станешь рассказывать о неформальном союзе взрослых людей, значит, карма меня настигла!

– Ха, – воскликнула её циничная дочь. – А я теперь поняла, что карма нас всех уже настигла с алиментами. Если он так боялся с самого начала меня своей дочерью записать, то с чего ему теперь на мою предъяву вестись. Ты поэтому засмеялась?

– Ладно, девочки, прорвёмся, – сказала Татьяна Ксавериевна. – Есть моя зарплата, найдёт работу Яня, экономить придётся, конечно, но справимся. Только впредь не пытайтесь скрывать неприятности от семьи. А вместе мы сила. Всё, спать!