Глава шестая По какому поводу банкет

Вечером Яня снова копалась в детских вещах. Настроение было на нуле, хотя ничего страшного не случилось. Завтра с утра на новое место работы, ну, не получила премии, так ведь многого и не ждала. Просто ещё одно разочарование.

Попалась сумка с одеждой, которую Маша сравнительно недавно носила. Она после одиннадцати лет вдруг начала стремительно расти, до этого была среди одноклассников по росту где-то в серединке, а вот по весу крупновата. Всё-таки хромала тогда ещё заметно, поэтому двигалась мало. И вдруг за год подросла аж на десять сантиметров, резко похудела, и даже в сердце шумы стали прослушиваться. Но врачи родителей успокоили, что это связано с бурным ростом, что девочка сформируется, повзрослеет, и шумы исчезнут. Так и случилось. Только гардероб дочери пришлось полностью обновить, многие вещи буквально с этикетками остались, ну, или несколько раз только надевала.

– Яня, померяй это платье, – сказала мама.

Белое, в мелкий красный цветочек с зелёным листочком и широкой зелёный каймой по подолу и рукавам, такое детское.

– Ты что, мам?

Но спорить не стала, надела. Маша засмеялась:

– Какая ты юная, просто девочка! Мам, оставь себе, оно только чуть великовато, белым ремешком подпоясаться надо!

– Дитё дитём, – засмеялась и Яня, поглядев в зеркало. – Ещё бантик на голову.

Детское платье в стиле пятидесятых, юбка клёш, рукава фонариками, волосы в косу сплетённые.

– Точно, ты – Элли на дороге в Изумрудный город, – кивнула Татьяна Ксавериевна.

– А я Железный Дровосек, – обняла её внучка. – Знаете, сколько во мне металлических стержней и болтов?

– На Льва я не потяну, значит, буду Страшилой Мудрым, и вот вам моё мудрое решение: всё надо перемерять, если что-то подойдёт, лучше носить самой, чем продать за копейки.

– Бабушка, а почему мы такие разные? Может, кто-то из нас приёмный?

– Типун тебе на язык! Все мы родные, ближе нет. Дети не всегда похожи на родителей, чаще они берут что-то от матери, что-то от отца, а иногда берут внешность от кого-то из предков через поколение-два.

Маша задумалась, постукивая пальцами по столу, и Яня заволновалась, дочь ещё будучи малюткой так стучала, когда обдумывала какую-то каверзу. Но сменить тему разговора не успела, Маша спросила:

– А как предка Ксаверия сокращённо звали?

– Бабушка Яня звала его Сава.

– То есть Савелий?

– Нет, это другое имя, но младшие школьники меня часто называют Савельевной, потому что так им проще. Я их не всегда поправляю, привыкла.

– И меня мои картавые-шепелявые артисты так звали, и даже их родители, – ностальгически вздохнула Яня. – Пойдём-ка все вместе ужин готовить.

Но Машу с намеченной темы было уже не свернуть.

– Вот скажите, прабабушка Маша была Ксавериевной, а у вас на самом деле какие были бы отчества? Я была бы Петровной, а мама, а ты?

Татьяна Ксавериевна вздохнула, продолжая стучать ножом по разделочной доске, не поворачиваясь к дочери и внучке лицом. Яня обняла её со спины и сказала:

– Мама, если тебе неприятно, не отвечай на вопрос этой бестактной особы.

– А тебе не интересно? Или ты в курсе? – старшая дама развернулась к ней лицом.

– Ну, есть у меня предположение. И дед, и отец, или хотя бы один из них были актёрами.

– Бинго! Один актёр, другой режиссёр.

– Мам, а как ты догадалась? По своей наследственности, да?

– Наследственность тут ни при чём. По поведению бабушки и мамы. Когда я объявила, что буду поступать в институт искусств на театральный факультет, они были очень уж горячо против.

– Ба, давай колись! Раскрой все зловещие тайны дома Степановых!

– Да нет никаких тайн. Биопапу твоей мамы звали Алексей Павлов. Небольшого роста, я, когда с ним ходила, туфель на каблуках не носила, волосы… да вот как у мамы твоей, она не вся в него внешностью, но вот волосы и глаза… и рост. Очень недолго, меньше года он был режиссёром нашего драмтеатра. Был он человеком взрывным, конфликтовал с главным режиссёром, но продолжал работать. А когда я сообщила ему, что беременна, их конфликт резко стал невыносимым, и он уехал. К тому же он оказался женатым и имел детей. Больше я о нём ничего не слышала.

Маша села за компьютер и занялась поиском. Бабушка пожала плечами и вернулась к овощам. Яня сдвинула сковороду с газа:

– Готово всё, садитесь ужинать. И не юли глазками, девочка моя, всё мы поняли. Умер давно?

– Почти двадцать лет назад. Ба, ты расстроилась?

– Вот поверишь, даже не шелохнулось ничего. Он тогда сразу для меня существовать перестал.

– А ты, мам?

– А у меня его никогда не было. У меня только прадед Ксаверий был. Единственный реальный мужчина под нашей фамилией, у меня от него не только имя, но семья, жильё.

– Так, мама была бы Алексеевной, если бы дед не был козлом. А ты, бабушка? Тебе прабабушка Маша рассказала про твоего отца?

– Мы с твоей мамой деликатнее тебя, вопросов не задавали. Но несколько лет назад я случайно наткнулась на одну статью и поняла, кто был мой отец. Тоже, знаешь ли, из парнокопытных.

Татьяна Ксавериевна вынесла на кухню красочный альбом, изданный к юбилею областного драматического театра, просмотрела оглавление, нашла нужную статью. «Народная артистка РФ Горностаева Ксения Владимировна». Яня удивилась:

– Мы по театру знакомы были, но не близко, кто я, и кто она!

– Ух ты, народная! Наша родственница? – обрадовалась Маша.

– Она – нет. Но посмотрите на эту фотографию.

Артистка сидит в кресле, две девочки на его подлокотниках. Подпись внизу «С внучками».

– Да, старшая – вылитая ты, – сказала Яня. – Маш, помнишь бабушкино фото со школьной доски почёта, где она с комсомольским значком, ты ещё спрашивала, что это такое?

Маша полетела за альбомами. Вытащила фотографию бабушки в юности, пристроила рядом с фотографией артистки.

– Ба, рассказывай, какие мы родственники!

– Николай Горностаев, первый муж народной артистки. Красавец, талант, пьяница, кобель. Когда я родилась, он ещё жил в семье, у них сын несколькими годами старше меня, тоже Николай, на фото его дочки. Вот видишь, как внешние черты проявляется среди наследников? Моя родная дочь на меня ни капли не похожа, а племянница – вылитая я! Как только я на эту фотографию наткнулась, так решила провести небольшое расследование. Узнала от тёти Клавы, соседки нашей бывшей, что жили Горностаевы тогда во-он в том доме через дорогу. Тогда ещё рядом ветка железнодорожная к Шинзаводу тянулась, а у переезда дедов барак стоял. Нынешний наш квартал был сплошной стройкой, проспекта ещё не было, а к тому дому только через переезд по дороге ходили. Я предполагаю, там они и познакомились. Родилась я ещё в бараке, но вскоре мы переехали в новостройку.

– А с этим Николаем, ну, с сыном его, ты знакома?

– Он умер давно, даже раньше матери. Да и зачем?

– Бабушка, он же твой брат!

– Правду мама твоя говорит, некоторые уроки нравственности ты прогуляла. Вот представь себе, приходит к тебе незнакомая девочка и говорит, что она дочь той тётки, к которой твой папа уходил от твоей мамы, и значит, вы сводные сёстры…