– Инструмент у меня отняли. Новую скрипку просто так не достать, а на чём другом играть я не умею. Наверное. Я ведь не музыкант.

– Это как? А кто же ты?

– Я… – Алька надолго задумался. – Не помню. Я помню себя только последние два-три года, когда меня подобрал на развалинах старый Яков.

– О! Травма мозга? – Дьявол ехидно ухмыльнулся. – Весьма заурядное враньё, присущее многим ворам или убийцам, скрывающим старые грешки. Я встречал таких. Как правило, они не очень убедительны.

Алька помотал головой.

– Нет, вовсе нет. У меня не было травм. Наверное… Следов от ран на голове точно нет. И обрывков воспоминаний нет. Я за эти пару лет перечитал кучи книг по теме. Там сказано, что пропавшие при травмах воспоминания постепенно должны вернуться.

– Вот-вот, обычно так и бывает. Я как-то раз приложил одному герцогу… Не рассчитал, в общем. Он неделю бредил тучными стадами и аукционами на шерсть. Но потом вроде ничего, оправился.

– Нет-нет, – Алька поневоле улыбнулся. – Я же сказал, у меня не было травм.

– На этом попадается большинство симулянтов. Так что, если будешь кому-то ещё лапшу навешивать, рекомендую другую версию.

– Я не… – но дьявол не дал себя перебить.

– Рассказывай про Dissociare fugue.

– Фуга? Говорю же, я не музыкант…

– Да не музыка это! А ещё книжки читал… Фуга – это тоже мозговая болячка, только встречается реже и про неё в этом проклятом мире мало кто знает даже из самых прославленных лекарей. Разве что в столице такой сыщется. В общем, идеальное прикрытие.

– Но зачем? Я же не вру?

– А ты ври! В этих краях медицина ещё не окончательно вывелась, нарвёшься на знатока, он симулянта на раз распознает. И тебя тогда не в яму кинут, а натянут на кол посреди рыночной площади, не вдаваясь в детали.

Алька помолчал, осмысливая такие странные рекомендации, потом всё же согласился.

– Хорошо. А эта фуга… В чём разница?

– Фуга не просто потеря памяти, а полная потеря себя. Представь, что проснулся в незнакомом месте, не помня даже имени. А если какие воспоминания придут, могут оказаться не настоящими, а плодом больной фантазии.

– Вообще-то, у меня примерно так и есть. Иной раз вспоминаю большой город в огнях, женщину какую-то нереально красивую… В общем, это явно что-то психическое.

– Вот, так всем и рассказывай.

Алька прищурился.

– А ты что, врач?

– Скорее, наоборот, – хохотнул дьявол. – Поэтому, знаешь ли, интересуюсь биологией своих… пациентов. Но что мы всё обо мне? Давай уж в тебе до конца разберёмся. Например, сколько тебе лет?

Алька грустно усмехнулся.

– А на сколько я выгляжу?

– Скажем… На двадцать? Двадцать пять?

– Нет, это вряд ли. Те два года, что я жил в городе… Короче, это был не мой город. А ещё раньше, в другом городе, который иногда вспоминаю, я был… Не помню. Но я точно был серьёзным человеком, с профессией. Может быть даже уважаемым. Возможно, кстати, врачом.

– С чего такой вывод?

– Там, где я оказался позже, у старика Якова, в моём распоряжении был книжный магазин и много свободного времени. Книги по медицине давались мне легче других. Я многое в них понимал с первого раза. Конечно, многие слова чужого языка были незнакомы, а дряхлый и вечно пьяный дед объяснить мне их не мог, но я всё равно узнавал описания некоторых болезней и лекарств. Словно и раньше знал.

– Поосторожнее с этим, – предостерёг дьявол. – Не распространяйся нигде о книгах и о лекарствах. В этих землях врачевание считают колдовством, как и музыку.

– Я уже понял. Сдуру спросил в городе, где найти аптеку и как купить аспирин. Неделю потом в себя приходил. Но, кроме музыки и тяги к медицинским книгам, других талантов я за собой не знаю, так что долго не протяну.

Азраил с полувздохом-полустоном, в котором слышалось явное удовольствие, вытянул ноги, затёкшие в неудобной позе.

– Думаешь, рядом со мной тебе будет безопаснее?

– Веришь, так и думаю! Уже года два я нигде не чувствовал себя спокойно, кроме этой ямы.

– М-да, нонсенс. Человек напрашивается в друзья дьяволу.

– Не в… – попытался возразить Алька, но Азраил не обратил внимания.

– Правильно ли я понял, человечишка? Ты готов таскаться по свету в такой компании только потому, что пожалел этих подонков? Ты почти неделю терпел от них унижения и побои, а теперь, можно сказать, жертвуешь своей свободой ради них? Не просишь меня пойти и разорвать их в клочья? Даже не заикаешься про отнятую у тебя – что там они отняли, скрипку? Наоборот, ставишь дьяволу условие, простить и забыть?

Алька прекратил попытки вставить хоть слово, закрыл рот. Подумал ещё раз.

– Да. В целом, ты прав. Больше этого я хотел бы только одного: разобраться в себе, вернуть свою личность. Если в этом ты мне помочь не сможешь, то я хотел бы просто таскаться, как ты выразился.

– Более глупой сделки я не заключал уже лет сто. Но хорошо, по рукам. Хочешь скрепить договор кровью?

Алька от серьёзного тона дьявола уже жалел о своём предложении.

– Можно как-нибудь обойтись без этого?

– Ну, это в ваших сказках так принято. Откуда мне знать, можно ли без этого?

На том и порешили. А когда вскрылись подробности о крысе и о способах её поимки, менять условия договора было уже поздно.

 
* * *
 

Камни тихо хрустели под драными подошвами.

«Говорила мама, не лазь по подвалам, не общайся с чужими, не доверяй дьяволам. Наверняка говорила! Если б дядя Яша её знал и мне передал, я бы тут не оказался», – думал Алька, осматривая звериным взором очередной коридор. Советы дяди Яши сейчас очень бы пригодились. Уж в чём, а в крысах он был величайший специалист. Жизнь в подвале заброшенного супермаркета научит такому поневоле.

«Крыса – самое хитрое существо на свете. Капканы и человека с ружьём она чует за версту. Никогда не выйдет, если почует засаду. Но ещё она – самое жадное существо на свете. Уж если она почуяла добычу, ничем её невозможно остановить», – рассказывал старик, заряжая пневматический гарпун.

В том подвале дед поселился за полгода до нашествия крыс. Успел основательно подготовиться к обороне, но после недели круглосуточных дежурств проиграл войну. Серые твари нашли лаз даже в переоборудованный и укрепленный промышленный морозильник.

Потеря склада с крупами и полуфабрикатами стала для дяди Яши ударом. С тех пор он люто ненавидел крыс и истреблял их при любой возможности. Потом, когда в его жизни появился Алька, старик долгими темными вечерами обучал его всем премудростям крысиной охоты. Часами мог рассказывать про повадки, про установленные порядки в выводке, про слабости и приметы…

Алька сразу же заявил Якову, что это ему не интересно, он не собирается всю жизнь просидеть в подвале. При любой возможности он убегал на верхние ярусы. Но дед знал, что легко отыщет «чертяку юродивого, упертого» либо в книжном, за перебором остатков не сгнившей и не погрызенной мышами макулатуры, либо в соседнем отделе музыкальных инструментов.

Там, среди тяжелых бессмысленных многоглазых чемоданов и дырявых барабанов Алька отыскал однажды скрипку. Подтянул струны, приложил смычок – и заиграл так, словно всю жизнь держал в руках именно этот инструмент.

Деду Яше он потом пытался объяснить, что впервые видит скрипку. Откуда взялась музыка, понятия не имеет. Старик плюнул, ругнулся, потому что знал: Алька о многих вещах говорит то же самое, выпытывать бесполезно. Лучше бы что путное подобрал в оружейном отделе, а то починил бы электричество! Так нет же, скрипка… Как он будет, бестолочь, оборонять подвал или, к примеру, в город на охоту ходить, когда самого старика удар хватит?

И Яков снова погружался в рассуждения про повадки местной фауны, основу основ которой составляли крысы. А Алька снова норовил улизнуть. Так и жили.

«А вот слушал бы старших, так и придумал бы что-нибудь получше, – шептал себе Алька, продираясь в узкий проход между камнями. – Додумался! Сам идёшь в логово, несёшь крысе себя на обед. Яков бы узнал, так ремнём бы высек!»

Впереди послышался звук. Тихий, словно камешек упал на пол пещеры. Или… или крысиные когти царапнули скалу. Алька, замерев, вслушивался в темноту и глядел во все глаза. Багровый туман колыхался, накатывал волнами, Что-то… Что-то медленно приближалось с той стороны. Осторожное, хитрое. Большое.

Алька подумал про узкий шкуродёр, через который только что протискивался. Отступать можно только обратно в него. А если в нём застрять…

Крыса, хитрющая тварь, выглянула из-за угла осторожно, одним носом. Повела усами, оценивая незнакомый запах. Ни железа, ни яда, ни пороха. Ничего из явных признаков опасности, сопровождающих поселенцев. Те без острого железа и огня в её логове вообще не показываются. Хотя теперь крыса способна расправиться сразу с тремя вооруженными рудокопами, врождённая осторожность не позволяла ей бросаться на жертву, не разведав обстановку со всей тщательностью.

Мясо. Свежее мясо. Одинокое, беззащитное, местами пораненное и завораживающе пахнущее кровью. Кровью и страхом. Внутри крысы начал просыпаться охотничий азарт. Осторожность почти уступила место жадности, но тут в палитре запахов удалось уловить один новый, знакомый, ненавистный.

Запах врага. Шерсть на загривке крысы вздыбилась. Откуда здесь этот запах? Враг так близко? Он посмел угрожать ей не только в своей тюрьме, но и здесь, вдали от плиты?

О, крыса была умна и знала, что это невероятно. Враг никогда не покидал своего места и уж точно не сунулся бы никогда в её нору. Это она могла, развлекаясь, улучать моменты сна и нападать на врага, яростно впиваясь в его мягкий живот или глотку. А потом мгновенно сбегать, унося в зубах кусок плоти, а разъяренный дьявол слал вдогонку огонь и молнии. Глупый, медлительный, вкусный.

Нет, враг никогда бы не решился забраться сюда, где передвигаться мог только ползком, без возможности развернуться, без защиты лап и хвоста. Это пахло от добычи. Она столкнулась с врагом и – удивительно! – выжила. Наверное, успела забежать в нору. Поэтому от нее так несёт страхом: ей некуда бежать. Позади ждёт голодный дьявол, впереди – не менее голодная крыса.

Да, мясо знает про неё. Поэтому и запах страха всё сильнее, поэтому и пятится назад всё быстрее. Ну уж нет, из этих нор ещё никто не уходил живым!

Жадность и азарт овладели зверем. Лапы сами подбросили тяжёлый круп. Короткими, но стремительными скачками крыса настигала Альку, а тот, обдирая в кровь бока и локти, трепыхался между узкими стенами. В его изменённом зрении крыса выглядела омерзительным, леденящим душу пучком мышц и вен. Волшебный взгляд игнорировал мех и шкуру, но острые выпирающие вперёд зубы грызуна показывал во всех деталях. Когда резцы готовы были вцепиться в ногу, Алька изо всех сил лягнул их, судорожно рванулся и вылетел пробкой из каменного шкуродера, оставив монстру только правый ботинок.

Крысу узкими норами было не удивить. Когда-то она, поголодав, легко могла протиснуться в бутылочное горлышко. Сейчас габариты не те, но вытянуться струной по-прежнему умеет. Алька обернулся на бегу, увидел, с какой ловкостью огромное животное движется там, где сам он едва не застрял. Пискнув от ужаса, бросился бежать, не разбирая дороги и полагаясь лишь на удачу.

Крыса не могла, не желала упустить добычу. Она уже ощутила вкус, уже захлебывалась слюной в предвкушении. Ещё два движения короткими лапами, ещё усилие, ободравшее немного шерсти на бёдрах, и можно скакать во всю прыть.

Она настигла Альку у самого выхода. Даже не видя земли, не разбирая дороги, в одном ботинке он, вдохновленный смертельным страхом, показал скорость бывалого спринтера. Минуя ямы и боковые ходы, Алька добежал почти до самого конца, и только тут, слыша почти над самым ухом писк убийцы, совершил ошибку.

Крыса знала про короткий тупиковый отводок. Да что там, с год назад она сама, загнав туда одну из последних своих сестёр, оценила возможности ловушки. Не один день был потрачен, чтобы расширить и удлинить тупик. И с тех пор крыса неоднократно пользовалась им как местом для засады или комнатой для убийства.

Чтобы покинуть крысиную нору, требовалось здесь и только здесь свернуть с основной дороги почти под прямым углом. Бегущие в панике жертвы всегда пропускали нужное место и углублялись сюда, в каменный мешок, место последнего вздоха и последнего крика.

Алька увидел преграду за пару шагов, не сумел притормозить и врезался в стену, аж дух вышибло. Крыса остановилась: теперь можно не торопиться. Она напрягла лапы, пригнула морду к земле, готовясь к последнему победному прыжку…

И умерла.

 
* * *
 

Очнулся он опять в полной темноте.

Кое-как сориентировавшись на слабый свет от входа, с головы до ног перепачканный своей и крысиной кровью, Алька выполз из норы.

На костре крутился вертел и пахло едой. Живот свело. С одной стороны, от пустоты внутри, от целой недели голода. С другой, от омерзения и понимания, что именно жарится на неестественном зеленоватом огне.

– Ты что, будешь это есть? – выдавил он из себя хриплым от спазма голосом.

– А ты что, не будешь что ли?

Алька брезгливо поморщился.

– Дед Яков их ел. И шкурки дубил, и поделки из черепов делал. Но он был сумасшедший. Он ненавидел крыс и истреблял, словно это цель всей его жизни.

– А ты, значит, брезгуешь.

– В нашем доме всегда был запас более приятных на вид и на вкус продуктов. Да и поохотиться можно было на любую другую дичь.

– Здесь, как видишь, – дьявол развёл руками, – другой нет. Эта бестия сожрала всё, что шевелится. В последнее время, когда вокруг остались одни камни, она так осмелела, что повадилась таскать овец у поселенцев. Ишь, как отожралась!

Алька присел, чтобы не так кружилась голова.

– Как ты её прикончил?

– Тебе в подробностях? Проткнул насквозь ударом руки, сломал хребет, ухватил пальцами…

– Не-не-не, избавь от таких деталей! Как ты подобраться к ней сумел? Я думал, у неё чутьё на опасность.

– Жадность. Чрезмерная сила делает любое существо уязвимым. Вы, люди, говорите про попавших в такую ситуацию «из грязи в князи». То есть, получил силу, а справляться с ней не умеет. Слабая сторона большой крысы – её пропорционально разросшаяся жадность. В общем, она так хотела тебя сожрать, что забыла обо всём на свете. Даже не заметила меня у входа в нору. Раньше она бы ни за что не подошла так близко, а тут опомнилась, когда я уже вырвал ей сердце.

– Фу, ну я же просил!

Азраил усмехнулся.

– Я тебе так скажу. Если хочешь выжить в этом мире, учись принимать неприятное, находить удовольствие в трудностях и расценивать любого врага как пищу.

– Учитывая, что раньше ты был пищей для него… – в животе Альки предательски урчало. – Кстати, если я поем это, твоя сила перейдет мне?

– Вот ещё. Передача силы – это сложный мистический ритуал, в котором без подготовки больше шансов сдохнуть в муках, чем стать сильнее. Нет, не думаю, что тебе что-нибудь перепадёт.

Алька решительно протянул руку и отломил кусок ароматного мяса. По виду и размеру туша напоминала кабана, вот пусть и считается, что это кабанятина.

– К тому же, с печенью я сразу всё решил. Ты бы видел, какая это была печень! Килограмма полтора, не меньше.

Тьфу ты! Алька постарался пропустить эту информацию мимо ушей.

– К тому же, – не унимался дьявол, – если что-то пойдет не так, если ты действительно получишь часть моей силы, я всегда могу поправить положение. С помощью твоей печени.

Алька подавился, закашлялся, на глаза навернулись слёзы.

– Азраил!!!

Дьявол, довольный проделкой, захихикал.

Час спустя от туши остались одни кости. С учетом дьявольского аппетита Азраила, костей остался тоже не полный набор. Чувствуя тяжесть и даже легкую боль в переполненном животе, оба пленника привалились к камням и отдыхали.

Грудь Азраила ходила ходуном. Черный с темно-красными прожилками хитин панциря дёргался вверх и вниз, словно дьявол запыхался.

– Это ничего, это пройдет, – заверил он, уловив взгляд. – Я просто отвык от метаморфоз. Возвращение силы не описать словами, просто поверь, восторг полнейший. Так хорошо я себя не чувствовал уже лет триста!

– Послушай, а ты что, правда дьявол? – с последней каплей надежды в голосе спросил Алька.

– Нет, стиксово теченье, я рождественский гусь на противне! Кто же ещё?

– Что, вот прямо из Ада? Как Люцифер?

У Азраила в удивлении на секунду отвисла челюсть. Убедившись, что собеседник не шутит, он пояснил:

– Во-первых, не из Ада, а из Стикса. Тоже местечко так себе, но с Адом принципиально различается. Во-вторых, я – дьявол, а Люцифер – сатана.

Алька нервно хихикнул.

– Тоже принципиально различается?

– Ну, знаешь ли! Вообще-то, совершенно разные биологические виды. Ты бы ещё крысу с пауком сравнил.

Альке не хотелось больше думать про крысу, хватит с него на сегодня крыс. Тема пауков в темноте пещеры тоже не воодушевляла.

– В каком смысле, биологические виды? Вы что…

– Мы не что, мы кто, – перебил Азраил. – И я, и он. Мы жители Стикса, существа, отвергнутые богами, но всё-таки живые.

– Проклятые?

– Можно и так сказать. Хотя есть более верное определение. Они нас не проклинали, им стало на нас наплевать. А нам на них. И все бы ничего, только вот их приближенные, чем ближе – тем фанатичнее, действительно проклинают нас. И с радостью сжили бы со света. А создания попроще и пониже рангом просто боятся нас, отчего не менее опасны.

– Понятное дело. В наших сказках и религиозных книгах, к примеру, встреча с дьяволом ничего хорошего не сулит. Просто смерть, это в лучшем случае. А можно и души лишиться!

Азраил заинтересовался.

– Это какой такой души?

– Ну какой-какой? Обыкновенной. Богом вложенной.

– А-а-а-а, ты про эту. Тогда позволь уточнить, а на кой она мне сдалась, душа твоя?

– Ох, ну ты спросил. Откуда же я знаю? Это тебе виднее должно быть. Скажу тебе сразу, я вообще не силен во всех этих духовных материях. Я агностик. Если бы тебя, к примеру, не встретил, так и думал бы до сих пор, что дьяволов не бывает.

– Знавал я разных агностиков. В большинстве случаев это оказывались просто лодыри, которым лень было читать книги.