При виде пятисантиметровых клыков у Альки, только-только успокоенного присутствием разумного, адекватно воспринимающего юмор существа, как рукой сняло эту дурь. Он опять напрягся и приготовился дать дёру при первых же признаках опасности.

– Слушай-ка… А если, скажем, посидеть возле тебя спокойно?

– Даже не знаю… – протянул незнакомец. – Раньше никто не пробовал. Думаю, тогда мне было бы абсолютно наплевать.

Алька поднял факел повыше и оглядел территорию, усеянную чьими-то останками.

– То есть, что? Никто до сих пор не догадался с тобой просто поздороваться? Ну там, поболтать, рассказать пару анекдотов?

– Хммм… Ты считать, я надеюсь, умеешь? – существо по-прежнему забавлялось. – Посмотри вокруг, посчитай, сколько у меня здесь собеседников?

Алька посмотрел направо, налево – и молча пожал плечами.

– Вот-вот. Вообще-то, ты тоже до такого не додумался. Ты же не со мной болтал, а сам с собой, от страха просто. Ну признайся, бздишь меня?

– Фу, какой низкий жаргон. Давно такого не слышал. С самого утра. А так, в целом, да, конечно.

– Это хорошо, это правильно. Значит, не всё ещё растерял я на привязи, чтоб её! – неизвестный мотнул головой, словно пытаясь сбросить цепь, и застонал от боли.

– Ты насчет моего жаргона извини. Не так часто приходится с человей… человек… А, стиксово теченье, с людьми живыми общаться. Эти, местные, они разве собеседники? Так, словно вши тут, ползают иногда. А ты, я вижу, не здешний. Верно?

– Да, верно. Далековато я забрался.

– Ага, я заметил. Здешний бы ни один со мной разговаривать не стал. Зна-а-ают! – довольно протянул незнакомец. – Но сказать по совести, сочувствовать мне человек вообще впервые взялся. Я имею ввиду, не только в этой дыре, а за всю мою жизнь.

В это время далеко наверху, у выхода из пещеры послышался шум, топот, появились факелы.

– О, всполошились! – проворчал зверь. – Забегали. Да уж, давно я не пугал их своим голосом. Всё чаще наоборот, гости мои голос подавали.

Алька озабоченно вгляделся в дальний край ямы. Люди столпились там и пытались, не рискуя спускаться, издали разглядеть, что же такое странное происходит внизу.

– А они тебе ничего?… Не этого?

– Ты что, опять? – незнакомец фыркнул.

– Ну, боязно всё-таки. Ты на цепи. Вдруг чего?

– А пусть попробуют, – он приложил один палец к шее под челюстью, и голос его вдруг загрохотал трубным басом, слышным не только по всей яме, но далеко даже за пределами пещеры. – Только суньтесь сюда, мерзоты! До самого горизонта кишки распущу!

Алька кивнул. Сразу верилось, что этот – может. И поселенцы наверху тоже, поверив, отпрянули. Но всё равно заспорили, не скинуть ли вниз кого-то из рабов для разведки.

– Странный ты, – неожиданно проговорил пленник прежним, вполне спокойным тоном. – Как хоть тебя звать-то?

– Алька.

– Алька? Странное имя.

– Оно не настоящее. Один дед так назвал, когда меня нашёл. С тех пор на Альку и отзываюсь.

– Тогда иди сюда, Алька, садись рядом. Да иди, не бойся, я сытый!

 
* * *
 

– Ты уверен, что это была рысь?

Он еще раз проделал этот фокус, от которого у Альки каждый раз перехватывало дух. Протянул руку к костру и пошевелил угли.

Впечатляло всё. В первую очередь, что тонкая рука собеседника, тоже полностью бронированная хитином, имела два локтя и раскладывалась в нужный момент, как лапа богомола. В развёрнутом виде такой рукой можно подобрать с земли упавшую монету, не замедляя шага.

В сложенном положении длинная узкая кисть плотно прилегала к предплечью, а ловкие многосуставные пальцы выступали вперед примерно на длину человеческих. Необычное строение конечностей трудно было заметить, руки существа выглядели обычными мощными когтистыми лапами.

И, конечно же, не менее впечатляло, что угли в костре незнакомец ворошил прямо пальцем. А перед этим зажёг костёр, просто плюнув на камни. Кстати, вместо углей в огне светились сейчас именно эти камни…

– Так что, точно рысь? Не волк и не лев?

– Ну что я, рысь от волка не отличу? Или от льва?

– Ну мало ли. Может, со страху перепутал.

– Нет, это была именно рысь. Да, размером с телегу, но точно рысь!

– Плохо. Значит, далеко ушла. Тяжело будет сыскать.

– Ты что, искать её собрался? Зачем? Я вот еле ноги унес, и еще раз встречаться с таким чудищем нет никакого желания.

– Тут дело, во-первых, личное. Во-вторых – принципиальное. Я очень сильно прокололся, войдя в эту деревню. Нехорошо прокололся. И должен исправлять свои ошибки.

– А поконкретнее?

– Поконкретнее? Я расслабился. Утратил осторожность. Слишком привык, что в этом глухом углу практически нет достойных противников. Считал, что мне нечего бояться, а кое-кому только это и было нужно.

– Полагаешь, за тобой охотились целенаправленно?

– Полагаю? Абсолютно уверен. Ну сам посуди, откуда местные безмозглые землеройки, утратившие знания даже об элементарном обустройстве сортиров, могли знать рецепты магического усыпления? Они заранее, еще до моего появления, заготовили все средства и зелья, часть из которых вообще не встречается в этом мире.

– Значит, их кто-то надоумил?

– И снабдил всем необходимым, тут гадать нечего. И даже рассказал о некоторых особенностях моей анатомии, позволяющих, – он громыхнул цепями, – на время лишать силы и мощи.

Алька бросил взгляд на обломки костей, торчавшие повыше лопаток.

– Они отрубили тебе крылья?

– Да. Отравили, сковали, пропитали шкуру ртутным раствором тысячегнойника, иначе чёрта с два бы у них что-нибудь вышло. И рубанули паровым зубилом. Но я найду того, кто придумал всё это. Найду, стиксово теченье, и заставлю до капли пережить всю боль и унижение, которые я испытал!

Алька представил себе. Передёрнуло.

– Я думал, ты больше злишься на самих рудокопов.

– На этих-то? Да брось! Что с них взять, они ж убогие. Они ведь живут в постоянном страхе, что я освобожусь. Понимаешь, когда они скидывали меня в яму, я предупредил, что запомнил всех до единого. Память у меня отменная, слово я держу. Их вождя, главного затейника, я сожрал всего год спустя, как только кожа на спине затянулась.

– Год спу… – Алька присвистнул. – Так у тебя над раной новые кости в локоть вышиной! Как давно ты здесь сидишь?

– Не так много. Лет десять. Или двадцать. Как их считать, если здесь не меняется ни день, ни ночь? Раньше поселенцы сами приходили ежедневно, проверяли, не сорвался ли я с цепи. Потом ещё туристов за деньги водили, можно было вести счёт. Но интерес постепенно пропал, теперь могут месяцами не появляться, так что…

Алька, согревшийся и осмелевший, встал и обошёл «сокамерника». Тот напрягся.

– Вот я очень не люблю, знаешь ли, когда так делают. Чего тебе там надо?

– Извини, хочу осмотреть цепь. Вдруг смогу тебе чем-то помочь?

Послышалось клокотание, словно закипал чайник.

– Нет, я не могу к этому привыкнуть. Человек, ты точно не из этого мира! Помогать мне? Добровольно? Ты уверен? А если я после этого встану и сожру тебя?

– Ой, ладно! Я только что сидел в метре от тебя, настолько голодный и уставший, что ты мог бы съесть меня, вообще не вставая. Если я сниму с тебя цепь, принципиально что-то изменится?

– Ну, скажем, тогда я смогу выбраться из этой ямы и уничтожить всю деревню.

– Тю! Они несколько дней держали меня на верёвке. Били, не давали пить и есть. Только за то, что я на местном рынке хотел спеть несколько песен и поиграть на скрипке.

– Ты что, совсем не знаешь здешних традиций? Здесь пение считается разновидностью черного колдовства. А за скрипку… те, кого просто повесят, считают, что им повезло.

– Они разбили скрипку и скинули меня сюда, тебе на съедение. Так что я не задумывался о судьбе деревни, предлагая тебе… Постой-ка!

– Что там? – он забеспокоился.

Алька ощупал крепление цепей, с лёгким содроганием коснулся хрупкой, словно обугленной, легко крошащейся кости существа.

– Тут темно. Ты не мог бы мне посветить?

Длинная лапа за неимением факела выудила из костра раскаленный булыжник, поднесла к спине. Алька вгляделся в глубокие борозды на металле. Цепь была толщиной в три пальца, разорвать такую нереально, но вот крепление…

– Скажи, у тебя что, едкая кровь?

– Не без этого. Не кислота, конечно, одной каплей полы на трёх этажах не прожечь. Но трогать без толстых перчаток я бы всё-таки не советовал. Что ты там нашёл?

Алька только кивнул и продолжал ощупывать плечо пленника.

– Я думаю, у меня получится. Если будет больно, потерпи немного.

– Э, нет, так не пойдёт! Я дума… А-а-а-а-а!!!

Потрясший пещеру вопль вызвал даже небольшой обвал неподалёку. Вернув способность ориентироваться в пространстве, Алька обнаружил себя лежащим на спине, метрах в пяти от костра. Существо стояло над ним, сверкая глазами и занеся кулак. До него постепенно доходило, что раньше в цепях нельзя было и стоять, и при этом поднимать руку.

– Вот и всё. Твой организм очень крепкий, он постепенно вытолкнул остриё на кольце, которое было ввинчено под лопатку. Ну, наша кожа так выталкивает занозы. Сначала нарыв, больно, потом – хоп…

– Я ничего такого не чувствовал.

– Это руны. Кандалы защищены магией, иначе ты, я думаю, давно бы их порвал или расплавил. Но на острие руны не нарисованы. То ли заказчик продешевил, то ли кузнецы поленились. И когда шип вылез из кости, кровь стала разъедать его. Я просто дёрнул как следует.

– Это было больно!

– Надеюсь, ты не будешь так орать, когда я потяну за второй?

Он, конечно, пообещал. И конечно, орал еще громче прежнего, потому что шип удалось вырвать только с третьей попытки. К этому времени на край ямы сбежалась уже почти вся деревня. Поселенцы решили, что Алька добивает их зверушку, и очень распереживались.

Когда вопль стих, Алька кое-как осмелился открыть глаза. Над ним в отсвете костра возвышался настоящий гигант. Теперь, когда он мог расправить плечи и вдохнуть полной грудью, пластины его брони раздались в стороны, а шипы на суставах угрожающе поблескивали. Пленник был величественен и страшен.

– Ну, вот видишь, я и пригодился. Конечно, руки и ноги у тебя по-прежнему скованы, зато хоть встать можешь в полный рост. И раны, если их не тревожить, заживут быстрее.

– Скованы? – пещеру сотряс демонический хохот. – Да теперь я даже с этими оковами могу завоевать полмира и не слишком устать. Поднимайся, человек, я хочу пожать тебе руку. Азраил давно не был так счастлив, как сегодня!

– Азраил? Я уже где-то слышал это имя. Кажется, в нашей мифологии так звали одного из ангелов.

– Ангелов? Стиксово теченье, вот уж дудки! Обидная догадка!

– Тогда кто ты?

– А вон, послушай. Они говорят правду. Они-то знают!

Чудовище (а сейчас он был полноценным, предвкушающим, выдыхающим пар из ноздрей чудовищем) повернулось к краю ямы, где метались факелы.

– Эй, вы, там! – проревел он. – Вы готовы? Поиграем?

Наверху ахнули, взвизгнули. С криками: «Дьявол! Дьявол освободился!» люди побежали к выходу, сшибая и давя друг друга. Кто-то вопил, кто-то упал, разбивая голову о камни, кто-то в толчее не удержался и полетел с края ямы вниз. Алька ужаснулся.

– Дьявол? Нет!

Пленник задрал морду и огласил яму взрывом клокочущего хохота.

– Азраил, подожди! Ты же шутил, когда сказал, что сожрешь всю деревню? Скажи, что пошутил! Нет, не надо, я прошу тебя!

Но тот уже бежал за своими тюремщиками, и смех его леденил кровь, не предвещая ничего хорошего.

 
* * *
 

– Она живёт там, за камнем.

Азраил старался ступать тихо, хотя оба они понимали, что в случае с ночным хищником это бесполезно. Крыса, если она у себя в норе, давно знала о приближении охотников.

– Ты уверен, что нам надо туда лезть? – у Альки не было ни уверенности, ни желания.

– Иначе никак, – заверил Азраил. – В ней часть моей силы. Она одна из четырёх.

– Из каких ещё четырёх?

– Из четырёх животных, между которыми делится сила, чтобы поработить дьявола. Меня, в данном случае.

– Как можно крысе отдать твою силу? Это же бред?

– Я уже говорил, местные очень хорошо подготовились к моему появлению, – объяснил Азраил. – Не только цепи заговорили, но и животных. Затем в течение месяца не кормили крысу, давая только куски моей печени, пока эта тварь не начала её жрать и не впитала таким образом мою силу.

Алька посчитал в уме.

– Не получается. Это не может быть та самая крыса.

– Почему?

– По продолжительности жизни. Крысы живут максимум три года. Если она уже была взрослой… Короче, ни одна не протянет столько, сколько ты здесь просидел.

– Эта протянет. Она и сто протянет. Пока она связана со мной, будет жить. Только я могу ее убить, и только убив её, я смогу вернуть силу, которую она забрала.

Алька сделал ещё два шага и снова остановился. Нора была огромна, достаточно широка для человека и недостаточно – для дьявола. Она не вызывала желания заглянуть внутрь.

– Если там не одна крыса, а целый выводок? Они плодятся по пять раз в год, как мы найдём нужную?

– О, на этот счёт не переживай. Ты её сразу узнаешь. Получив мою силу, крыса… м-м-м, немного изменилась. Её нынешние размеры не позволяют, как бы это сказать, естественным путём размножаться. Так что за выводок можешь не переживать.

Алька медленно отступал от норы, пока не упёрся спиной в ногу дьявола.

– А скажи мне, Азраил, только честно. Насколько сильно она изменилась?

– Ну… Ты когда-нибудь видел лесного кабана?

Алька икнул. Ведь он только что всерьёз собирался отправиться в крысиное логово! Один и в полной темноте!

– Заметь, я не заставляю туда силком идти, ты сам вызвался. Да не трясись так, чего испугался? – недоумевал Азраил. – Я же не прошу с ней драться. Всё, что нужно, это выманить крысу сюда, ко мне.

– Шутишь? Если у неё хотя бы вполовину прыти, какая есть у обычной маленькой крысы, то я даже не успею «мама» сказать, уже без головы останусь. Думаю, я понять не успею, что умер, потому что не увижу её в темноте!

– Ах, да, я же совсем забыл!

Дьявол протянул руку к алькиному лицу. Тот испугался, попробовал увернуться, но не тут-то было. Грубые корявые пальцы ловко ухватили за волосы, острия двух когтей легли аккурат на брови.

Стало больно, но пискнуть Алька не успел. По плечам Азраила, по обломкам его крыльев пробежали две лёгкие багровые точки, словно из костра вылетели искры. Дьявол зашипела от боли, а Алька одновременно вскрикнул, потому что такие же искры сорвались с когтей на его лицо.

– Открывай. Да открывай уже, не бойся! Всё кончилось.

Никакой боли в глазах, и правда, не было. Алька прекратил жмуриться и осторожно поднял веки. Пещера преобразилась. Теперь по черноте ямы распространился багровый туман. Куда бы Алька не посмотрел, всё отсвечивало красным, и в этих отсветах было видно камни, изгибы каменных стен, хлам на полу и, конечно, Азраила. Он предстал в новом свете как кроваво-красный сгусток, внутри которого различимо билось четыре сердца, а от них в стороны расходились по венам волны пульса.

– Не пугайся. Зрение зверя улавливает только самое важное для хищника. Поэтому детали материального мира будут скрыты для тебя в тумане, зато всё живое ты заметишь издалека, и даже сумеешь на расстоянии определить его слабые места.

– Учитывая, что раньше я вообще ничего не видел, такой вариант устраивает.

– Тогда торопись. Эта сила действует недолго. Тебе стоит выбраться обратно раньше, чем снова ослепнешь.

Нечего сказать, замечательное напутствие!

 
* * *
 

Нора была неровной и неухоженной.

Он шёл медленно, нащупывая ногой пол на каждом шагу. Зрение зверя оказалось не такой уж замечательной штукой. Холодный камень внизу виделся сплошной черной полосой. На ней Алька дважды еле удержался на ногах, споткнувшись, а один раз почти провалился в боковой отводок норы. Еле вылез в основной коридор, иначе потерял бы направление к выходу.

Как там сказал Азраил? Не гоню, сам вызвался? Вот уж воистину, язык мой – враг мой!

Алька действительно вызвался помочь дьяволу сам. Когда тот прекратил гоняться за рудокопами и вернулся с края ямы обратно, на свою плиту, то на все вопросы долго отмалчивался. Только раздражённо буркнул, что не дошёл до деревни. С одной стороны, это вызвало облегчение, что люди живы. С другой, его было даже жалко…

– Пообещай, что не тронешь больше эту треклятую деревню. А я взамен помогу тебе освободиться от цепей, – предложил Алька.

– С какой стати? – удивился дьявол. – Клятву покарать всех участников моего оскорбления я дал раньше. Не вижу причин её нарушать.

– Ты достаточно напугал их сегодня. Уверен, что они всё поняли. И раскаиваются.

– Сам-то веришь? – Азраил фыркнул. – Эти могут раскаиваться только в одном случае. Когда я поочередно отрываю им руки и ноги.

Он вытянул из кучи хлама сырую тряпку, вытер лапу. Заметил, как Алька поморщился при виде пятен крови на ткани.

– Ой, да сколько я там убил-то? Троих всего. Значит, с учётом прошлого раза, осталось всего десятка три-четыре. Остальные мне без надобности, но эти… Думаю, года за два перебью всех. Уж теперь-то, когда могу подняться в полный рост!

– А почему вернулся?

– Так плита! У выхода из штольни тяжесть цепей становится совсем невыносимой. А плиту с собой не унести, я пробовал.

– И сколько же ты планируешь тут сидеть?

– А пока всех не перебью. Лишь бы не передохли сами от пьянства и дизентерии. Или пока крысу не словлю.

– Какую крысу?

– Ну, крысу. Живёт тут одна. Вот если бы её поймать, я бы в тот же день отсюда дёру дал.

Алька подумал.

– Вот если слово дашь, тогда я поймаю тебе эту крысу.

– М-да? Забавно. А тебе это зачем? На тебе цепей нет, ступай себе.

– Как я из ямы вылезу?

– Совсем не проблема. Тут края рыхлые, не надо быть альпинистом. Немного упорства, и ты свободен. Пока я добрый, могу подбросить, это еще быстрее. Но это обойдётся тебе парой сломанных костей, если неудачно приземлишься.

– И первый же поселенец прирежет меня, решив, что мы с тобой в сговоре?

– Это как пить дать. Но это уже не моя забота, прояви осторожность.

– Если я не попадусь здесь, меня продадут в рабство в ближайшем городе. Подорожной грамоты у меня нет, цеховой печати тоже, клейма знатного гражданина и подавно. Я не знаю ни местности, ни как себя вести, ни куда идти, что делать.

– Жить захочешь, так разберешься. Перейди, например, горы. Там к музыке спокойнее относятся, будешь на скрипке по площадям тренькать.

Алька замотал головой.