«Все мы ищем отца, потому что потеряли мужество»
Борис Вахтин
Мне осталось нанести 15 ударов маваши-гери и сделать тридцать бросков ножом двумя руками с двух позиций для завершения утренней зарядки, как зазвонил телефон. Это мой тезка и давнишний друг Евгений – Вечный Жид, Летучий Голландец, Скиталец. Он некогда через Финляндию убежал из Ленинграда на Запад и там реализовался в литератора и философа. Судя по номеру, на сей раз звонок был из Ирландии.
– Прошу принять мою соседку по Замку Блэкрок, студентку Тринити-колледжа, Уту Хэйс О’Кифф. Она переводит на ирландский язык Спиридона Дрожжина и хочет поговорить с тобой о твоей тете Евгении.
– После осеннего листопада, тезка. Пусть позвонит.
– Надо сейчас. У нее это дипломная рабата – Дрожжин, и первая книга. Ута «наш» (Sic – наш для Ленинградца Жени!) новый Уильям Батлер Йейтс! Гениальная и чрезвычайно эксцентричная особа. Она бы летом приехала к тебе, но ты же в тайге с апреля по октябрь. Надо, Женя, стал бы я просить?
– Ладно, в начале осеннего листопада пусть позвонит.
– Не получится, тезка!
– Что не получится тезка?
– Не получится позвонить.
– Не понял…
– Она у твоей калитки.
– ?.. У меня полы не вымыты… И душ я разобрал…
– Полы вымоет, белье постирает, еду готовить будет… А, сам ты где моешься?
– В снегу и в бане соседа…
– Ута тоже будет в снегу, и в бане соседа…
– Баню топить надо…
– Ута топить будет… Открывай, не гоже Лилии прясть, то бишь, у твоей калитки выплясывать джигу! У нас +10. У вас —25! Беги, брат, открывай калитку свою гребаную!..
Зарядку я делаю голым. Спортзал не отапливается и хорошо проветривается, но окон там, естественно, нет. На мне всего лишь две повязки из шкуры енотовидной собаки – на лбу, и набедренная. В таком виде я выскочил на террасу. За калиткой стояла она! В темно-зеленом комбинезоне, в ярко желтых кожаных кроссовках. Огненная копна волос была раскинута, охватывая плечи. Ута махала мне весело рукой, припрыгивая. Мелькнула мысль – Хозяйка медной горы! Это сказка моей мамы, родившейся в Губахе… У ели, провалившись в снег, припал к земле вишневый Ягуар. Солнце было яркое. Небо чистое. Снег блестел всеми гранями белизны. Я спрыгнул с террасы в глубокий сугроб, в два прыжка оказался перед калиткой. Отбросил ногой лопату для уборки, которой была приперта калитка и рывком дверь открыл – на дворе-то -25! Ута бросилась ко мне и прижалась. Не успел я оторопеть, как она прошептала – «Ты голый, баба уставилась, варежку разинула!» За ее плечом я увидел женщину, которая остановилась и …смотрела на меня! Ута верно сказала… по-нашенски, по завидовски сказала – «уставилась» и про «варежку разинула»! Вмиг мне стало легко и просто:
– Ну, прикрывай меня… крепче, и айда в дом. Там Теодор…
– Я знаю! Он ждет меня…
Первое мое удивление – красота Уты! Просто безобразная красота! У меня много было красивых женщин. И – я анатом, преклоняюсь перед гением Альбрехта Дюрера за его труд «Четыре книги о пропорциях человека». В этой книге (это одна книга) Дюрер приходит к выводу, что красивыми, то есть, безукоризненно пропорциональным, могут быть только зайцы и лошади, человек же всегда с изъяном. Вот, красавицы… У Нифертити – слишком тяжелый затылок. Одри Хепберн и Наталия Николаевна Гончарова носили 42 размер обуви. У Хеди Ламарр – плоская задница и маленькая грудь… Но… Дюрер открывает «ромб Венеры». Тут вообще ужас! Идеальный «ромб» должен быть квадратом! А это – стигма смерти! Как правило, у женщин или узкий ромб, с верхним острым углом, или широкий ромб – с тупым верхним углом. Таз женщины – самое главное в ее фигуре. И, он вот такой «острый» или «тупой»! Идеальной красавице остается 0,01 миллиметра от ромба с узким углом до квадрата и ровно столько от квадрата до ромба с тупым углом. Между ними – смерть! Ута имела эти 0,01 миллиметр Ромба Венеры, не дотягивая до стигмы смерти. Я написал о «ромбе Венеры» книгу – «Пятая книга о пропорциях человека», и отобразил стигму смерти в другой книге «Сага о Белом Свете». А…. Опять же как анатом, вернее, патологоанатом, утверждаю, что чрезвычайно редко бывают женщины с красивой, пардон, промежностью… Я прожил много лет. И до Уты, знал только двух тоже безобразно красивых женщин. Первая была моя студентка медицинского института на Дальнем Востоке, Оля Ковригина, «черная роза», как все ее называли. Всю жизнь ее буду помнить! Но… красота ее и совершенство телосложения волновали меня не долго. У нас в Завидово живет безупречная красавица Вероника. Я с ней познакомился, когда она на пятом курсе Тверского медицинского университета решила стать психиатром. Несчастное создание! Вероника круглый год носит верхнюю одежду с капюшоном, надевает черные очки, пряча лицо от постороннего взгляда. Носит несуразную одежду, скрывающую ее идеальные пропорции! У нее комплекс… неполноценности! Поэтому она и решила стать психиатром и обратилась ко мне за помощью в овладении этой профессией. Оля Ковригина и Вероника имели 0,01 миллиметр после стигмы смерти.
Моя бабушка, княгиня Мария Алексеевна Ухтомская – красивая женщина. Но, она часто повторяла – «С лица воду не пить!».
Ута – кожа цвет алебастра. Утонченные линии, изящные впадины и возвышения. Прекрасные голубые прожилки, еще сильнее подчеркивающие белизну кожи. На лице много веснушек. Волосы… медь! Пламя, огонь. Кстати, это отражено – цвет волос – в ее фамилии: Хэйс О’Кифф (огонь, пламя) Глаза… первый раз вижу женщины с огромными зелеными глазами под длиннющими черными ресницами. Брови идеальной линии, черные. И, самое редкое для женщин по моим наблюдениям – соответствие длины шеи длине талии. И шея, и талия у Уты – длинные и тонкие… Ну, да ладно. Описал то, что сразу бросилось мне в глаза, и потом тоже… Грудь, попка, длинные красивые ноги и т. д. – все идеальные формы и пропорции.
Второе, что меня удивило и порадовало – Ута вошла в мой дом так, как будто в нем родилась и век прожила! Ничего не рассматривая, спокойно прошла через мою коллекцию чурок – березы, ели, яблони и сосны. Ее не удивили ни посмертные маски великих людей (у меня уникальная коллекция), ни черепа на сосне и книжних полках. Лишь на картины бросала мимолетные взгляды без всякой оценки.
Ну, а, самое главное… Теодор, который признает только Катю и Веронику, на всех остальных бросается с рычанием и брызжет слюной, увидев Уту радостно завилял хвостиком и стал бессовестно проситься на ручки! «Не удивляйся, – сказал Ута – Мы, ирландские ведьмы, не любим кошек, а они – нас. Это собаки нутром чуют. У нас с собаками взаимная эмпатия!» Кстати, у меня тоже с собаками эмпатия. Но, думаю, это потому, что в нашем доме всегда были собаки. Я с ними вырос!..
– Оденься, нужно разгрузить машину. Я заехал на ваш рынок. Почти, как английский рынок у нас (достопримечательность Корка)! Отличная мясная лавка. Я взяла баранины, говяжьих языков и телячьего вымя. Приготовлю ирландские блюда. Зашла к кавказцам. Набрала овощей и фруктов. Ну, а «Барр ан Ишке», твой любимый, из Корка. Целая коробка».
На рынок Ута ходила, накинув капюшон и надев большие черные очки. Как наша завидовская красавица Вероника…
Ута проехала свыше 3 тысяч километров на спортивном Ягуаре за двое суток. Делая небольшие остановки на сон и кофе с медовыми булочками. Авиаперелёты между Великобританией и Россией до сих пор отменены из-за карантина.
Пять лет назад я привез в Завидово три маленьких сосенки, которые выкопал в тайге на берегу Тихого Океана на Дальнем Востоке. Посадил их на своем участке треугольником. Одну сосну у кирпичной пристройки дома. Две – на равном расстоянии – у гаража и у садового домика. Деревья принялись и быстро начали расти. На отдаленные от дома сосны я не обращал особого внимания. А, вот с той, что была у дома… что-то творилось со мной не ладное! Проходя мимо нее, я как-то напрягался и волновался. Она всякий раз задерживала меня… своими ветками. Мне даже пришлось некоторые ветки спилить. Невдалеке росли лилии. Мои любимые. Мало того, что они были прекрасны, они еще и одурманивающе пахли. Как женщина в страсти – Woman in Love! Так вот, эти лилии погибли. Она, сосна их сгубила. И дело тут не в тени. Тень как раз сосна на лилии не бросала. Рядом с двумя другими соснами тоже растут цветы многолетки – тюльпаны, саранки, табачок. Близость к соснам цветам не мешает. Однажды сосна спасла мне жизнь. На крыше пристройки я оставил широкую доску с перекладинами, по которой забирался на конек. Так вот, эта доска начала сползать по мокрой крыше вниз. А я как раз внизу весной и летом делаю зарядку. Выполнял растяжку, закинув ногу на ветку сосны, когда услышал грохот. Повернулся и поскользнувшись, упал. Доска сползла с крыши как раз надо мной. Сосна ветками задержала ее над моей головой. Пожертвовав несколькими ветками.
В начале осени я собирал с сосны зеленые шишки, из которых варил превосходное варенье, а также настаивал самогон. Две другие сосны на два года позднее начали плодоносить и шишек на них было мало. Сосна у дома меня радовала, и я ей гордился – чудная красавица! Но… в прошлом, 2020 году, в начале мая, во время первого грома и ливня, превратившего сразу улицы поселка в реки бурлящие, мою красавицу сосну повалил ветер! Сломалась под корень, как спичка! Упала очень осторожно, ничего не повредив! Такая громадина, 20 метров! Она легла на ели, растущие стеной вдоль дома. А могла упасть на дачный домик и тогда ему был бы конец. Могла бы и повредить электрические провода. Я до сих пор не понимаю, почему сосна упала? Не могу представить, с какой стороны на нее мог обрушится ветер с такой силой? Ведь, с одной стороны – дом. С другой – садовый домик. Сзади – глухой забор соседей. Спереди – гряда могучих елей! Я подкопал вокруг перелома сосны, надеясь, что она не полностью оторвалась от корня. Однако, нет, полностью! Долго не хотел распиливать любимое дерево на чурки, отрубать от ствола широченные ветви с густо зеленой хвоей! Потом взял, и за один вечер распилил красавицу на чурки, а хвою раскидал вокруг….
Это не весь сказ про сосну, которая шепчет. Главное впереди. Главное связано с Утой, моей красавицей-гостей из Ирландии. Ведьмой из замка Блэкрок, что в городе Кроке.
Ута ловко и быстро растопила чугунную печь в пристройке березовыми поленьями и на ней приготовила вкуснятину из баранины с картошкой и большую кастрюлю языков и телячьего вымя в абрикосовом соке с мякотью. Мы искупались в снегу за домом, облились водой из ведер – все на равных. И сели за стол в 13 часов по Гринвичу. Ели, запивая ирландским виски сингл молт из Крока. Ни о Дрожжине, ни о моей тете Евгении не говорили. Да, вообще ни о чем не говорили – пили, ели и друг на друга глядели. Теодор по очереди от Уты и меня получал добрые куски языка, что ему очень даже нравилось. Часа 2—3 было наше пиршество. Потом Ута сказала: «Отнеси меня и брось куда-нибудь. Я – вырубаюсь!» Я положил ее на кровать в гостиной-спальне, поверх покрывала. Сам тоже плохо соображал, что по чем, механически достал спальный мешок из сундука, кинул его на пол в кабинете и плюхнулся рядом с Теодором – пес опередил меня, он тоже был в отпаде от обилия съеденного ирландского лакомства…
Было темно. Ночь в разгаре. Я проснулся от сушняка – шибко много виски выпил. Пошел шатаясь на кухню воду пить. Попил. Вижу, в гостиной слабый свет… от включенного смартфона. Заглянул – Ута сидит на корточках в одной ночной рубаше, голоногая. Держит смартфон в руке у сосновой чурки. Обернулась ко мне, приложив палец к губам… Я слегка напрягся. Постоял минуту переминаясь с ноги на ногу, и вернулся на кухню. Налил другой стакан воды «Шишкин лес». Начал медленно его пить, мысли лихорадили от увиденного: распущенные огненные волосы, рубаха сползающая с плеч, белая шея, белая грудь, белые ноги прекрасной женщины, какую я когда-либо видел. Огромные глаза, зеленые и во тьме. Тонкий пальчик с длинным ноготком у полураскрытых алых пухлых губ. Смартфон у чурки сосны… С ума сойти!..
Не знаю, сколько так стоял в столбняке, и не услышал, как подошла Ута. Вздрогнул, когда она тихо сказала: «У меня тоже сушняк. Видно виски паленый!» Я молча налил ей стакан воды, протянул. И тут она сказала: «Сосна шепчет! Разбудила меня…»
Не сразу врубился… Уте пришлось несколько раз повторить, что сосна шепчет и разбудила ее! Я сказал: «Пойдем в сугроб. Обольемся водой в снег зарывшись!» – «Пойдем», — ответила Ута. Я набрал два ведра воды под краном. Ута скинула рубашку. Я спал голым, не помню, как разделся. Открыл дверь – Теодор шмыгнул между нашими ногами, опережая нас. В прихожей вставил вилку проводки иллюминации на террасе в розетку, свет решил не включать. В сугроб Ута спрыгнула с террасы. Я вышел с ведрами с водой через дверь. Подошел к распростертой в снегу Уте и начал поливать ее водой. «Сбегай за телефоном. Сфоткай мою задницу и титьку в сугробе!»… Я это сделал. Потом лег рядом с Утой. Мы немного покувыркались. Теодор уже сделал свои дела и сидел на заднице на ступеньке, молча смотря на нас.
Заходя в дом, я машинально спросил Уту о чем шептала сосна? «Наверное, на меня жаловалась, что из-за меня погибла!» «Да, немного… постонала. Потом… потом сказала мне нечто о Спиридоне Дрожжине и о твоей тете, чего я не найду нигде!» – «Да, странная прихоть у этих поваленных деревьев! – буркнул я. – Шибко деловые, даже в чурках…» – «Буратино тоже из чурки голос подал папе Карло!» – Сказала Ута. Так мы вошли с Утой в дом и начали растирать друг дружку махровыми полотенцами. Светало. Я пошел в кабинет и включил компьютер. Было 31 января, воскресенье. Москва готовилась к демонстрации «Свободу Навальному!» На моем Дальнем Востоке она, демонстрация, была в разгаре. Ута готовила завтрак. Теодор зарылся в спальном мешке и уже похрапывал. Впереди был целый день и пища!
О проекте
О подписке