Глава 3

Очередная встреча Нормы Джин со своей матерью Глэдис была печальной. Грейс устроила встречу двух женщин после шести лет разлуки, но для Нормы Джин это было невыносимо. Глэдис выпустили из психиатрической клиники, и та жила в жалком отеле. Её внешний вид привел дочь в ужас. Норма Джин подарила подарки своей матери, в том числе коробку шоколадных конфет, но та никак не отреагировала на этот жест.

Тогда Норма Джин почувствовала, что стена отчуждения между ней и матерью разрушилась. Глэдис прошептала: «Я хочу жить с тобой, Норма Джин». Эти слова очень напугали Норму Джин, которая почти не знала свою мать. Она содрогнулась от мысли, что ей придётся заботиться о Глэдис.

В этот момент Андре встрял в разговор и сообщил, что после развода Нормы Джин он собирается жениться на ней и переехать в Нью-Йорк. Норма Джин попыталась возразить ему, но он сказал, что им пора покинуть отель.

Когда они с Андре ехали в машине, она плакала всю дорогу. До конца своей жизни Норму Джин преследовали мысли о Глэдис, которая пережила свою дочь на 22 года. У них никогда не было нормальных отношений, потому что опасения Нормы по поводу её психического здоровья усугублялись из-за травмы, вызванной воспоминаниями детства. Мэрилин Монро никогда не рисковала ситуацией, в которой Глэдис могла бы отвергнуть её или отстраниться. Из-за этого в её жизни сложился стереотип отношений с женщинами: потребность иметь мать сталкивалась со страхом её утраты. Поэтому у неё никогда не было подруг.

Вечером Норма Джин и Андре остановились в деревенском постоялом дворе, и она, как в детстве, искала утешения в объятиях мужчины.

Роман с де Динесом стал поворотным моментом в жизни Нормы Джин. Он был её первым внебрачным сексуальным партнёром, если не брать во внимание интрижку с Коновером. Андре завоевал её, как и Доухерти благодаря тому, что она хотела его видеть в роли заботливого отца. А также то, что он был фотографом, это сыграло решающую роль в выборе Нормы Джин. В те годы мужчины, стоявшие у окуляра фотокамеры, значили то же, что в более поздние времена – кинопродюсеры и агенты киноактёров. Они могли продемонстрировать её миру.

Это событие положило начало важному сюжету в жизни будущей актрисы. Она начала испытывать возбуждение от самого процесса позирования для съёмок.

В этом аспекте Норма Джин была очень похожа на Джин Харлоу, которая систематически (иногда даже скандально) флиртовала с фотографами.

Будучи объектом восхищения, она стремилась доставить удовольствие всем, кто смотрел на неё, и удовлетворить тех, кто её желал.

Когда она вернулась в Лос-Анджелес, то уже была более опытной молодой женщиной, и это не могло не бросаться в глаза. Когда она обнаружила, что её муж требует от неё сделать выбор между ним и карьерой, она доказывала, что у неё не было причин быть домохозяйкой. Она также задавалась вопросом: а что плохого в карьере фотомодели?

В конце января Джима призвали на военную службу на Тихий океан. Прощаясь с женой, он сказал, что надеется, что она станет умнее и мудрее к моменту его возвращения.

Когда Грейс узнала, что Норма Джин снова осталась одна, она стала чаще звонить ей и приглашать в гости. Но заметила, что приёмная дочь стала отдаляться от неё. Всё чаще и чаще она получала на свои приглашения и звонки отказ. Это ещё следовало из того, что к 1946 году Грейс уже была сложившейся алкоголичкой, временами неприлично фривольной и шумной, временами подавленной и рассеянной. Норма Джин старалась держаться от неё на расстоянии.

Из своего маленького убежища в квартире Аны Лоуэр Норма Джин выходила главным образом для работы фотомоделью и манекенщицей. Каждый день ей звонили из агентства «Синяя книга» с предложениями о работе.

В феврале 1946 года Норма Джин уже позировала шотландскому фотографу Уильяму Бернсайду. Её красота и готовность сотрудничать очаровали его.

Затем она позировала художнику Эрлу Морену, который платил ей по десять долларов за сессию и фотографировал в разных нарядах. Эти снимки он продавал компании «Браун энд Биглоу», выпускавшей художественные календари.

Когда она видела фотоаппарат, то преображалась. Но как только снимок был сделан, она снова становилась прежней, не интересуясь окружающим.

У неё был удивительный дар вызывать сочувствие у людей, даже у тех, кто знал о её склонности играть на чужих эмоциях.

Актёр Кен Дюмейн и Лидия Бодреро, подруга Нормы, вспоминают, что в 1946 году модели часто назначали по два и даже три свидания в день. Но с Нормой Джин всё было иначе: прогулки в кино, на пляж или на танцевальную вечеринку, но не более того. У неё не было репутации легкодоступной девушки, несмотря на встречи с несколькими молодыми людьми.

Весной 1946 года Норма Джин обнаружила в почтовом ящике письма от Глэдис, которая умоляла её позволить ей переехать к ней. Норма Джин выслала матери в Портленд деньги на дорогу, и они делили одну кровать и две небольшие комнаты на Небраска-авеню. Это была последняя, неудачная попытка Нормы Джин сблизиться с матерью.

Джим, приехавший в апреле в гости, наткнулся на Глэдис, которая окинула его тупым взглядом. Было ясно, что она не в состоянии позаботиться о себе, но и её дочь не могла взять на себя эти обязанности.

Сущность психического заболевания и эмоциональных проблем Глэдис не ясна, поскольку сохранившиеся в семье заключения врачей не дают однозначного ответа. Глэдис не страдала галлюцинациями, паранойей или шизофренией, но самоустранилась из нормальной жизни. Она не могла поддерживать человеческие отношения и выполнять работу. В 1946 году ей не могли помочь ни какой-то человек, ни деньги.

После того как Глэдис переехала к Норме Джин, Джим почувствовал, что в доме стало тесно. Он решил переехать к матери и провести у неё короткий отпуск. Он считал, что переезд Глэдис – это ещё один шаг Нормы Джин к разводу.

Ближе к концу апреля Глэдис приняли в клинику в Южной Калифорнии, куда её дочь старалась присылать деньги. Хотя Норма Джин была занята карьерой, она никогда не переставала финансово поддерживать мать.

В начале 1946 года Норма Джин начала обсуждение с Эммелайн Снивели возможности начать работать в кино. Ей говорили, что у неё есть шанс стать актрисой. Однако прежде всего нужно было развестись с Доухерти. Шестидесятилетняя Грейс, которая ранее поместила Глэдис в психиатрическую больницу, затем получила право опеки над Нормой Джин и решала вопрос о её замужестве с Джимом, теперь стала уговаривать молодую женщину развестись с Доухерти.

14 мая Норма Джин уехала к родственнице мамы Грейс в Лас-Вегас, где разводы можно было получить так же легко, как сыграть в казино.

Через две недели после начала службы в Шанхае Доухерти получил письмо из Невады от своей супруги Нормы Джин. Она просила о разводе. Он ответил на письмо и вскоре после этого подал на развод. В конце июня он вернулся в Калифорнию и попросил у Аны Лоуэр номер телефона Нормы Джин. Однако дозвониться до нее не смог. В это время Норма Джин находилась в больнице в Лас-Вегасе со стоматитом ротовой полости.

Когда он всё же дозвонился до неё, то сразу понял, что её низкий голос изменился не из-за болезни. Норму Джин волновал денежный вопрос, она спросила, почему он снял её с довольствия. Она сказала, что развод нужен в целях карьеры в кино, и они с Джимом как и раньше могут встречаться и даже продолжать жить вместе после развода. На что Джим закричал: «Ты сошла с ума? Я хочу иметь жену и детей. Ты хочешь развода – и ты его получишь. Стало быть, все кончено».

Таким образом Норма Джин подала заявление о разводе, и он согласился. 13 сентября 1946 года в Лас-Вегасе судья стукнул молотком по столу и объявил о разводе Нормы Джин и Джима Доухерти. Джим подписал вердикт через две недели, освободив Норму Джин и отдав ей автомобиль «Форд-Купе» 1935 года. Они больше никогда не встречались и не общались.

Так закончился первый официальный брак Нормы Джин. Норме в этот год исполнилось ровно двадцать лет. И вся жизнь была у неё впереди.

Этим летом Норма Джин переехала в Лос-Анджелес, где её познакомили с агентом, который организовал для молодой модели встречу с менеджером киностудии «XX век – Фокс».

В июле 1946 года Норма Джин пришла на кинопробы. В павильоне, где строились декорации к фильму «Мать носила колготки», её представили специалистам: оператору Леону Шемрою, визажисту Аллану Снайдеру, режиссёру Уолтеру Лэнгу и модельеру костюмов Шарлю Лемэру.

Работа в кино оказалась для Нормы Джин непростой. Она нервничала, и от смущения на её лице появились красные пятна. Узнав, что проба будет без звука, она успокоилась. Специалисты приступили к работе.

На съёмочной площадке воцарилась тишина. Норма Джин была одета в длинное платье. Она прошлась туда-сюда, затем присела на высокий табурет, закурила, но сразу же погасила сигарету, встала и направилась к окну, улыбаясь. Её лучезарная улыбка вызывала ответные улыбки у зрителей.

Через пять лет Леон Шемрой сказал: «Когда я впервые увидел Норму Джин, то подумал: «Эта девушка станет второй Харлоу!». Её естественная красота и неуверенность придавали ей таинственный вид. Каждое движение на сцене было пронизано сексуальностью, она не нуждалась в звуковой дорожке. Она показала нам, что может возбуждать все пять чувств у своих зрителей».

Её судьба должна была зависеть не столько от таланта, сколько от публичного интереса, который она возбудит в отделе прессы и рекламы этой киностудии. За них, а также за журналы «Фотоплей», «Современный экран» и «Серебряный экран», шла борьба, их пытались склонить к ускорению карьеры определённых актёров.

Несмотря на скромный контракт и ненадёжное будущее, 29 июля Норму Джин упомянули в голливудской светской хронике. В опубликованном обзоре киноновостей была короткая заметка: «Ховард Хьюджес выздоравливает».

Взяв в руки журнал, он заметил там девушку и распорядился ангажировать её для кино. Это была Норма Джин Доухерти.

Будучи в возрасте 20 лет, она оказалась на год моложе необходимого для подписания контракта в штате Калифорния. Так как с юридической точки зрения она была под опекой Грейс, Норме Джин снова пришлось к ней обратиться, хотя они уже не поддерживали контакты. Грейс продолжала принимать все важные решения в жизни девушки.

Хотя Норма Джим на протяжении своей жизни часто была объектом мании и манипуляций своей приемной матери Грейс, девушка была сильно связана с опекуншей, гораздо сильнее, чем с кем бы то ни было в своей жизни. Когда Грейс проставила свою подпись под фамилией Нормы на её контракте с киностудией, то оправдала свою прежнюю власть над ней, но и выпустила объект своего влияния на долгожданную свободу.

За пару дней до окончательного подписания контракта 24 августа 1946 года Норма Джин была вызвана в офис Бена Лайона. Осталось согласовать только одну деталь – вопрос ее фамилии. Лайон предложил Норме Джин сменить неблагозвучную фамилию Доухерти на другую, например, взять девичью фамилию матери Монро, на что она с радостью согласилась.

Затем Норма Джин рассказала о своей нелёгкой жизни. Также она вспомнила о том, что в детстве, когда она заикалась, её прозвали «девушкой Ммммм». И вдруг Лайон резко подался вперёд на своём стуле со словами:

– Я знаю, кто ты – ты Мэрилин!