Он должен побороть потоки зла.

Коли найдёшь – верни его обратно.

Не сдастся, так хотя бы помоги.

Скажи, что мы на свадьбу их согласны,

И в самом деле вовсе не враги».

Зелёная, приблизившись поближе,

Надела ему ладанку свою,

Сказав: «Мешочек сам спрячь под рубаху,

А я в сторонке лучше постою».

Решение её было понятно.

Кикимора была сейчас добра,

Но всё равно, какою-никакою,

А нечистью болотною слыла.

Рубашка же от них и защищала.

Давид не ставил это ей в укор.

Она ведь ничего ему плохого,

Нашкодив, не свершила до сих пор.

Он принял ею дареный подарок,

Лишь потому, что слышал сердца стук

Чистейший, добродушный, издающий

Красивое и нежное: «Тук! Тук!»

Сказав за щедрость нечисти «Спасибо!»,

Давид пошёл искать из леса путь.

Уже на небе начало смеркаться,

И нужно было к старцу заглянуть.

Тот ждал его, немного беспокоясь.

Стоял, бросая вдаль тревожный взгляд.

Пора было вести коров на дойку,

Отсутствие которых не простят.

А он уже опаздывал сегодня,

Но всё же, просто так не мог уйти.

Чудесный музыкант с ним сговорился,

И должен был вот-вот к нему прийти.

Давно из леса вышел дед спасённый,

Спеша домой своих предупредить

О том, что парню нужно быть в рубахе,

И тем болезнь его предотвратить.

Давид же задержался и надолго.

«Что с ним случилось?» – был большой вопрос.

Неужто он забыл предупрежденья,

И слов последним вслух не произнёс?

Но вот вдали из чащи показался

Почти бегущий путник и ему

Он делал знак немного задержаться,

Крича и нарушая тишину.

Старик погнал коров, не сомневаясь,

Что тот догонит их неспешный шаг.

От радости вдруг слёзы проявились

В усталых, слабых, старческих глазах.

Давид и впрямь настиг довольно быстро

Рогатый и мычащий, сытый строй.

Он изнутри, как солнышко светился,

Довольный делом и чуть-чуть собой.

Весь путь, лежащий до большой деревни,

Повествовался юношей рассказ

О том, что приключилось в чаще леса,

И чем он занят был не один час.

А старец, проникая в его речи,

Сказал: «Тебе сегодня повезло.

Ведь нечисть очень редко помогает.

Им нравится творить повсюду зло.

Но ты, на счастье, к ним попал в то время,

Когда помочь никто не мог вокруг.

Как жаль, что сердце Феечки влюблённой

Не издавало нужный тебе звук.

Я понимаю, что мы расстаёмся.

Навряд ли ты в краях наших найдёшь

Страдающую, любящую душу.

Такого нет, что ты услышать ждёшь.

И я хочу совет тебе дать парень:

В пути всем, кому можешь, помогай.

Не бойся быть непонятым. Как сердце

Тебе подскажет, так и поступай.

И вот ещё, сыграй мне на прощанье.

Я буду долго это вспоминать.

Здесь мало музыкантов проходило,

И так, как ты, никто не мог играть!»

Когда же старец приостановился

И произнёс последние слова,

Случилось вот что: из большого стада

Бык вышел. И большая голова

Пред музыкантом тут же наклонилась.

Он так согнулся, будто приглашал

Сесть на него, немного прокатиться,

И в это время что-то промычал.

Старик сказал: «Садись, раз предлагают.

Мой подопечный хочет услужить.

Тебе ведь будет так сейчас удобней

Нас музыкой чудесной усладить».

Для парня это было необычным.

Он не катался раньше на быке.

И был, конечно, вовсе не обучен

Такой «наездной», скажем так, игре.

Однако, не разрушив ожиданий

Открытого душою старика,

Давид повёл смычком по чудо-скрипке,

Касаясь струн, как пёрышком, слегка.

Потом закрыл глаза и, пропуская

Через себя волшебный, чудный мир,

Насыщенными, яркими цветами

Картины мелодично оживил.

Теперь казалось, будто нет прекрасней

На свете этой самой стороны.

Со звуками природа оживала,

Благоухали нежностью цветы,

Ласкающий и тёплый, лёгкий ветер

Листочки на деревьях шевелил,

Что чувствовалось как прикосновеньем

Он с ними о приятном говорил.

Сверчки ожили и застрекотали,

Вступили птицы в говор меж собой,

Вечерний, чистый воздух насыщался

Вселенскою любовью неземной.

Коровы уже больше не мычали,

Послушно и, ступая тихо, шли.

И стадного к деревне приближенья

Никто не слышал, как всегда, вдали.

Давид играл, не ощущая время.

Душе сейчас так было хорошо…

Возможно потому, что сердце старца

Ему дарило нужное тепло,

А может потому, что он невольно

Тянулся сам душой своей к нему.

Он был ведь, как известно сиротою,

Который знал, как плохо одному.

Почувствовав отцовскую заботу,

Он в этот миг, когда ему играл,

Ожившим сердцем сблизиться пытался,

И старец это явно ощущал.

Невидимые нежные потоки

Звучания волнующих кровь струн

Их, кажется, невольно породнили,

И навели на единенье дум.

Им не хотелось больше расставаться,

Но вот вдали забрезжили огни.

В деревне их, похоже, ожидали

И с нетерпеньем. Им навстречу шли.

Давид в игре своей остановился,

Спустился с осторожностью с быка,

Стараясь не задеть и не поранить

Хоть чем-нибудь красивые бока.

В беззвучии коровы замычали,

Встречающим вдали, давая знак,

Что скоро уже будут возле дома,

И побежали, ускоряя шаг.

Да быстро так, что старец еле-еле

За ними с музыкантом поспевал.

И под конец уж было очевидно,

Что каждый скоро двигаясь, устал.

Хозяева немного пожурили,

Что стадо не пришло сегодня в срок.

Но быстро разошлись, забрав скотину,

Ворота закрывая на замок.

Пастух же ничего уже не слышал.

Он в мыслях был от всех давно далёк.

Когда они остались только двое

Сказал: «Зайди сейчас на огонёк

В тот дом, где ты расправился с бедою,

Но не сиди там долго – лишь простись,

А после церемоний расставанья

Обратно непременно возвратись.

Я буду ждать. Признаюсь, что сегодня

От беспокойства малость подустал.

Боялся, что ты что-то не домыслил,

И в чаще нашей навсегда пропал».

Давид пристроил старца на скамейке,

Чтоб он чуть отдохнул и посидел.

А сам пошёл внутрь маленького дома,

Где в эти дни игрою преуспел,

Не сомневаясь, что в избушке праздник,

Что там теперь любовь царит и лад,

И то, что он со скрипкою своею

Помог в дом радость заманить назад.

Лишь только дверь открыл – его там ждали.

За крытым и «ломящимся» столом

Сидел старик довольный и счастливый

И молодые рядышком при нём.

Увидя музыканта, все вскочили,

Под руки взяв, на пир свой повели.

Им очень уж хотелось в благодарность

Всем угостить, что только лишь нашли.

А было там еды не так уж много.

Чем запастись мог в горести старик?

Огурчики, хлеб, сало, да картошка…

Стол был в разнообразье невелик.

Однако угощение простое

Готовилось от искренней души.

Давид решил испробовать салфетку,

Полученную им в лесной глуши.

Он расстелил её, как говорилось,

Не на столе, а прямо на полу,

И тут же горки кушаний увидел

К большому удивленью своему.

Тут ягоды лежали и грибочки,

Орехи и бочонок, где был мёд,

Древесный сок в высокой дивной кружке,

Что с бересты умелец лишь сплетёт.

Хозяева, конечно, удивились,

А музыкант сказал им: «Это вам!

Я рад бы был отпраздновать удачу,

Но мне наказ иной сегодня дан.

Ведь я, итак, немного задержался,

Но сожалеть не стану ни о чём.

Я счастлив, что теперь вы заживёте

Безбедственно и радостно втроём.

Даст Бог, ещё увидимся. Простите,

Что боле возле вас не задержусь.

Надеюсь, что все беды улетели,

И я вам никогда не пригожусь!»

Он осторожно травную салфетку

Выдёргивая, в трубочку свернул

И в свой мешочек лёгкий и походный

На место, как положено, вернул.

Хозяева немного огорчились.

Им дорог стал безмерно музыкант,

Но понимали, что распространяться

На многих должен был такой талант.

И потому, когда ему собрали

В далёкий путь с едою узелок,

Старик обнял его и на прощанье спросил:

«Чем мы б могли помочь, сынок?»

Давид, конечно, вспомнил тут же просьбу –

«Любимого для Феечки найти»

И произнёс: «Не слышали, войною

Внезапно чужестранцы не пошли?

И если это есть на самом деле,

Куда мне нужно будет повернуть?

Как сделать так, чтобы чуть-чуть ускорить

До мест лихих витиеватый путь?»

Хозяин дома поразвёл руками,

Что мог он, пребывая в горе, знать?

А парень к новой жизни возрождённый,

Умеющий вчера ещё летать,

Как юркая и маленькая птичка,

Задумавшись, вслух вот что произнёс:

«Я думаю, что подсказать сумею,

Ответив на волнующий вопрос.

На юге есть такое государство,

Которого прекрасней не сыскать.

Там круглый год цветы благоухают,

И царствует покой и благодать.

Край выглядел волшебным и чудесным,

И не было спокойнее земли,

Пока одной весною не запели

Такие же, как я был, соловьи.

Возможно, это был лишь только повод.

А если призадуматься всерьёз,

В том государстве подросла царевна

Достойная мечтания и грёз.

И слух об этом быстро разлетелся

Так далеко, что трудно и сказать.

За дальними и близкими морями

Всем захотелось деву повидать.

Отец своею дочерью гордился,

Но очень не хотел продешевить.

И до поры до времени старался

Её от ухажёров оградить.

Однако этим самым он сильнее

Желание увидеть разжигал.

Пришельцы лезли приступом на стены,

И что с тем делать он уже не знал.

И вот тогда по злому наущенью,

Он разрешил заклятье наложить:

«Кто взгляд направит свой без позволенья

На дочь его – тому слепым ходить.

Один, другой лишились вскоре зренья,

Пыл молодых немного поостыл.

Но говорят, что среди тех отважных,

Король заморский ослеплённым был.

Возможно, то случайно получилось.

В заклятье не заложен был разбор,

Какого званья или положенья

Полез к девице гость через забор.

А девушка прекрасная влюбилась,

Увидев пред собою короля.

Она мгновенно сделала свой выбор,

Единственного выбрав для себя.

Заморский гость, как прочие, был изгнан.

В отместку он решил пойти войной,

Чтоб получить в награду за победу

Ту, что сокрыта тайно за стеной.

Пока ещё бои не начинались,

Но корабли я знаю, уж в пути.

Успеешь или нет туда – не знаю.

Тебе придётся ведь пешком идти.

Хотелось бы рассказом хоть немного

От всей души и искренне помочь.

Быть может, ты у нас переночуешь?

На землю опустилась уже ночь».

«Нет, не могу. Меня ведь ожидают.

Теперь уж я последую на юг…

Желаю счастья! И пусть в доме вашем

Царят тепло, согласье и уют!»

Давид им на прощанье поклонился

И вышел. Его старец поджидал.

Он не ушёл к себе, хоть, как известно,

За день, что пройден, сильно подустал.

«Прости, что я немного задержался,

Но просто так нельзя было уйти.

Зато теперь я знаю направленье

Неблизкого, далёкого пути».

А ждавший произнёс: «Иди за мною.

Возможно что я большим помогу.

И главное от бед, что ожидают

Тем, чем владею, предостерегу».

Они пошли на дальний край деревни.

И вновь перед Давидом старый дом,

Порушенный, покошенный, как прежний.

Хозяйских рук не ощущалось в нём.

Старик уже хотел разжечь лучины,

Но музыкант его остановил,

Ведь он мог осветить избу игрою,

И свет тот, как известно, ярче был.

Давид сказал: «Приляг-ка ты на лавку.

Закрой глаза, немного отдохни.

Я музыкой своей тебя согрею,

И разожгу лучинные огни.

Не думаю, что краткая задержка

Изменит что-то. Мне идти сейчас

Не хочется. Я местности не знаю.

Уж лучше подожду рассветный час».

Хозяин дома с этим согласился.

Он стар был, чтобы сутками не спать.

Действительно, ему был нужен отдых,

Ведь завтра нужно засветло вставать.

Старик прилёг, а в мыслях у Давида

Совсем иные мысли потекли.

Он думал, как успеть такое сделать,

Чтоб сыгранные звуки помогли.

Всё выстроилось сразу по порядку.

Сначала он представил новый дом,

Красивый, небольшой, но очень крепкий,

Чтоб ветер не гулял вольготно в нём.

Игрой убрал внутри и приукрасил,

И только после избу озарил.

Чтоб на столе царило угощенье,

В который раз салфетку расстелил.

Все щедрые дары из чащи леса

На стол красивый быстро перенёс.

Одобрив взглядом всё, что быстро сделал,

Играть стал для души про яркость звёзд.

Но ночь есть ночь. Дана ей видно сила

Укладывать всех мирно отдыхать.