Глава 7

Молодой ассистент Мартиниуша встретил нас в Гданьском аэропорту имени Леха Валенсы. Часы показывали 16:45 по местному времени. Мы вышли из самолета и с наслаждением глотнули пропитанный солью воздух. Прямо на моих глазах с каждым вдохом к маме возвращался нормальный цвет лица.

– Тебе лучше? – спросила я, когда она наконец размяла ноги.

– Ты даже не представляешь насколько, – улыбнулась она.

Наш сопровождающий представился Антони Баранеком и сообщил, что работает личным ассистентом Мартиниуша почти три года. Он был высокий, широкоплечий, с коротко остриженными светло-рыжими волосами и обнажающей зубы улыбкой. Антони крепко пожал руку каждого, кто вышел из самолета, в том числе и мою. Говорил он глубоким голосом, в котором слышался тяжелый польский акцент, придававший ему особый шарм. У помощника заказчика были светло-карие глаза с длинными темными ресницами и полные, натурально красные губы. Облик его показался мне чуточку нескладным: на контрасте с широкими плечами талия, пожалуй, выглядела слишком узкой.

Антони весь сиял и светился здоровьем, точь-в-точь как персонаж мультфильма или герой комиксов. На его румяных щеках проглядывала однодневная щетина. И еще он был таким высоким, что мне приходилось вытягивать шею, чтобы рассмотреть его лицо.

Я знала, что девчонки наверняка сочли бы Антони весьма сексуальным, но мое сердце не дрогнуло, а в животе не запорхали пресловутые «бабочки», о которых Джорджейна и Сэксони то и дело рассказывали нам с Акико. Конечно, я понимала, что парень великолепен – как, скажем, восход солнца или какое-нибудь произведение искусства. Надо бы украдкой сфотографировать ассистента заказчика и показать подружкам. Тем более что риск вполне оправдан: девчонки точно по достоинству оценят его внешность. Как и все высокие парни, лучше всего Антони смотрелся бы рядом с Джорджейной, решила я. Из этих двоих получилась бы удивительно милая пара – с их-то несуразно длинными конечностями и исполинским очарованием.

Несколько человек, приехавших вместе с Антони, помогли нам погрузить оборудование в черные грузовики. Я села в спортивный автомобиль и, взглянув на окружающий мир через затемненные стекла, почувствовала себя героиней шпионского кино. По предложению Антони, мы с мамой поехали в одной машине вместе с ним, Саймоном и Тайлером.

– Как здорово, что теперь я смогу попрактиковаться в английском с носителями языка, – порадовался поляк, когда мы отправились в путь, и попросил нас исправлять любую допущенную им ошибку. – Прошу вас, – умоляюще произнес он, сложив руки, словно в молитве, после чего положил широкую ладонь на сердце, – окажите мне эту честь и тем самым избавьте меня от возможного унижения в будущем.

Мы дружно расхохотались, но не из-за его слов, а от того, с каким выражением он их произнес. Что-то мне подсказывало, что поправлять его нам не придется: уж больно красиво поляк говорил по-английски.

Как и большинство мужчин, Антони глаз не мог отвести от моей мамы. Я отметила, что из вежливости он старался смотреть на нее лишь украдкой и, бросив взгляд, тотчас отворачивался. Конечно, я оценила его усилия, ведь, как правило, мужчины пялятся на маму без всякого стеснения. Бедняги и не подозревали, что перед ними русалка: существо, которое при помощи своих чар способно без труда соблазнить кого угодно, стоит ей лишь пожелать (хотя жертвами ее обаяния нередко становятся и те, кто ей безразличен или неприятен).

Да, мама не просто очень красива, но и обладает врожденным очарованием сирены, которым далеко не всегда пользуется осознанно. Интересно, как бы она себя повела, если бы сама захотела кого-то очаровать? При мысли об этом я невольно вздрогнула и в тысячный раз подумала, что у отца не было никаких шансов перед ней устоять. Еще неизвестно, кому из них повезло больше, ведь быть женатым на морской деве не так и просто. Было бы ему легче, если бы он знал, кто она такая? Или это стало бы тяжелым ударом?

Поместье Новака располагалось недалеко от Гданьска, в сорока минутах езды от аэропорта. Город оказался чудесным, таким я и представляла его по фотографиям, найденным в Сети. По пути нам встретилось множество водных пространств, ярких зданий, стоящих вплотную друг к другу, а еще церквей, каналов и необычных парков. Я буквально прилипла к окну и с нетерпением ждала возможности прогуляться по всем этим живописным местам.

Когда мы выехали за пределы города, за окном пронеслась вереница уютных приморских деревень. Я ухватилась взглядом за золотые песчаные пляжи, сверкающую на солнце голубую воду и вздымающиеся пеной волны. Подметила и деревья, такие пышные и зеленые, а открыв окно, вдохнула свежий запах моря, навевавший воспоминания о доме.

Антони перекинул руку через сиденье и повернулся к нам.

– Так вот она какая – знаменитая ныряльщица, о которой все время говорят в новостях, – он стрельнул ухмылкой в нашу сторону, и до того она была ребяческой, что я вдруг подумала: наверное, к Мартиниушу парень попал сразу после университета.

Мама скривила губы. Я не знала, как трактовать ее реакцию: то ли сказанное поляком вызвало у нее раздражение, то ли показалось смешным, но ответа от нее не последовало. Впрочем, не было и вопроса. Такова сущность сирены: поддерживать вежливый разговор, чтобы произвести приятное впечатление на собеседника, ей совсем не интересно.

Повисла неловкая пауза. Антони прокашлялся и наконец продолжил:

– Мартиниуш распорядился, чтобы я устроил приветственный ужин в вашу честь. Разумеется, после того как вы отдохнете. Он с нетерпением ждет встречи с командой, а больше всего желает увидеть именно вас, Майра.

При этих словах сидевший рядом с нами Тайлер закатил глаза. Он тоже знаменит в мире дайвинга и занимается подводными погружениями дольше, чем я живу на этом свете. Само собой, мамин коллега очень уязвлен тем, что оказался в тени ее славы: в отличие от него, она и десяти лет не проработала в этой сфере. Пора бы Антони перестать так неприкрыто ее расхваливать. Но ведь бедняга поляк не подозревает, что у мамы и без того напряженные отношения с командой.

Антони немного рассказал нам о местах, которые мы проезжали, и наконец наш автомобиль остановился у гигантских ворот, выкованных из чугуна и украшенных причудливыми фигурами, наводящими на мысль о бурлящей пузырями воде. В том месте, где ворота соединялись, я увидела две позолоченные зеркальные фигурки русалок. Хвосты их изгибались, соединяясь посередине, а затем вновь разделялись, закручиваясь изящными кольцами. Мы с мамой переглянулись. Она хитро мне подмигнула, а я улыбнулась в ответ. Да, мама и впрямь была живой легендой – во всех смыслах этого слова.

Когда мы въехали на территорию поместья, я разинула рот от удивления, позабыв о правилах вежливости. Владения Новака оказались столь чудесными и ухоженными, что мы тотчас потеряли интерес к разговору. В конце длинной подъездной дороги, усаженной деревьями и цветущими кустами, возвышался особняк из красного кирпича. По обе стороны огромного двора стояли каменные стены, увитые глицинией, которая еще не зацвела, а по стенам самой усадьбы расползся плющ.

Остановившись на полукруглой дорожке, мы вышли из автомобиля, ступили на гравий и вытянули шеи, с любопытством разглядывая окрестности. Пока ребята разгружали грузовики, я фотографировала. Девчонки будут в восторге, когда увидят это место. Глаза мои горели от усталости, а сердце трепетало от охватившего меня волнения.

По широким каменным ступеням навстречу нам спустились трое мужчин и две женщины, одетые в военно-морскую форму, подхватили наш багаж и понесли его ко входу в особняк.

– Отнесите их в апартаменты Мушля, – распорядился Антони, указав на наши с мамой чемоданы. Вслед за ним мы поднялись по лестнице, вошли в особняк через одну из множества открытых двустворчатых дверей главного входа и оказались в гигантском мраморном холле с огромной широкой лестницей, которая вела на большую площадку, а дальше разделялась, уходя вправо и влево. Вдоль полуоткрытых коридоров верхних этажей тянулись сложные, искусно сделанные перила. Я также заметила картины и гобелены, на которых в основном были изображены морские пейзажи. Окинув взглядом окружающее меня великолепие, я подняла глаза и увидела над головой массивную люстру. Тут мое внимание привлекла картина, висящая над главными дверями. На ней была запечатлена широкая панорама моря с высоким парусником на горизонте. На переднем плане прямо из моря вырастала скала, о которую бешено бились волны, разбрызгивая пену во все стороны. На скале сидела желтоволосая русалка. Она провожала взглядом проплывавший вдали корабль. Плечи ее были грустно опущены. Я пихнула маму локтем и указала ей на картину.

– Хм, – вот и все, что она сказала.

Подошли другие служащие Мартиниуша. Антони заговорил с ними по-польски. Поприветствовав нашу иностранную делегацию, они повели бо́льшую часть сотрудников к другому входу.

– Я провожу вас в ваши апартаменты, – сказал нам Антони. – Они на третьем этаже.

Поднявшись по лестнице один пролет, на площадке я увидела резной столик из красного мрамора, который украшала статуэтка русалки. Она была изготовлена из дерева и казалась очень старой. Антони остановился, позволив нам ею восхититься.

– Любопытная вещица, – отметила я. – Похоже, все здесь посвящено одной теме.

– Мартиниуш происходит из старинной династии коллекционеров, – пояснил Антони. – Сирена украшает фамильный герб Новаков, поэтому они всегда питали страсть к произведениям искусства, персонажи которых – русалки.

– А разве не все люди их обожают? – искренне удивилась мама.

– По легенде, если погладить ее грудь, это принесет удачу, – продолжал поляк, пока мы разглядывали русалку. Груди статуэтки были натерты до блеска: видимо, их без конца гладили те, кто верил в эту байку. – Как статуя Джульетты в Вероне.

Я посмотрела на маму и ухмыльнулась. Она шлепнула меня по попе и нарочито строго сказала:

– Как маленькая.

– Вы тоже здесь живете? – поинтересовалась я у Антони, пока мы поднимались на третий этаж.

– У меня свои апартаменты, – подтвердил он. – Живу я в Гданьске, а здесь могу остановиться, если того требует работа. Я буду в особняке, пока не завершится операция по подъему корабля.

Мы прошли через дверь, на которой висела медная табличка с выгравированной надписью: «Апартаменты Мушля». Антони пояснил, что в переводе с польского это означает «морская ракушка». Номер был обставлен в морском стиле, как и все, что мы видели в особняке. Интерьеры казались старомодными, но роскошными. В нашем распоряжении было пять комнат, включая две спальни, каждая с огромной кроватью. При обеих спальнях имелись собственные ванные комнаты, а из гостиной открывался вид на сад и подъездную дорогу. Если бы не высившиеся повсюду деревья, на горизонте виднелось бы море.