– А теперь я расскажу, как в точности обстояло дело, когда мы напоролись на этот злосчастный айсберг, – сосредоточенно продолжал претендент. – Я был в каюте; старина Маррей ушел в курительную комнату играть в бридж. В одном из пиджаков он оставил фляжку с бренди. Я сидел и тихонько из нее прихлебывал (в баре ведь меня обслуживать отказывались). Когда произошло столкновение, я его едва ощутил; думаю, и остальные пассажиры почти ничего не заметили. Удар был очень слабый, только расплескалась вода в стакане; потом заглохли двигатели. После этого я вышел в коридор, чтобы узнать, что случилось. Тут до меня донеслись голоса; они приближались, становились все громче; потом мимо нашей каюты с криком пронеслась какая-то женщина, закутанная в голубое стеганое одеяло.

Впервые с начала рассказа он как будто заколебался.

– Не стану вдаваться в подробности этой трагедии, они сейчас ни к чему, – проговорил он, на мгновение раскрыв сжатую ладонь. – Скажу только – да простит меня Бог, ведь я был совсем мальчишкой! – что катастрофа показалась мне скорее интересным приключением. Я ничуть не испугался. Напротив, был приятно взбудоражен. Радовался, что произошло что-то необычное, из ряда вон выходящее; сильные эмоции меня всегда привлекали. В таком вот лихорадочном возбуждении я и согласился поменяться ролями с Патриком Гором. Согласился внезапно, тогда как в его случае, подозреваю, все было иначе и он давно все просчитал. Я встретился с ним – встретился с вами, – уточнил он, не сводя глаз с Фарнли, – на палубе B. Все вещи у вас были в плетеном чемоданчике. Вы довольно спокойно сообщили мне, что судно идет ко дну и скоро затонет; если я и правда хочу провернуть нашу затею, то сейчас, среди всеобщей паники, самый подходящий момент, – возможно, одному из нас удастся спастись. Я спросил, а как же Маррей. Вы меня обманули, сказав, что его смыло за борт и он погиб. А меня распирало от желания стать великим циркачом! В результате мы поменялись одеждой, документами, кольцами, всеми вещами. Вы взяли даже мой дневник.

Фарнли не проронил ни слова.

– Ну а дальше, – ровным голосом продолжал претендент, – вы действовали очень ловко. В тот момент мы как раз стали протискиваться к шлюпкам. Вы дождались, когда я повернусь к вам спиной, достали из кармана деревянный молоток-киянку, который успели стащить где-то в трюме, и ударили меня по затылку – для верности три раза.

Фарнли по-прежнему хранил молчание. Молли порывисто встала с кресла, но по знаку мужа тут же опустилась обратно.

– Поймите, – с нажимом сказал претендент и провел рукой по столу, будто смахивая пыль. – Я не намерен использовать это против вас. Двадцать пять лет – долгий срок; вы тогда были совсем мальчиком, хотя, конечно, любопытно, что́ за человек из вас в итоге получился. Меня и самого тогда считали негодяем. Возможно, вы меня презирали и тем успокаивали свою совесть. Но вы зря беспокоились, я все равно сделал бы так, как мы договорились. Может, я и был в своей семье паршивой овцой, но все же не настолько паршивой. Чем же кончилась эта история? Мне повезло. По счастливой случайности меня нашли – раненого, но живого – и усадили в последнюю уцелевшую шлюпку. В газетах потом публиковались списки погибших, но они были не совсем точными. Америка – большая страна, и я оказался словно в мире живых призраков. И Джон Фарнли, и Патрик Гор значились пропавшими без вести. Я решил, что вы утонули; вы то же самое подумали обо мне. Когда владелец цирка, мистер Элдрич, никогда не видевший вас в лицо, по вещам и документам признал во мне Патрика Гора, счастью моему не было предела. Я рассудил, что, если мне не понравится новая жизнь, я всегда могу объявить свое настоящее имя и вернуться в Англию. Я даже подумал, что дома ко мне, возможно, станут относиться иначе – когда узнают, что я чудесным образом воскрес из мертвых. Открывалась заманчивая перспектива. Таким образом, у меня за пазухой всегда была выигрышная карта, и, поверьте, мысль об этом не раз согревала мне душу.

– И что же, – с подчеркнутым интересом спросила Молли, – стали вы в итоге трюкачом-велосипедистом?

Гость склонил голову набок. В его темно-серых глазах заплясали шаловливые искорки, отчего он стал похож на озорного мальчишку. Он снова потрепал себя по редеющей шевелюре на макушке.

– Нет, не стал. Вообще-то, именно цирк принес мне первый сенсационный успех, но я избрал иное занятие. Не стану пока называть свою профессию. Мне хотелось бы сохранить это в тайне, и потом – зачем я буду утомлять вас подробностями своей биографии. Знаете, я всегда мечтал вернуться домой и всех поразить: смотрите, паршивая овца восстала из могилы и заблеяла! Дела ведь у меня действительно шли превосходно, и, черт возьми, я не преувеличиваю. Мне ужасно хотелось похвастать успехами и позлить моего братца Дадли. Но я терпеливо откладывал это удовольствие на потом. Даже побывал как-то в Англии, но удержался от соблазна. Я и не подозревал, что «Джон Фарнли» жив! Был уверен, что он погиб, а этот стервец тем временем припеваючи жил в Колорадо. Каково же было мое удивление, когда с полгода назад я случайно увидел в газете фотографию сэра Джона и леди Фарнли! В заметке говорилось, что мой брат Дадли умер, переев миног, и наследником стал его «младший брат». Сначала я подумал, что журналист, наверное, что-то спутал и речь о каких-то дальних родственниках. Но потом навел справки и все выяснил. Как-никак наследник-то я! Вполне еще молодой, полный сил – но не мстительный! Конечно, время многое меняет. За эти годы успело вырасти целое поколение; сколько воды утекло с тех пор, как я познакомился с противным маленьким нахалом, который решил при помощи моряцкой колотушки завладеть чужим наследством и который, как я слышал, сделался нынче полезным членом общества. Здесь все выглядит по-старому; но глаза мои видят не так, как прежде. Мне странно и как-то не по себе в собственном доме. Не уверен, что из меня выйдет такой уж хороший попечитель местного крикет-клуба или команды бойскаутов. Обнадеживает лишь то, что я (как вы уже заметили) питаю слабость к произнесению речей, так что с этим, надо думать, проблем не возникнет. Итак, мистер Гор, вы слышали мое предложение. Считаю его достаточно щедрым. Если же дело дойдет до суда, то вам, клянусь, не поздоровится. Ну а теперь, господа, я готов ответить на вопросы любого, кто когда-либо меня знал. У меня и самого имеется ряд вопросов, которые я предложу Гору, чтобы подвергнуть его испытанию.

В комнате, все больше погружавшейся в вечернюю тьму, воцарилась тишина. Голос этого человека производил почти гипнотическое впечатление. Однако все взгляды были прикованы к Фарнли, который некоторое время назад поднялся со своего места и теперь стоял, постукивая костяшками по столу. На его смуглом лице читались лишь спокойствие и умиротворение, и он с некоторым любопытством посматривал на гостя. Он тронул подстриженные усы, и на его губах скользнуло подобие улыбки.

Молли, заметив это, с облегчением вздохнула и произнесла, словно подбадривая мужа:

– Джон, ты хочешь что-то сказать?

– Да. Не знаю, зачем он сюда явился с этой своей историей и чего добивается. Но все, что говорит этот человек, – сплошная ложь от начала до конца.

– Так вы намерены бороться? – заинтересованно взглянул на него претендент.

– Разумеется, намерен, черт вас дери! Точнее, бороться придется не мне, а вам.

Мистер Уилкин демонстративно откашлялся, очевидно собираясь вмешаться, но претендент его остановил.

– Пожалуйста, Уилкин, не надо, – спокойно сказал он. – Вы, служители закона, прекрасно разбираетесь во всех этих «преамбулах» и «особых условиях», но в подобных стычках личного характера ваши знания непригодны. Откровенно говоря, мне это даже доставит удовольствие. Что ж, давайте устроим парочку испытаний. Вы не откажетесь пригласить своего дворецкого?

Фарнли нахмурился:

– Но послушайте, Ноулз не…

– Почему бы не сделать, как он просит, Джон? – примирительно предложила Молли.

Фарнли поймал ее взгляд, и его сумрачные черты смягчились, будто он уловил некий комизм в этой совсем не комичной ситуации. Он вызвал звонком Ноулза, и минуту спустя появился дворецкий. Вид у него был все такой же растерянный. Гость посмотрел на него с пристальным вниманием.

– Когда я сюда вошел, ваше лицо показалось мне знакомым, – сказал он. – Вы служили здесь во времена моего отца?

– Простите?

– Вы служили здесь во времена моего отца, сэра Дадли Фарнли? Верно?

По лицу Фарнли скользнуло неприязненное выражение.

– Этим вы только навредите собственному делу, – резко вставил Барроуз. – Во времена сэра Дадли дворецким был Стенсон, а он умер…

– Да. Я знаю, – сказал претендент и чуть скосил в сторону глаза. Затем он откинулся на спинку кресла и, с некоторым усилием положив ногу на ногу, обратил изучающий взгляд на дворецкого. – Вас зовут Ноулз. Во времена моего отца вы служили дворецким в доме старого полковника Мардейла, во Фреттендене. Вы еще тогда держали двух кроликов, о которых полковник ничего не знал. Жили они в углу каретного сарая, со стороны фруктового сада. Одного звали Билли. – он завел глаза к потолку. – Спросите этого джентльмена, как звали другого.

На лице Ноулза выступила легкая краска.

– Ну спросите же!

– Вздор! – выпалил Фарнли, но сразу же пришел в себя и обрел прежнее достоинство.

– Ага! – воскликнул претендент. – Вы хотите сказать, что не знаете ответа?

– Я хочу сказать, что не намерен отвечать! – бросил Фарнли. Однако шесть пар глаз неотрывно на него смотрели и как будто чего-то требовали; он недовольно поморщился и с легкой запинкой выговорил: – Да разве можно через двадцать пять лет помнить, как звали какого-то кролика?! Ладно, ладно, будь по-вашему! Погодите. У них, кажется, были какие-то несуразные имена. Дайте подумать. Билли и Ви… Нет, не то. Билли и Силли – так? Или нет? Я не уверен.

– Совершенно верно, сэр, – с видимым облегчением подтвердил Ноулз.

Претендент нимало не смутился.

– Хорошо, сделаем еще одну попытку. Итак, Ноулз, слушайте дальше. Однажды летним вечером (это было за год до моего отъезда) вы шли через упомянутый фруктовый сад, чтобы передать записку соседу. И были весьма удивлены, если не сказать шокированы, увидев, как я развлекаюсь с некой юной леди лет двенадцати-тринадцати. Спросите своего хозяина, как звали ту юную леди.

Фарнли насупился и угрюмо произнес:

– Не припомню такого случая.

– Э, да вы никак хотите нас убедить, что врожденное рыцарство не позволяет вам затрагивать подобные предметы? – заметил гость. – Нет, мой друг, так не пойдет. Дело давнее, и я вам торжественно клянусь, что ничего предосудительного не произошло. Ноулз, но вы же помните, что́ видели тогда в яблоневом саду?

– Сэр… – пробормотал сконфуженный дворецкий, – я…

– Конечно помните. А вот он вряд ли может что-нибудь помнить, потому что, если не ошибаюсь, я не упоминал сей пикантный факт в своем дневнике. Так как же звали юную леди?

Фарнли тряхнул головой.

– Ладно, – сказал он, пытаясь придать голосу побольше непринужденности. – Это была мисс Дейн. Мэдлин Дейн.

– Мэдлин Дейн… – проговорила Молли.

Гость, казалось, впервые был несколько сбит с толку. Он быстрым взглядом пробежался по лицам присутствующих, и, похоже, его мозг при этом работал не менее энергично.

– Должно быть, она писала вам в Америку, – предположил он. – Придется копнуть глубже. Вы уж меня простите; надеюсь, я не сболтнул чего лишнего? Юная леди ведь не живет по-прежнему в этом районе и я не коснулся какой-нибудь запретной темы?

– Послушайте, вы! – взревел Фарнли. – С меня довольно. Я не в силах больше терпеть ваши фокусы. Не угодно ли вам убраться, милейший?

– Вовсе нет, – ответил тот. – Мне угодно разоблачить ваш обман. Потому что это обман, мой мальчик, и ты это знаешь. И потом, мы вроде бы собирались дождаться Кеннета Маррея.

– Даже если мы его и дождемся, – проговорил Фарнли, усиленно стараясь держаться как можно уверенней, – что нам это даст? Что могут доказать эти бессмысленные вопросы, ответы на которые мы оба, по-видимому, знаем? Вот только вы-то на самом деле притворяетесь и ничегошеньки не знаете, потому что шарлатан – это вы! Я и сам, пожалуй, мог бы расспросить вас о каких-нибудь пустяках в том же духе. Но это ни к чему. Любые доказательства будут ничтожны. Как вы вообще рассчитываете что-либо доказать?

Претендент откинулся на спинку кресла, явно наслаждаясь своим превосходством.

– С помощью такого неопровержимого доказательства, как отпечатки пальцев, – ответил он.