Глава шестая

– Но кому, черт возьми, – произнес Пейдж, – понадобилось убивать Фарнли?!

Нужно было привести мысли в порядок. Впоследствии Пейдж признавал: его версия, что произошедшее – убийство, была всего лишь предположением. Но и потом, когда на смену этому предположению пришло другое, он отчетливо помнил свою первую мысль: если это убийство, то невероятно изощренное! Кто-то удивительно ловко отвлек их внимание от истинной жертвы. Всех в доме заботил только один человек: Кеннет Маррей. На нем одном были сосредоточены слух и зрение каждого. Никого не волновало, что происходит с остальными. В этом вакууме было очень удобно напасть на кого угодно – за исключением Маррея – и остаться незамеченным.

– Убивать Фарнли? – странным голосом повторил Барроуз. – Нет, так не пойдет. Аккуратней. Стоп. Подожди. Давай попробуем…

Он будто давал указания водителю. Продолжая бормотать в том же духе, он широкими шагами пошел вперед, ведя за собой приятеля. Фонарь в его руке излучал ровный свет. Но когда они уже приближались к пруду, Барроуз его выключил – то ли решив, что им хватит естественного освещения, то ли не желая видеть все слишком ясно.

Водоем окружала песчаная полоса футов пять шириной. Очертания предметов и даже лица пока еще смутно угадывались. Фарнли лежал ничком в пруду. Тело его было повернуто чуть вправо, если смотреть по направлению к дальней части сада. Оно колыхалось на поверхности воды, которая все еще не до конца успокоилась и плескала, переливаясь через парапет и захлестывая песчаную полоску. Вокруг головы клубилось что-то темное, но цвет этого мутного облака был неясен до тех пор, пока оно не расплылось шире и не забрызгало белые кувшинки.

Вода снова заходила ходуном, когда Пейдж начал вытаскивать тело; каблуки Фарнли коснулись края парапета. Но через мгновение, о котором он предпочел бы навсегда забыть, – Пейдж остановился и выпрямился.

– Тут уже ничем не помочь, – сказал он. – У него горло перерезано.

Они оба еще не оправились от шока и говорили на удивление спокойно.

– Да. Этого я и боялся. Это…

– Это убийство. Или… – внезапно оборвал себя Пейдж, – самоубийство.

Они переглянулись.

– Все равно, – проговорил Барроуз, который пытался быть неравнодушным человеком, оставаясь в официальной ипостаси, – надо его вытащить. Вообще-то, не положено ничего трогать до прихода полиции; это, конечно, правильно, но не можем же мы его так оставить. Это неприлично. Положение тела мы все равно уже изменили. Ну как, попробуем?..

– Да.

Твидовый костюм потемнел и разбух; казалось, он вобрал в себя неимоверное количество воды. Они с большим трудом перевалили тело через парапет, и их самих едва не окатило волной. Вечернее благоухание роз, мирная тишина сада – все казалось какой-то нереальной декорацией к происходящему. Пейдж твердил про себя: это Джон Фарнли и он мертв. Это невозможно. Это и правда было невозможно, если только не предположить… Эта мысль с каждой секундой становилась все отчетливее.

– Думаешь, это самоубийство? – спросил Барроуз, вытирая руки. – Нам словно под гипнозом внушили мысль об убийстве, хотя самоубийство, по-моему, ничуть не лучше. Ведь что тогда получается? Получается, что он и впрямь был не тем, за кого себя выдавал. Блефовал до последнего и надеялся, что как-нибудь обойдется. А когда Маррей все-таки устроил эту проверку с отпечатками, он понял, что последствий не переживет. Пришел сюда, встал на край и… – Барроуз чиркнул рукой по горлу.

Звучало правдоподобно.

– Боюсь, ты прав, – согласился Пейдж.

«Боюсь»? Признать такое было и вправду страшно. Это значило обвинить друга – мертвого друга – в преступлении, взвалить на него весь груз в тот момент, когда человек уже не способен сказать ни слова в свою защиту. Пейдж почувствовал, как внутри у него все сжалось от горечи и боли, ведь Джон Фарнли был его другом!

– Это единственное, что приходит в голову… Господи, но как он это сделал? Ты что-нибудь видел?

– Нет. То есть не совсем. Я как раз выходил из дома. Я был в коридоре, взял там в ящике этот фонарь, – объяснил Барроуз и помигал светом, несколько раз нажав на кнопку. – Ты же знаешь, в темноте я вижу совсем худо. И вот когда я открывал дверь в сад, то заметил Фарнли – правда, очень смутно. Он стоял на краю пруда, спиной ко мне. Потом я присмотрелся, и мне показалось, что он там словно бы с чем-то возится… Сам понимаешь, с таким слабым зрением я не мог ничего толком разобрать. А звуки ты наверняка и сам слышал. Был всплеск, а потом – совсем уж нехорошее бултыхание… Как просто и как страшно…

– И рядом с ним никого не было?

– Никого, – подтвердил Барроуз. Он задумался и прижал пальцы к вискам. – Ну или почти никого… Кусты-то ведь примерно по пояс, так что…

Пейдж не успел уточнить у друга – всегда очень внимательного к выбору формулировок, – какой смысл тот вкладывал в слово «почти». Со стороны дома до них донеслись голоса и звуки шагов, и Пейдж торопливо сказал:

– Они идут. Молли не должна этого видеть. Ты человек авторитетный. Тебя послушают. Не пускай их сюда.

Барроуз расправил плечи и старательно откашлялся, как оратор перед ответственным выступлением. Он включил фонарь и пошел к дому, освещая себе дорогу. Вскоре луч выхватил силуэты Молли и Кеннета Маррея, но лица их оставались в тени.

– Мне очень жаль, – начал Барроуз неестественно громким голосом. – С сэром Джоном произошел несчастный случай, и вам лучше туда не ходить…

– Что за ерунда! – резко оборвала его Молли. Она решительно оттеснила Барроуза и устремилась в полумрак. Всего ужаса произошедшего она, к счастью, видеть не могла. Она старалась казаться спокойной, но Пейдж услышал, как ее каблук предательски царапнул по песку. Он приобнял ее за плечи, чтобы поддержать, и почувствовал, как она прерывисто дышит и всхлипывает. Неожиданно сквозь рыдания у нее вырвались слова, которые показались ему загадочными. Молли сказала:

– Будь он проклят, что оказался прав!

По тону голоса Пейдж догадался: она говорит не о муже. Но в первый момент фраза настолько его поразила, что он был не в состоянии уловить ее смысл. Молли между тем быстро пошла к дому, закрыв лицо руками.

– Оставьте ее, – сказал Маррей. – Ей слишком тяжело.

Сам Маррей, похоже, воспринял случившееся далеко не так хладнокровно, как можно было бы ожидать. Он замер в нерешительности. Потом взял у Барроуза фонарь и, высветив лучом лежавшее возле пруда тело, выразительно присвистнул сквозь зубы.

– Вам удалось доказать, – обратился к нему Пейдж, – что сэр Джон Фарнли на самом деле не сэр Джон Фарнли?

– Что, простите? Как вы сказали?

Пейдж повторил вопрос.

– Не доказано пока абсолютно ничего, – с суровой важностью отвечал Маррей. – Я не успел закончить сравнение отпечатков. По сути дела, я только начал.

– Похоже, – вполголоса заметил Барроуз, – заканчивать уже не обязательно…

Судя по всему, он был прав. Если исходить из логики и здравого смысла, сомневаться в самоубийстве не приходилось. Маррей закивал в присущей ему рассеянной манере, как будто думая о чем-то другом, и с видом человека, перебирающего в памяти давние события, поскреб растительность на щеке. Ему явно было не по себе.

– Но вам-то, наверное, все ясно? – не унимался Пейдж. – Скажите: кого из них двоих вы считали мошенником?

– Я уже вам все сказал… – огрызнулся Маррей.

– Да-да, конечно, но послушайте! Я только спрашиваю, кто из них казался вам самозванцем? Наверняка же у вас сложилось какое-то мнение после того, как вы с ними поговорили! Ведь, в конце концов, это единственное, что имеет значение во всей этой истории. Вы же как-то для себя ее прояснили? Если обманщик Фарнли, то у него были веские причины покончить с собой. Это выглядит наиболее правдоподобным. Но если по какому-то непостижимому стечению обстоятельств обманщик не он…

– Вы предполагаете…

– Нет, нет, я только интересуюсь вашим мнением. Если это настоящий Джон Фарнли, с какой стати ему было перерезать себе горло? Выходит, он и есть обманщик. Так?

– Склонность делать скоропалительные выводы без какого-либо предварительного анализа, – затянул Маррей, то ли поучая, то ли приглашая к дискуссии, – свойственна ненаучному…

– Вы правы. Снимаю вопрос, – сказал Пейдж.

– Да нет же, вы меня не так поняли, – смутился Маррей и проделал сложные пассы руками, словно пытаясь что-то внушить собеседнику. Его, по-видимому, огорчило, что у них не вышло диалога по всем правилам академической полемики. – Согласно вашим рассуждениям, если бы этот… гм… несчастный джентльмен был законным наследником, ему было бы незачем совершать самоубийство. На этом основании вы допускаете вероятность убийства. Но посудите сами. Зачем кому-то вообще было его убивать? Не важно, настоящий он Джонни или нет. Допустим, это аферист. Зачем тогда его убивать, ведь он и так свое получит – правосудие постарается? Если же он законный наследник, то убивать его тоже нет смысла. Он не причинил никому зла. Понимаете? Я просто пытаюсь посмотреть на ситуацию с разных сторон.

– А еще все эти разговоры насчет Скотленд-Ярда и бедняжки Виктории Дейли… – угрюмо вставил Барроуз. – Я всегда считал себя человеком рациональным, но теперь и мне в голову лезут всякие странные мысли… И потом, этот чертов сад – нехороший тут дух, я давно заметил…

– Ага, ты тоже это чувствовал? – воскликнул Пейдж.

Маррей посмотрел на них с обостренным любопытством.

– Постойте-ка! – сказал он. – А что не так с садом, можете объяснить, мистер Барроуз? У вас связаны с ним какие-то воспоминания?

– Не то чтобы… – задумался адвокат. Ему как будто стало не по себе. – Просто если кто-то рассказывал истории о привидениях, то здесь, за счет атмосферы, они казались вдвое страшнее. Помню одну историю… Впрочем, не важно. У меня всегда было ощущение, что здесь шастает какая-то нечисть… Ладно, это к делу не относится. Нам есть чем заняться. Хватит тратить время на разговоры.

Маррей сразу оживился; им овладело почти радостное нетерпение.

– Да-да. Полиция и все прочее, – сказал он. – Вы правы, дел у нас предостаточно… и не в потустороннем, а в самом что ни на есть реальном мире. Думаю, вы позволите мне взять основные хлопоты на себя. Мистер Барроуз, вы не откажетесь меня сопровождать? А вы, мистер Пейдж, сделайте одолжение, побудьте до нашего возвращения рядом с… мм… телом.

– Это еще зачем? – не понял практичный Пейдж.

– Так полагается. Да-да. Это абсолютно необходимо. Ах да, будьте любезны, друг мой, отдайте мистеру Пейджу свой фонарь! А теперь пойдемте. Раньше, когда я здесь жил, телефона в доме не было, но теперь-то, полагаю, появился? Прекрасно, прекрасно. Нам ведь, помимо прочего, надо еще врача вызвать…

Он быстро удалился, увлекая за собой Барроуза, а Пейдж остался у пруда наедине с бренными останками Джона Фарнли.

Шок постепенно проходил, и Пейдж принялся размышлять о перипетиях этой бессмысленной трагедии. Версия о самоубийстве вроде бы напрашивалась сама собой. Смущало только то, что от Маррея ничего не удалось добиться. Неясно, что мешало ему попросту сказать: «Конечно, это и есть обманщик; я с самого начала это знал!» По всему было видно, что именно так он и думает. Почему же он тогда промолчал? Или всему виной эта его манера вечно темнить?

– Фарнли! – громко произнес Пейдж. – Фарнли!

– Вы меня звали? – откликнулся кто-то совсем рядом.

От этого неожиданно возникшего из темноты голоса Пейдж вздрогнул и отпрянул, едва не споткнувшись о тело. Была уже глубокая ночь, и даже контуры предметов терялись во мраке. Послышалось похрустывание песка по тропинке, чиркнула спичка. Вырвавшееся пламя осветило чьи-то ладони, потом сквозь щель в кустарнике показалось лицо претендента – Патрика Гора или Джона Фарнли, который всматривался в пространство вокруг пруда. Спустя мгновение он чуть нескладной походкой шагнул вперед.

В руке у него была потухшая сигара. Он сунул ее в рот и, старательно раскурив, взглянул на Пейджа.

– Вы меня звали? – повторил он.

– Нет, – угрюмо отозвался Пейдж. – Но хорошо, что вы ответили. Вы знаете, что произошло?

– Да.

– Где вы были?

– Гулял.

Спичка уже погасла, но Пейдж слышал его неровное дыхание. Этот человек был явно взволнован. Уперев кулаки в бедра, он подошел к Пейджу. В уголке рта тлела сигара.

– Жаль подлеца, – произнес он, глядя себе под ноги. – Чем-то он даже вызывал уважение. Может, не стоило мне все это затевать… Убежден, что он давно обратился в пуританскую веру своих отцов и много лет усиленно замаливал грехи добрыми делами, попутно прибрав к рукам поместье. Мог бы счастливо и дальше всех дурачить… Да и сквайр из него был хоть куда – тут мне с ним не состязаться. Всего-то и не хватило одной крошечной детали, вот он и решился…

– Покончить с собой?

– Вне всякого сомнения.

Он вынул изо рта сигару и выпустил облако дыма, которое расплылось причудливыми завитками, словно вызванный из темноты призрак.

– Полагаю, Маррей уже закончил сравнивать отпечатки. Вы ведь присутствовали на том небольшом допросе, что он нам учинил. Скажите, вы заметили, в какой именно момент наш покойный друг проговорился и выдал себя?

– Нет.

Пейдж вдруг догадался, что взволнованный вид его собеседника не в последнюю очередь вызван банальным чувством облегчения.