Понятия не имею, сколько проходит времени, прежде чем в голове, как воздушный шар, надувается мысль о Джесс и перед глазами встает ее прекрасное лицо. Я решаю поискать ее, нетвердым шагом бреду в дом и натыкаюсь на стул. Пипец, ну я и надрался. Голоса и лица сливаются в тумане. Сколько еще шотов я опрокинул после того первого? Хрен знает. Джесс меня убьет.
Всюду, куда ни посмотри, народ танцует, смеется, обжимается или пялится в телефон. Я выхожу из кухни и на вираже врезаюсь в стену у лестницы. Едва хватаюсь за перила, чтобы не упасть, как мою руку кто-то стискивает. Скольжу взглядом от загорелых пальцев к упругим плечам и выше, к остекленелым голубым глазам. Опять Тиган.
– Джейк, – говорит она, и улыбка отделяется от ее лица и уплывает в темноту, как у кота из «Алисы в Стране чудес». – Ты чего тут?
– Да вот ищу Джесс.
– Тили-тили-тесто, – мурлычет она. – Остальное ты знаешь.
– Ну знаю.
Ее макушка задевает мой подбородок, я чувствую запах земляничного шампуня и машинально провожу рукой по шелковистым прядям. Потом отдергиваю руку. Сердце внезапно начинает выпрыгивать из груди. Что я делаю?
Тиган изгибает губы в ленивой улыбке. Она тоже пьяна и оплетает руками мою талию.
– Ты не видела Джессику? – спрашиваю я, стараясь оторвать Тиган от себя. Эти попытки напоминают игру с осьминогом, и мы оба смеемся; я ее отталкиваю, она обнимает меня выше или ниже, и в результате мы постоянно хватаем друг друга за руки. На лестнице темно и пусто, стены пульсируют, в голове у меня гудит, а кожа у нее офигенно гладкая.
– Наверху смотрел? – спрашивает она.
– Не-а. – Я моргаю, но вижу только Тиган.
Музыка и разговоры сливаются в равномерный гул, который ритмично прокатывается по дому.
– Пойдем, дурачок. Я тебе помогу. – Она берет меня за руку и ведет вверх по лестнице.
В мозгу у меня кричит голос: «Не ходи с ней!», но ноги его не слушаются. Пока мы поднимаемся, я упираюсь взглядом в задницу Тиган. Споткнувшись на ступеньке, я наваливаюсь на свою провожатую, и мы падаем. Я хватаю ее за бедра, наслаждаясь сочетанием приятной пышности и упругих мышц, и утыкаюсь носом ей в колени.
Очаровательный, хоть и резкий смех Тиган звенит у меня в ушах, как разбитое стекло.
– Божечки, нам сейчас лучше никуда не ходить, – растягивая слова, бормочет она.
Мы помогаем друг другу встать и добираемся до второго этажа.
– Джесс! – кричу я. – Ты здесь?
Мы заглядываем в туалет и в гостевую комнату, потом подходим к белой двери. Тиган стоит у меня за спиной, и я чувствую ее теплое дыхание.
– Это твоя комната? – спрашиваю я.
Тиган открывает дверь, демонстрируя кровать с балдахином, застеленную белым атласным бельем. Поверх лежат декоративные розовые подушки и меховые пледы. С кровати соскакивает, предварительно зашипев на меня, полосатый кот и выбегает в коридор. Тиган толкает меня внутрь и закрывает дверь.
– Вряд ли Джесс здесь, – замечаю я, поворачиваясь.
Тиган прислоняет меня к огромному панорамному окну. Одна створка приоткрыта, и, когда Тиган прижимается ко мне, я ощущаю соленый океанский воздух. Меня качает, в ушах шумит прибой. Сердце, громко стуча, несется вскачь.
– Слышишь, как плещется океан? – совершенно по-идиотски спрашиваю я.
Комната вокруг нас кружится.
– Давай приляжем, – предлагает Тиган. – Протрезвеем.
Она впивается в меня взглядом, и ее глаза напоминают панорамный бассейн ее родителей – глубокий, бесконечный и соблазнительный. Я ныряю в них, но нельзя плыть в глазных яблоках: того и гляди утонешь. Я резко подаюсь в сторону двери.
– Нет-нет, останься на минутку. – Тиган берет меня за руку и притягивает ближе.
Я вдыхаю запах земляничного шампуня и вишневого блеска для губ. Каждый нерв напряжен. Потом кожа встречается с атласом простыни: Тиган усадила меня на кровать.
Тиган проводит пальцами вниз по моей груди к животу, и желание пробуждается, как дремавший дракон. Я возбужден и налакался текилы. Нахмуренное лицо Джесс некоторое время маячит перед глазами, но исчезает, как только Тиган стягивает блузку.
– Лучше не надо, – шепчу я.
Грудь почти вываливается из чашек голубого кружевного бра, а талия у Тиган такая тонкая, что у меня перехватывает дыхание.
– Поцелуй меня, – шепчет она.
Кровь закипает, приливает вниз, и я прижимаюсь к губам Тиган и, закрывая глаза, просовываю язык ей в рот. Прикосновение губ такое же нежное, как атлас на кровати.
Тиган стаскивает с меня футболку и садится ко мне на колени. Мы снова целуемся. Мои руки стискивают ее бедра.
– Сними с меня лифчик, – подстрекает она.
Я нащупываю и расстегиваю застежку, и груди свободно падают. Мой пьяный мозг шкворчит и переключается на автопилот. Остальная наша одежда падает на пол, конечности переплетаются, и вот я уже у Тиган между ног и взмываю к небесам.
Я уже не в постели Тиган, и вообще не в ее доме – я парю над океаном. В голове пусто, ни одной мысли. Я жаркий трепещущий шар, обретающий форму, расплывающийся, ритмично пульсирующий.
Я взлетаю выше и выше, слишком далеко от земли, чтобы выжить. Меня уносит в космос, к звездам, к неизведанным мирам, и, когда больше уже невозможно набирать высоту, в теле взрываются тысячи экстатических пузырьков. Крылья, теперь дырявые, обмякают, и я падаю в океан. Ну и пусть. Во мне нет ни воли к борьбе, ни сознания, ни обязательств – ничего.
Вода омывает меня, затягивая в свои глубины. Туда, где темно и холодно. Туда, где я остаюсь один. Туда, где я тону. Но вдруг оказывается, что я не в пучине океана, а в мягкой атласной постели Тиган. Понятия не имею, сколько проходит времени, а в голове витает одинокая мысль, похожая на вздох умирающего: «Я изменил Джесс».
Глядя на лежащую рядом роскошную обнаженную девушку, я принимаю поспешное и не лучшее решение: «Надо это скрыть».
– Что это у тебя за вид?
Я остановилась на полпути к двери. Мама сидела за обеденным столом, читая «Нью-Йорк таймс» и потягивая лимонад со льдом. За стеклянной стеной у нее за спиной открывался вид на Тихий океан с плещущимся у берега аквамариновым прибоем. Яркое сияние солнца в сочетании со строгим материнским тоном заставило меня оглядеть свой прикид: тесные джинсовые шорты и короткий топ поверх лифа от бикини – ничего необычного для редкого в этих краях жаркого дня. Впрочем, мама нашла бы изъяны даже у Христа.
– А что тебе не нравится?
Мама закрыла газету.
– Ты уже не такая хворостинка, как была раньше, детка. Пора прикрывать телеса. – Она выразительно взглянула на мои целлюлитные бедра, туго обтянутые шортами.
– Мам!
– Не убивай гонца. – Она внимательнее осмотрела меня. – Иди-ка к себе, Фасолька, и оденься поприличнее.
Слезы унижения вскипели у меня в уголках глаз.
– Я просто иду на пляж.
Летом, пока не было занятий в школе, мама обычно позволяла мне носить что угодно.
Она поджала губы.
– Не забывай: куда бы ни шла, ты всюду представляешь семью. Хоть мы и оказались в Калифорнии, но в наших родных краях другие представления о приличиях. Что ты дальше станешь себе позволять? Рваные джинсы? Спортивный костюм на уроках? Татуировки?
Мама шесть лет была сенатором Соединенных Штатов от Алабамы, пока не проиграла на выборах янки-переселенцу, чего так и не смогла пережить. Ей пришлось удалиться от дел и переехать поближе к брату, но потеря высокого поста не погасила ее одержимости безупречным и непререкаемым общественным имиджем семьи. Мама не имела понятия, что каждое утро я переодеваюсь на школьной парковке, меняя уродливые брюки цвета хаки на тесные рваные джинсы, а туфли от Гуччи на конверсы и распуская зализанные назад волосы, чтобы потом собрать их в небрежный узел. Если она собирается доставать меня по поводу пляжной одежды, лето предстоит невыносимо нудное.
Мама не понимала связи между стильным внешним видом и популярностью, между модой и дружбой. Это же Калифорния, и если ей здесь не нравится, не надо было тащить нас сюда. Но ничего такого я не сказала, а протопала наверх, надела другие шорты и выпрямила волосы утюжком.
Сердце пело, когда я спускалась по крутой лестнице от нашего дома на скале к пляжу. Берег – шумный, дикий, непредсказуемый – обладал всеми качествами, которых недоставало нашему жилищу с геометрически правильной планировкой. Пляж манил к себе без всякого стеснения, как старшие пацаны с их блудливыми лапами. Морской воздух трепал мои залитые лаком волосы и раздувал топ, выставляя напоказ грудь в купальнике, тонкую талию и плоский живот – те части тела, которые еще не вызывали осуждения матери. Я чувствовала себя свободной.
Первой меня заметила Шона, а потом и остальные – Брендон, Маркус, Хейли и Кьяра. Они заняли участок сухого песка, защищенный от ветра. Я помахала друзьям:
– Салют всем! Классное место!
Девочки бросились приветствовать меня, нахваливая мой новый белый купальник.
– Из Нью-Йорка? – поинтересовалась Хейли.
Мама ездила на Восточное побережье на прошлой неделе, но в последнее время мне стало труднее заслужить роскошные подарки, привозимые ею из путешествий. В прошлом году оценки у меня поползли вниз, и поговаривали, что в следующем сезоне меня исключат из стартового состава школьной команды по волейболу: я стала хуже подавать мяч и уже не могла подпрыгивать с такой же легкостью, как раньше. Тренер намекнул, что мне нужно похудеть, и из-за его нахального заявления мамино желание дарить мне дорогие вещи засохло, как персик на солнце.
– Это «Вильбрекен», – солгала я.
Глаза у Хейли загорелись завистью.
– Везет тебе. А косметика тоже новая? – Она любовалась блестящими тенями и густыми черными ресницами, которые я наклеила утром, – дешевкой из сетевого магазина.
– «Шанель», – снова соврала я.
Растолкав подружек, я бросила свою сумку в середину пляжного одеяла. Мальчишки прохлаждались на большой прибившейся к берегу коряге: Маркус строгал палку десятисантиметровым ножом, а Брендон, как всегда, возился с видеокамерой.
– Умоляю, дайте попить. – Я вытянула вперед руку, и через пару мгновений в ней материализовалась банка ледяного хард-зельцера – любезность от Хейли. Я отхлебнула напиток и облизала губы.
Маркус неодобрительно хмыкнул в мою сторону, и у меня неприятно свело желудок. Этот неудачник с большой буквы «Н» еще смеет осуждать меня? Он вообще-то хоть когда-нибудь работал? Сомневаюсь. Предполагалось, что он учится в техникуме, только я ни разу не слышала, чтобы он рассказывал про расписание или домашние задания. Шона познакомилась с ним пять месяцев назад не где-нибудь, а на заправке, и теперь он вошел в нашу компанию.
Я откинула назад волосы и холодно обратилась к нему:
– Ты принес фейерверки для костра на Четвертое июля?
Маркус едва заметно кивнул. Ну ладно, с этим разобрались.
– Кого-нибудь еще позовем на вечеринку? – спросила Кьяра. – Или она только для своих?
– Пляж Шеффилдам не принадлежит, – заметил Брендон, потягивая пиво.
Я пожала плечом, не утруждая себя пояснениями: на самом деле нам принадлежала небольшая часть пляжа около национального парка.
– Нам одним будет скучно, – сказала я вместо этого, глядя в океан.
У кромки воды прогуливались несколько человек, полоща ноги в волнах, – явно туристы. Местные к воде предпочитали не подходить.
Потом с северной стороны пляжа показались два подростка с голдендудлями, и по одной только разнице в росте я догадалась, что это Грейди и Хлоя. Кроме того, что мой брат возвышался над этой пигалицей, как каланча, в ее присутствии он всегда сиял тысячеваттной улыбкой, которую, наверно, замечали даже из космоса.
Я ненавидела Хлою с того момента, как в третьем классе познакомилась с ней, – возможно, потому что она тоже меня недолюбливала, или потому что Джессика, моя лучшая подруга в то время, так сильно к ней привязалась. Я мирилась с присутствием в нашей компании Хлои два года, пока они с Джессикой не бросили меня. Тогда в Кристал-Коув Хлою считали настоящей звездой – она подавала надежды в гимнастике и собиралась поступить в олимпийскую команду. Даже моя мама однажды ходила на соревнования, чтобы посмотреть, по какому поводу столько восторгов. В общем, Хлоя умела показывать всякие акробатические трюки, как обезьяна. Ну и что такого, подумаешь. Зато она была скучной до зевоты. Я громко фыркнула и отвернулась от них с Грейди.
– Что осталось сделать? – спросила Шона, имея в виду подготовку к моему костру на Четвертое июля.
Мы обсудили план и договорились, кто будет собирать коряги, кто принесет стулья, холодильники, музыку, а кто отвечает за алкоголь. Маркусу было двадцать два года, поэтому он согласился купить выпивку – разумеется, за мой счет.
– Триста долларов достаточно? – спросила я, вынимая из кармана купюры.
Он уставился на деньги.
– А что, у тебя еще есть?
Я закатила глаза, скрытые большими темными очками, и добавила еще пятьдесят долларов – мои карманные деньги за неделю.
– С собой больше нет.
Он взял бумажки, коснувшись моих пальцев.
– Годится, кукла.
От его прикосновения у меня внутри все сжалось, и я отдернула руку. Маркус с ехидной усмешкой вылупился на меня, а я покосилась на Шону, которая, ничего не подозревая, размазывала по белой коже крем от солнца. Меня кольнуло раздражение: ну почему она не в состоянии держать своего бойфренда в узде?
– Сколько ни мажь, такие веснушки не скроешь, – бросила я, не сдержавшись.
Шона резко вскинула голову и раскрыла рот. Я знала, что она ненавидит свои веснушки, но добавила фразу, которую и сама терпеть не могла:
– Это так, к слову.
Потом я стянула топ и одобренные матерью шорты и вытянула ноги поперек одеяла, подставляя их солнцу. Может, я и толстею, но это не мешает друзьям засматриваться на мою фигуру, особенно Маркусу. Он так откровенно и обстоятельно скользил по мне взглядом, что Шона побелела еще больше. То-то. Надеюсь, теперь она увидит, что за лузер ее бойфренд, и бросит его.
Чтобы снять напряжение, я окликнула Брендона:
– Эй, Оператор, щелкни нас!
Тот резко очнулся от своих мечтаний и поднял камеру.
– Придвиньтесь поближе, – сказал он, жестом показывая, чтобы мы скучковались.
Подруги прижались ко мне, растягивая рты в улыбках и позируя. Я подняла на лоб очки, убирая волосы с лица, и уставилась в объектив, представляя себе единственного человека, кто не лайкнет этот снимок и не напишет комментарий с эмодзи в виде пламени, на единственного человека, который совсем меня не хочет, – Джейка Хили. Я откинула назад плечи, втянула живот и наклонила голову так, чтобы солнце выделило цвет моих глаз. Может быть, я привлеку внимание Джейка к этому снимку каким-нибудь интересным тегом.
– Не бери в кадр мои ноги, – попросила я Брендона, вспомнив о материнской критике.
Он сделал несколько снимков и, после того как результат его удовлетворил, мы с девочками расползлись в разные стороны, а Хейли раздала сэндвичи, которые сделала дома. Грейди и Хлоя прошли мимо, не останавливаясь, а мы с друзьями остаток дня играли в волейбол, загорали и выпивали. Брендон рассмешил нас до колик рассказом, как его отец пытался собрать шкаф из «Икеа». Хейли заплела косички всем, кроме Маркуса, потому что у него была слишком короткая стрижка. Кьяра без умолку болтала о Чейзе Уотерсе, бейсболисте из школьной команды моего брата, а я подняла ее на смех, потому что Чейз неровно дышал ко мне.
– Тебе там ничего не светит, Кьяра, – заявила я, осушая банку.
Маркус покачал головой:
– Ну ты и стерва.
Я вскинула руки.
– Не убивайте гонца. – И невольно опустила глаза: терпеть не могу, когда у меня проскакивают материнские фразочки.
Повисла тяжелая тишина, а потому я обвила руками подружек и с подчеркнутым южным акцентом, который еще не до конца изжила, сказала:
– Знаете, я вас всех обожаю. И готова ради вас на что угодно.
Я чмокнула их в щеки и тепло улыбнулась каждой, давая понять, что особенно ценю их.
После этого даже Шона подобрела ко мне. Не знаю, что бы я делала без своих друзей. Наверно, завела бы новых, но в Кристал-Коув особо выбирать не из кого.
– Пойдемте посмотрим новые очки в магазине для серфингистов, – в порыве чувств предложила я. – Кто со мной?
– Не ври. Ты хочешь посмотреть не на очки, а на Джейка, – невнятно пролепетала Шона, доканчивающая уже четвертую или пятую банку хард-зельцера.
Я зыркнула на нее.
– Дело не в нем.
– С тех пор как он свалил от тебя к Джессике, дело всегда именно в нем!
Стиснув зубы, я вскочила.
– Джейк не… мы расстались не из-за нее.
– Так почему же ты никак не оставишь их в покое?
Маркус тоже встал и, пнув песок, засыпал нам все покрывало.
– Вы как школьники. Я пошел. – Он натянул футболку и бейсболку и удалился.
– Большое тебе спасибо, – рявкнула мне Шона и побежала за ним.
– Мы и есть школьники, дебил, – пробормотал Брендон, и все остальные засмеялись.
Сложив руки на груди, я смотрела вслед Маркусу, надеясь, что Шона ему наскучит и он исчезнет из нашей компании. Она догнала его и подергала за рукав, упрашивая вернуться. Маркус, может, и устанет от нее, подумала я, а вот устанет ли от него Шона?
Он, не останавливаясь, отбросил ее руку. Шона продолжала за него цепляться. Тогда он толкнул ее так сильно, что она упала. Голова Шоны со всего размаху впечаталась в колено и откинулась назад. Маркус не обратил на это внимания и пошел дальше.
– Эй! – Я мигом влезла в шорты и как можно быстрее припустила по песку к Шоне.
Остальные ринулись за мной. Я первой добежала до подруги и упала рядом с ней.
– Господи, у тебя кровь. – Я подставила руку под ее разбитую губу. – Как ты позволяешь ему так с тобой обращаться?
О проекте
О подписке