Проходя очередной сектор уютных частных домов, я заметил перед собой высокого бородатого мужчину. Его седые волосы, местами покрытые черными прядями, визуально выделяли его на фоне летнего пейзажа. Он был одет в длинное серое пальто, довольно непривычное для такой теплой погоды, а под ним угадывалось худощавое телосложение. На его голове красовалась элегантная сероватая фетровая шляпа, а на носу – очки с тонкой черной оправой, которые придавали ему загадочный вид. Мужчина сочетал свое пальто с черными брюками и темными туфлями, и его взгляд был устремлен в мою сторону.

– Ну привет, Валс Идал, – произнес он, и в его голосе звучала некая дружелюбная нотка.

Я остановился, внимая его словам и пытаясь понять, почему его наряд не соответствует летней погоде. Лето, а он выглядит как будто готовится к зиме – так же или к ранней осени.

– Здравствуйте… – произнес я тихим, с звучанием детского голоса, смотря на него с округлым лицом.

– Валс, меня тоже зовут Валс. Ты не поверишь, конечно, но это так. – Он присел на корточки так, чтобы его лицо оказалось напротив моего. И хотя он выглядел не слишком угрожающе, я все равно чувствовал странное волнение внутри. Что-то подсказывало мне, что я уже где-то встречал этого человека.

– Вас зовут Валс Идал? – переспросил я, хотя все хорошо услышал, но в этом разговоре ощущалась какая-то странность, неровность. Тёплый летний ветерок обдул мое лицо, принося с собой свежий сладковатый запах цветов, растущих вдоль дороги.

– Да, и я хочу поговорить с тобой, если ты не против… – сказал он с невольной улыбкой, явно желая установить контакт.

– Ну и о чем же, Валс? – с любопытством спросил я, хоть внутри и возникло какое-то странное ощущение, что этот взрослый человек ищет чего-то от меня, и это не вызывало у меня особого удовлетворения…

– О тебе… твоих мыслях… Как тебе живется в своем мире? – продолжил он, доставая из внутреннего кармана пальто пачку сигарет. Он зажег одну из них с помощью черной зажигалки, делая расчетливые вдохи и медленно выдыхая густой дым.

– Ну… – протянул я, подбирая слова. – Довольно хорошо. Мне все нравится, там интересно. В моем мире всё поддается мне, там я лучше, чем здесь. Да и сам мир там приятнее, чем здесь… Я бы остался там и жил бы там, вместо существования здесь. Мне ничего здесь не нравится… Здесь плохо… – Я закончил свою мысль, опустив глаза на землю, рассматривая мелкие камушки и случайный мусор на тротуаре.

В душе возникло предчувствие, что сейчас начнется очередное взрослое припоминание о том, как я воспринимаю мир, о воронах, охотящихся за небесными крендельками, и много чего еще, что так знакомо.

– Ну это и прекрасно. Ты не хочешь поменять мир вокруг? Сделать его таким, как тебе угодно? – осведомился он, доставая сигарету из пачки. Он легко стукнул ей о пачку, затем медленно поднес к губам, прикурил, и, тяжело вдохнув, начал выдыхать густой поток дыма в сторону.

Тем не менее, этот дым и запах никотина достигали меня, и я, невольно вдыхая, наслаждался горьким привкусом во рту. Я знал, что общество настраивается против курения, но, несмотря на все эти запреты, мне это нравилось. Это было нечто непривычное и соблазнительное.

– Я хотел бы, но кто мне даст такую возможность? – произнес я с ноткой отчаяния в голосе. – Никто не предоставит мне власти; я беден и слишком мал… – добавил я, понимая, как надуманно звучат эти слова.

Мужчина, не обращая внимания на мой пессимизм, с интересом вгляделся в меня, глядя глазами, полными загадки и надежды.

– А если я покажу тебе, как это сделать? Ты согласен пойти со мной и увидеть это воочию? И более того – попробовать сделать это? – спросил он, докуривая сигарету с невозмутимым спокойствием.

Я замялись, не зная, что ответить. Внутри меня раздалось какое-то смутное волнение, и я, чуть заикаясь, произнес:

– Да…

Не успел я закончить мысль, как мужчина быстро встал, развернулся ко мне спиной и, уверенно шагнув вперед, произнес:

– Пойдем…

Перед нами неожиданно начала светиться яркая точка, которая стремительно разрасталась, словно растянутое всех красок сияние. Мужчина шагнул в эту завораживающую ауру, одной нагой почти коснувшись её, и, немного остановившись, обернулся в мою сторону:

– Не отставай! – махнул он рукой, и в этот момент растворился в вихре загадочного света.

Я замер на месте, охваченный одновременно любопытством и страхом, но понимание того, что этот человек может подарить мне нечто большее, чем просто поговорка о возможностях, придало мне сил. Я сделал шаг навстречу таинственному сиянию, за ним, забыв все сомнения.

Обрывок

Я стремительно побежал следом за мужчиной, и свет, излучаемый той ослепительной точкой, обожгло мои глаза, заставляя меня на миг зажмуриться.

– Твой брат, что ли? Ну он крут! – воскликнул Хасл, его голос звучал восторженно, будто он только что увидел настоящего героя.

– Да. И он того же мнения… – произнес Норман, бросив мимолетный взгляд в мою сторону, продолжая докуривать сигарету, дым от которой медленно поднимался в воздух.

– Слушай, я так тебе скажу… – произнес Лэс, подходя ближе к парням и скрещивая руки на груди. – Он, хоть и твой брат, хоть и с нами, но всё равно одиночка… Не обижайся, Норманд, но смерть постоянно ходит за ним, а он время от времени сам гонится за ней. И мне, – Лэс поправил ружье на своём плече, – не хотелось бы оказаться рядом, когда они встретятся.

– Иди к черту, Лэс. Это мой брат… – резко добавил Норман, его голос пропитался защитными нотами.

Словно невидимая завеса раздвинувалась, выводя нас в новую реальность, где идеи и мифы переплетались. Герои древней мифологии – такие как Адонис, Аттис и Дилнис – вступают в великое сражение со злом, пренадлежащим сверхъестественному миру. Смерть героя становится моментом, когда он уходит из обыденного, в борьбе с потусторонним миром, доказывая теорию феникса: даже из пепла возможно воскресение. Смерть всегда приносит с собой угнетение, окрашивая природу печалью и тревогой, в то время как воскрешение – это триумф над мраком, весна человеческого духа.

Для меня это была яркая аллегория, отражающая состояние современной действительности.

– Знаете, что сказал отец сыну, когда вручал ему часы, передававшиеся из поколения в поколение? Он произнес: «Дарую тебе гробницу всех надежд и стремлений, способную дать тебе столь же мало, сколько и нашим отцам. Я дарую это не для того, чтобы ты помнил о времени, а чтобы иногда забывал о нём и не тратил свой пыл, пытаясь подчинить его». – Я легонько коснулся кармана куртки, чувствуя тактильный рельеф часов своего отца.

Я впервые оказался в этой камере. Вокруг меня сгруппировался весь ночной сброд. Меня тошнило от запаха потных тел портовых шлюх и дешевого парфюма, который сводил с ума завсегдатаев: пижонов в пиджаках с короткими рукавами, беззаботно щебечущих о жизни.

Самый эффективный и безопасный способ для меня заключался в том, чтобы сосредоточиться на своих целях и задачах. Я должен был нащупать новые места и дороги, выйти за пределы своей головы, где жизнь могла загнать в клетку. В этом порыве я чувствовал, что должен найти собственный путь, который выведет меня к свету, подобному той точке, что привела нас сюда.

Обрывок

Кофеин и никотин – это наркотики для бедных, в этом нет сомнений.

Но подождите. Давайте начнем сначала. Полгода я боролся с мучительной бессонницей. Эти дни казались бесконечностью, где реальность обретала странные, расплывчатые очертания, будто маячащие вдали призраки.

Нет, нет, от бессонницы не умирают. Но что, если это нарколепсия? Я мог задремать в любом месте, а потом пробуждаться ни с того ни с сего, не понимая, как попал сюда, и что сейчас происходит.

И вдруг произошло нечто неожиданное. Я расслабился, и мир вокруг меня погрузился в полное самозабвение. Тьма окутала меня, отступила тишина, и я ощутил особую полноту – свободу. Свобода, увы, пришла вместе с утратой каких-либо надежд. Даже младенцы не спят так крепко, как я. И я втянулся в это состояние.

С наступлением утра, первым делом я вставал и готовил себе чашечку кофе

Этот процесс стал моим священным ритуалом, который помогал мне вернуться из царства Морфея в привычные реалии жизни.

Кофемолка, зерна, турка.

Турка, Ибрик, Джезва – это разные названия одного из древнейших способов приготовления кофе, с глубокой историей и культурными корнями.

Такой кофе получается плотным и насыщенным, обретая характерный вкус за счет отсутствия фильтрации, большого количества мельчайших частиц кофе и длительного процесса приготовления на высоких температурах.

Я готовлю его следующим образом – это процесс, который, как мне кажется, многие знают, но все же расскажу.

Сначала я мелю зерна до состояния почти пылевидной фракции, тщетно стремясь достигнуть совершенства.

Затем сыплю молотый кофе в турку и заливаю холодной водой, ставя её на плиту, где начинается магия приготовления.

Когда температура воды начинает приближаться к кипению, на поверхности появляется легкая крема. Я аккуратно снимаю турку с плиты и наливаю ароматный напиток в кружку.

Сигарета в одной руке, кружка с кофе в другой, я выхожу на балкон.

Стоя на свежем воздухе, я глубоко вдыхаю, курю и наслаждаюсь кофе, и время в этом мире теряет всякое значение. Мое состояние напоминает ощущение свободы, похожее на езду на мотоцикле, когда у меня нет необходимости что-либо контролировать.

Мир вокруг просто останавливается. Вкус и запах… Это великолепно.

Люди становятся рабами своих вещей, погруженными в свои заботы и тревоги, и в этот момент приходит мысль,

Напалм…

Рецепт 1:

Пластмасса + бензин + ацетон.

Рецепт 2:

Бензин (керосин) + органическая кислота + алюминиевая соль.

Но как ни странно, в этом ритуале, в этом действии, я вновь нахожу возможность освободиться от всего этого, хотя бы на мгновение.

Обрывок

Байкер, стремящийся к свободе и независимости, в неизменном движении по пути номада, даже в эти мирные времена не может воспринимать дом как нечто постоянное. Для него дом – это не убежище, а временный пристанище, которое не следует украшать излишне. Если, не дай Бог, его жилище будет охвачено пламенем, он должен быть готов быстро возвести новое, не теряя ни минуты. Тот, кто не осознаёт этого, кто бездумно тратит средства на строительство и с охотой влезает в долги, кажется мне человеком, лишённым здравого смысла и глубокого понимания жизни.

Истинная смелость заключается не только в том, чтобы жить, но также уметь с достоинством покинуть этот мир, когда придёт его час. Жить нужно с ясным осознанием своей роли, знать, что действительно важно для номада и что позорит его честь. Каждый его вздох, каждое произнесённое слово должны быть взвешенными, как будто они могут повлиять на дальнейший путь. Он обязан постоянно помнить, что смерть может прийти в любой момент, и если это время настало, то уйти из жизни нужно с высоким достоинством, с принятием своей судьбы.

– Хоть ангел твой устал за мной следить,

Господи, не дай мне сегодня уйти.

Но если смерть придёт ко мне,

Смирюсь с судьбой.

– Против тебя не обнаружено никаких улик, как ты это объяснишь?

– Ребята, давайте не сегодня, я не в форме…

Сбиться с пути во время долгого путешествия – это всегда неприятно, но утратить смысл двигаться дальше – ещё хуже.

Те, кто верит в абсолютный идеал мира, вскоре начинают ненавидеть это несовершенное существование и ненароком наносят боль окружающим. В такие моменты я понимал, что сам был таким. Во имя идеала справедливости я причинял страдания тем, кто оказался рядом, особенно тем, кто был слабее. Требование справедливости от мира – это как держать в руке нож: его легко направить на удары, но сложно защитить и спасти кого-либо.

Степные народы обладают умом не только в вопросах войны. Их храбрость и стойкость превосходят качества оседлых земледельцев. Кто бы мог подумать, что их помыслы, насыщенные чистотой и добротой, отличаются от ума тех, кто мне никогда не смог прочувствовать всей широты и глубины жизни? Степняки понимают: мир не идеален, и им не избежать его несовершенства, но знания о жизни в постоянном движении делают их сильными и мудрыми.

Обрывок

– И ты действительно угнал самолёт? – с недоумением переспросил один из собеседников, округлив глаза от удивления.

– Да, – с невозмутимостью ответил я, почувствовав, как к этому утверждению прилипли невидимые искры экстравагантности.

– А к психологу не думал сходить? – продолжал он, уже с легкой долей иронии в голосе.

– Думал, – признался я, – но, знаешь, угнать самолёт мне показалось довольно прикольным занятием!

И вот здесь, в этом постапокалиптическом мире, где черидийское жульё, подобно призракам прошлого, бродит по развалинам городов, все обретает свой смысл. Эти создания – словно тени, обитающие в малых группах, они прячутся под мостами, на крышах многоэтажек и в заброшенных домах. Их моральные устои расплылись как туман, и они делают то, что хотят, не задумываясь о последствиях. В их иерархии паук со своим ядом – это лидер, которому они поклоняются, принимая его слова как священные откровения.

Им внушили, что они слуги черидия, каком-то божке, обитающем в нашем разрушенном мире. Чувства и эмоции заменялись тёмным мракобесием, где жертвы – это рутинная практика: женщины, дети, старики – разницы нет. Черидий, как следует, требует жертв, а взамен дарует наркоманскую "благодать". Для них женщины стали лишь олицетворением подчинения и власти.

По мне, так это просто полное безумие. Существа, лишенные человечности, для которых единственной целью остается очередная доза. Они делают всё, что требуется, проливая реки крови, насилуя, сжигая кошек и вырезая шрамы на своих телах, как будто это приносит им какую-то радость. Эти изверги не оставляют никому шанса, забираясь в жизни других с нечеловеческой жадностью. Я пару раз сталкивался с ними, и их глаза были пусты, как у мертвецов, словно зрачки куда-то пропали. Иногда они, совершенно голые, как родились на свет, бросались на беззащитных «бродяг», прося лишь крови и разгорячённой ненависти.

И, знаете, я заметил, что эти «бродяги», которых они стремятся одолеть, в большинстве случаев просто убивают их, не прибегая ни к каким утешительным жестам. Даже эти чёртовы твари оказываются умнее отбросов, на которых мы пришли воевать.

Что говорить о том…

В тех схватках, когда вокруг начиналась паника и крики, я имел время вырезать всех этих мерзавцев прежде, чем они поняли, что происходит. Однако не всем везёт, когда они выбирают мирный путь. Тех, кто решает оставаться в тени тяжёлых времен, по-прежнему поджимают наркоманы, и, как я помню, один из них оказался самым крупным – толстый, как боров, с тиском, сделанным из бензопилы, в руках.

Тогда мне не оставалось ничего другого, как ловко проскользнуть под его ногами и приклеить к его спине взрывчатку. Один миг – и всё вокруг взорвалось: кусочки его плоти разлетелись на несколько метров, оставляя лишь жуткое воспоминание. Это странное время, с его противоречивыми обстоятельствами.

Я бы отдал многое за то, чтобы вернуться к своим мирным дням, чтобы просто, в тишине мастерской, перебрать байки, восстанавливая их до идеального состояния. Мне кажется, мы сами сотворили эту реальность, открыв двери всему ненужному дерьму, которое таилось в людях. Алчность, страхи и амбиции, переплетенные с давними обидами на детском уровне, обнажили нашу истинную природу.

Это осознание пришло ко мне ещё в школьные годы, когда я понял, что заповеди «Не убей» и «Не укради», казалось бы, простые истины, были даны, чтобы предотвратить то, что мы наблюдаем сейчас. Но мы позволили этому произойти сама-собой, и не имеет значения, уйдут ли они к Будде, Аллаху или Иисусу – дело в нас самих.

Имена можно подставлять любые, но делать добрые дела сложно, долго и не так весело. Зато вот покрутить задницей на камеру, собрать лайки и заработать кучу денег, чтобы купить ненужные вещи – о, это, конечно, всем по плечу.

Вопросы «зачем» и «почему» становятся банальными, когда вместо того, чтобы пытаться стать лучше, мы решаем улучшить лишь свою внешность. Шмотки, тачки, гора кокаина – отличный план на один раз, чтобы свести на нет всё, что еще могло бы быть.

И так, мимоходом, в этом хаосе, я понимаю, что истинная война ведется не на улицах, а в умах людей. Если бы каждый взял на себя ответственность за свои поступки, возможно, мир стал бы лучше, даже в такие тёмные времена.

Обрывок

Мой друг – человек необычный и странный, словно рожденный в руках самого мая. Под его рукавами скрываются татуировки с древними символами, а темные стекла очков прячут взгляд, полный тайн и мечтательности. Он дальний потомок индейцев, вихрастый и юный зверь,,чиё лицо имеет ту озорную грацию, что присуща гордым и бродячим котам, единственным остарилось в мире, где все и всем необузданно. В его рюкзаке всегда найдутся сладости, маленький блокнот на полсотни страниц, где он записывает свои мысли и чувства. Он – верный хранитель чужих секретов, человек, который не помнит чисел и лиц, но помнит каждую тревогу и радость своих друзей.

Другу моей души все время требуется приключение: «Давай взоберемся на гору, – говорит он с блеском в глазах, – или покорим океан вместе!» Но, увы, я как всегда привязан к работе, и аврал, как назойливый муха, не даёт мне покоя. Его голос звучит в моей голове, когда он говорит: «В понедельник, в семь тридцать, поедем на юг! Там небо, в которое можно влюбиться! Созвездия – россыпь страз!» Но я погружаюсь в отчёты, как он ныряет с удочками в тёплые моря. Работа, зарплата, бесконечная усталость, зевота – вот мой устойчивый ряд будней.

Он присылает мне письма из своих путешествий, наполненные картинами закатов и песков. «Удивительно красивые зори, утренний смог. А завтра я махну на мотоцикле по автостраде, оставляя Восток за спиной!» Его мир невероятен и полон чудес, в которых я почти не участвую.

Друг носит обидное прозвище «бездельник», и возникает вопрос: кто он вообще? Художник? Поэт? Как же тогда он будет зарабатывать на жизнь, оплачивать воду и свет? Он моется в речках, питается скромно, и редко когда бывает чистым и сытым. Встречает рассветы, зябко кутаясь в старую куртку, растрепанный, небритый. За его образом предрекают забвение и бедность, смеются хмуро и язвительно. Стебут за загар, считая, что бледность благороднее.