– Истинно так, – подтвердил Ямамото.

– Он вообще в своём уме? – не унимался Такэда. – Что за вздорное послание? Может его вновь нет в Этиго?

– Он на своём месте и никуда уходить не собирается, – Сайто совершенно не нравилось, как князь Каи глумится над его даймё, но он стойко хранил самообладание и внешне оставался невозмутим. – Выходит, что вы не внемлите столь простой просьбе моего господина? Очень жаль, что в наше смутное время среди людей уже почти не встречаются такие качества, как воинская честь и уважение к своему противнику. Вы так долго сражались друг с другом, тратя столько сил и теряя своих людей, что даже не хотите слышать о коротком перемирии, лелея мысли о собственной выгоде. Прискорбно слышать, что война разделила речь людей, заткнула им уши и залепила глаза. И самое важное – лишила сердца.

– Это тоже слова Кагэторы? – нахмурился Такэда.

– Нет, они принадлежат мне, но это уже не имеет значения.

Харунобу задумался. Ему, почему-то нравился этот храбрый, дерзкий и мудрый гонец. Если изначально князь Каи хотел его убить, то теперь точно знал, что делать этого не будет. Напротив, стоит предложить ему место среди своих вассалов, вдруг согласится. Ведь у Такэды уже есть в стане бывшие слуги Нагао. Но, вот что делать с просьбой Кагэторы? Она наивна и глупа, с практической точки зрения. Но если взглянуть глубже, то эти простые, незатейливые слова даже тронули сердце Харунобу. Он, тот, кто способен добиться победы любой ценой, всё-таки ещё помнит это всеми забытое слово –честь.

Такэда колебался. Нагао Кагэтора его враг. Самый опасный и сильный. Но что может измениться, если всё же согласиться? Возможно, что с этого можно поиметь свою выгоду?

Ямамото тоже думал и пришёл к выводу гораздо раньше своего господина, о чём не замедлил ему сообщить:

– Господин, я считаю, что нужно согласиться на просьбу Кагэторы, – шёпотом произнёс Кансукэ, так, чтобы Сайто его не услышал. – Возможно, что он не вернётся из Киото никогда и мы с этого только выиграем. Ослабленную Этиго будет захватить намного проще.

– С чего ты взял, что он не вернётся? – заинтересовался даймё.

– Я получил послание от своего давнего знакомого, – загадочно сообщил Ямамото. – Он знает о том, что Нагао был вызван сёгуном и готовит ему ловушку. К тому же, просьба о назначении вас на пост сюго Синано ещё не получила отклика. Пусть Кагэтора едет в Киото – это лишь даст нам время на более тщательную подготовку. Мы можем лучше укрепить свои позиции в Синано, а если он действительно не вернётся, то и с захватом Этиго проблем не возникнет.

– Интересные знакомства ты водишь, – подозрительно покосился на стратега князь. – Если твой источник действительно такой надёжный и предположения верны, то почем у бы не блеснуть благородным жестом.

– Верно господин, – убедительно произнёс Кансукэ. – Ведь источник – это мой бывший учитель, а не доверять ему я не склонен.

Харунобу выпрямился и повелительно воззрился на гонца из Этиго. Тот терпеливо ждал.

– Ты искренне мне симпатичен Томонобу, – уклончиво обратился к нему Такэда. – Я впечатлён твоей храбростью и достойными речами! Не желаешь ли выпить?

– Я бы предпочёл услышать ваш ответ моему господину, – настаивал Сайто.

– Ты настолько ему верен, что даже не смеешь согласиться на предложение о небольшой трапезе?

– Моя верность безоговорочно, – твёрдо ответил Томонобу. – Но она относиться не только к моему господину. Верность нашей земле – Этиго, объединяет наши сердца.

– Вот оно что, – Такэду его слова трогали всё сильнее. – Вот видишь Кансукэ, перед нами сидит герой, каких уже практически не найти. Хотя и среди моих людей есть… Что ж, я удовлетворю просьбу Кагэторы и даю слово, что не нападу ни на Этиго, ни на Иияму пока он не вернётся из своей поездки в Киото. Однако, земли, что я уже занял – не верну и Таканаши пусть на них не суётся, иначе…

– Мой господин будет вам очень признателен за столь благородный поступок, – вежливо склонился Сайто.

– И я признателен ему, что он шлёт мне столь выдающихся послов, – Такэда хитро прищурился. – Помниться, первым был гигант с внешностью они, но он отказался от моего предложения. Я надеюсь, ты немного погостишь у меня и не откажешь в небольшой беседе?

Томонобу это предложение не понравилось, но раз успеха он достиг, то может стоит его развить, авось получится кое-что выведать. Главное, вовремя вернуться в Иияму, осталось ведь всего четыре дня.

***

Касугаяма, Этиго.

Вооружившись веером, весьма пёстрым, больше подходящим женщине, Норимаса закружился в танце. Неуклюжие, пьяные движения отчаянного человека вполне правдоподобно передавали его эмоциональное состояние. Он прыгал, топал, дёргался, срывался на душераздирающий стон и даже падал на пол, пытаясь изобразить предсмертные судороги. Всё это бесчинство сопровождалось игрой на бива. Причём, весьма неблагозвучно, как раз под ритм непредсказуемых и бессмысленных движений Норимасы. Длилось это довольно долго. Не первый месяц.

– Играй Гэндзюро! Играй! – заплетавшимся языком, подбадривал музыканта, бывший Канто канрэй.

На самом деле, титул его никуда не делся, а только лишь перестал иметь свой смысл. Впрочем, это несчастье случилось уже давно, но только сейчас последний из рода Яманоучи-Уэсуги понял на сколько плачевно его положение. Скорее, даже безвыходное. Однако мудрецы говорят, что выход есть всегда.

– Ну, что же ты затих Гэндзюро? Играй! Шуми! Весели меня!

– У меня рука уже устала, – посетовал игрок на бива. Круглолицый, молодой человек, ещё не достигший тридцатилетнего возраста, но отпустивший вислую козлиную бородку и тонкие усы. Его туманный взгляд уж очень контрастировал с глупым выражением покосившегося лица. Весь образ дополняли маленькие торчащие уши и съехавшая набок сплюснутая эбоши.

Норимаса остановился и возмущённо взглянул на своего сотрапезника. При попытке устоять на месте, его тут же отнесло к стене. Гэндзюро порывался его поймать, но едва мог сдвинуться с места и поднявшись лишь на корточки, тоже не удержал равновесие и повалился на бок.

– Ещё сакэ! – орал Норимаса, завалившись на беспорядочно сваленную гору подушек-дзабутон. – Музыку!

– Я больше не могу, – простонал Гэндзюро, не желая больше подниматься. – Не пить, не играть. Вообще ничего.

– Слабак! – констатировал гуляка канрэй. Он, превозмогая бессилие перед страшными препятствиями в виде подушек, всё-таки смог выбраться из завала и сел рядом с товарищем. Норимаса подёргал его за ногу и убедившись, что тот ещё вполне осязаем, потянулся за кувшинчиком, в котором, помниться ещё что-то плескалось.

– Пойми ты, – Уэсуги тщетно пытался поймать настойчиво убегающий от него сосуд, который ещё и обзавёлся несколькими собратьями, точь-в-точь как он сам. – Мне больше нечего терять, незачем жить, – он опустил руки и заплакал. – Некого любить. Всё, что я когда-то имел, отнял у меня Ходзё Уджиясу и те предатели, что покорились ему. Что мне ещё остаётся?

– Пить? – Гэндзюро, порывами, приподнялся, врезался в канрэя, но всё же смог сесть с ним рядом.

– Да. Только пить. И… ик… ждать своего конца.

– Но ведь князь…

– Да. Что твой князь? – прогнусавил Уэсуги. – Ты же видел – его люди вернулись ни с чем! Видел же… ик? Слушай, попробуй ты поймать кувшин, мне кажется, что они живые.

– Он один.

– Да-а! А у меня пять… шесть… короче, давай его сюда!

Гэндзюро всё же оказался проворней Норимасы и легко смог взять кувшинчик в руки и даже разлить содержимое по чаркам, немного пролив мимо. Канрэй, волнообразными движениями, ухватил чарку обеими руками и не рискуя поднести её ко рту, сам наклонился к ней и стал жадно лакать, будто кот из миски.

– Все меня предали, – вновь захныкал он, вылизав всё до капли. – И твой даймё мне больше не поможет. Он, хоть и силён, но сражаться против всех кланов Канто… никаких сил не хватит.

– Почему?

– Потому, что их много и все они теперь либо с Ходзё, либо сами по себе. И они не захотят добровольно подчиниться ему.

– Почему?

– Потому, что он Нагао! А Нагао не имеет власти над ними!

– Тогда, он возьмёт вас с собой.

– Меня? – Норимаса состроил удручающую мину. Такую, что позавидовал бы самый именитый драматический актёр. – Я ничтожество. Я полная бездарность. Если бы я был хоть чуточку похож на Кагэтору, я бы показал им кто такие Уэсуги! Но, я не он и кроме фамилии и происхождения у меня ничегошеньки нет. – откровение снова привело к очередному приступу плача, что он излил, уткнувшись в плечо Гэндзюро. – Даже мой сын, мой Тацувакамару, был убит этим подонком Уджиясу! И я ничего не смог сделать!

– А что если совместить силу нашего господина, ваши привилегии и происхождение?

– Как это? – Уэсуги поднял голову и недоумённо посмотрел на товарища.

– Сделайте его Уэсуги. Ведь вы можете.

– Ч-чего? Уэсуги? К-как это?

– Просто. Вы ведь сами говорите, что у вас никого нет, ни родственников, ни наследников. Так сделайте господина своим наследником. Дайте ему свою фамилию и титул и он, со всей своей силой, на полных основаниях войдёт в Канто и заберёт всё то, что принадлежит роду Уэсуги по праву. Вы ведь помните, что он поклялся возродить ваш клан, так дайте ему это сделать.

– Точно! – хлопнул в ладоши Норимаса.

– И я говорю. Конечно, возможно, что лично вам это не вернёт былого величия, зато, вы сможете продолжать ваш род, который будет править в Канто, ведь вы ещё так молоды.

– Гэндзюро, – по слогам произнёс канрэй. Казалось, он даже немного протрезвел, совсем чуть-чуть. – А ты умный человек! Почему я раньше не разглядел это в тебе?

– Потому, что мы постоянно пьём. А я, между делом, наследник Усами Садамицу и у меня полно других дел, вместо того, чтобы развлекать вас песнями, танцами и прогулками в весёлый квартал. И сакэ. Я никогда столько не пил. В меня больше не лезет.

– Точно, точно, ты же приемник Усами. Поэтому и идеи у тебя такие… такие… – Норимаса развёл руки в стороны.

–Какие?

– Необычные! Ведь никто до тебя до такого не додумался.

– Значит, вы последуете моему совету?

– Надо подумать.

– Да, что тут думать? Вы уже и не мечтаете вернуть всё назад, но вот чудо. Наш господин сможет сделать всё за вас. Скоро он едет в Киото, а вы, можете вместе с ним отправить официальное прошение Императорскому двору и дело решено.

– Не-ет! Это нужно хорошенько обдумать. – Норимаса пытался задуматься, но картинки, всплывающие в голове, мешали здраво рассуждать, да и зрение изрядно плыло.

– Так может ещё сакэ? – предложил вдруг Гэндзюро, который только что отказывался пить. – Такие дела так просто не разрешить.

– Это можно и даже нужно, – закивал Уэсуги.

Казалось, канрэй совершенно не воспринимал реальность, но предложение приятеля, частично привело его в себя. Хотя, толком соображать он всё равно не мог, а тут ещё сакэ принесли.

Позже, когда рьяные обсуждения за излишним возлиянием подошли к концу, а не в меру, нахлебавшийся Норимаса уснул прямо во время своей пламенной речи, Гэндзюро наконец-то смог покинуть покои Канто канрэя. Он было подумывал пойти домой и хорошенько выспаться, ведь шатало его будто ураганом, несмотря на то, что последние порции он проносил мимо рта. Однако, этому не суждено было сбыться, поскольку дорогу ему преградил тот, кого в последние несколько лет он называл не иначе, как отцом.

Среднего роста, седой мужчина, семидесяти лет, скрестив руки на груди, задумчиво обхватил левой кистью свою белую, окладистую бороду. Не гладил – отучил себя от этой привычки. Нетерпеливым взором маленьких глаз он смотрел на своего приемника.

– В этот раз получилось? – спросил Садамицу.

– Да, – тяжело вздохнул Гэндзюро и изображая бессилие, опёрся спиной на забор. Вот-вот уже виднелась калитка собственного дома, а там и до постели недалеко. – Я и подумать раньше не мог, что такого, полного идиота, придётся так долго убеждать.

– Если учесть, что он каждым утром забывает о чём вы говорили минувшим вечером, то не удивительно, – едва хмыкнул Усами. – Надеюсь, он не просто дал согласия, а поставил нужные подписи?

– И это мне удалось, – Гэндзюро показал коробку отцу, которую он таскал с собой каждый вечер. В ней то и хранились очень ценные для Усами документы. – Правда, подписи немного корявые, но, я думаю это не столь важно, поскольку личное као⁵ не подделаешь.

– Вот в этом ты не прав. Подделать можно всё, что угодно. – Садамицу подошёл к наследнику и забрал у него коробочку. – Я всё равно всё перепроверю.

– Как вам будет угодно, – Гэндзюро вздохнул уже свободней и, кое-как поклонившись поплёлся к своей калитке.

– Завтра снова пойдёшь к нему, – приказным тоном бросил ему в след Усами.

– Зачем это? – Гэндзюро обернулся ошеломлённый, с чувством, будто ему нож в спину бросили.

– Теперь ты должен чаще находиться при нём. Нужно, чтобы он доверял тебе, как самому себе. Пока господин не узаконит свои права, нам не нужно, чтобы этот пьяница и слюнтяй создавал неприятности. Ещё лучше, чтобы он не напросился с господином в Киото и не путался под ногами. Будет очень прискорбно, если этот недотёпа передумает, а господин узнает, что мы его заставили подписать всё это.

– И сколько же мне ещё терпеть? – простонал Гэндзюро. Он больше не мог выносит общества последнего Уэсуги и ещё больше он не хотел пить сакэ. – Дайте отдохнуть, хотя бы дня три!

– День! – твёрдо отрезал Усами. – Потом можешь увезти его на онсэн, там и сам отдохнёшь. Потом займи его охотой, рыбалкой – да чем угодно, лишь бы его подольше не было рядом с Касугаямой. А когда он появиться, из его уст я должен слышать лишь твои слова. Как только господин получит все права и титулы Уэсуги, тогда можешь и распрощаться с этой непосильной ношей.

Садамицу, видя страдание на лице приемника, лишь ухмыльнулся. Он больше не стал ничего говорить и первым вошёл в калитку своего дома. В Касугаяме они жили в одном поместье, о чём Гэндзюро в данный момент сильно пожалел. Он лишь проводил Усами уставшим взглядом, посмотрел на небо и взмолился луне:

– Если я не сопьюсь или не сойду с ума, клянусь, что никогда и низа что не стану помогать отцу в его скользких интрижках. Даже, если это будет стоить мне жизни.

Луна, разумеется ничего не ответила и удручённый Гэндзюро поплёлся вслед за Садамицу.