Единственный человек из нынешнего состава, о прошлом которого мне хотя бы что-то стало известно – Михаэль. Он заочно позволил Норману побыть рассказчиком, и Роудез, пока мы шли к заправке, поведал, что Боур – потомственный медик. И его отец, и его дед, и его прадед – все трудились и преуспевали в медицине; только они больший упор делали на научную деятельность, а Михаэль предпочел практику, да и к тому же избрал звание военного врача (что не одобрили отец с дедом). С самого детства Боур изучал фармацевтику, анатомию, читал врачебные труды и присутствовал на осмотрах и операциях (даже без своего на то желания; его "учителя" постоянно водили его наблюдать медпрактику: работу врача, операционного блока; когда стал постарше – ассистировать). То, что сейчас Михаэль мог почти всё – начиная от диагностики заболеваний, заканчивая проведением сложнейших хирургических вмешательств, – было результатом нескончаемого обучения и бесконечной практики. Он много раз буквально вытаскивал горгоновцев с того света. Норман даже заикнулся, что однажды Михаэль смог в полевых условиях стабилизировать полумертвого Льюиса, которого "Горгона" еле вызволила из плена; особенно подробно Роудез не рассказал – его с силой пихнула в бок Сара, видимо зная, что Крис не захотел бы распространения этой "конфиденциальной" информации. Однако… Однако все заслуги Михаэля меркли для его требовательного и деспотичного деда и не менее требовательного и деспотичного отца. Конечно, горгоновцы не знали деталей, почему разладились отношения Боура с родными окончательно: известно было, что от него буквально отреклись, запретив ему возвращаться в родной дом, пока он носит звание горгоновца… И Михаэль выбрал "Горгону". И изменил настоящую фамилию на укороченную и измененную: "Боур".
Почему Льюис позволяет себе обращаться к Михаэлю "Миха" я спросить не рискнула; но все же собрала волю в кулак и решилась узнать, откуда у Нормана взялся шрам, рассекающий правую бровь.
Оказалось, случилось это примерно во время первой годовщины Роудеза, как горгоновца: очередной выезд в горячую точку (тонкости мне, конечно, вновь не рассказывали; старались избегать конкретики, и в основном рассказ не выходил за пределы главных действующих лиц, но по проскальзывающим описаниям местности и климата, а также соотнеся этот рассказ с историей появления фирменной Нормановской фляжки, я могла почти уверенно предположить, что боевые действия велись на территории Холодного штиля). Ближе к ночи противник "Горгоны" внезапно пошел в самоубийственную стремительную атаку. Горгоновцев отбросили от командного пункта, где оставалось два укрепленных взвода правительственной армии, и оттеснили к руинам древнего города. Сара живописно рассказывала, как в ночи от выстрелов и взрывов вздымалась земля и песок, и полуразрушенные колонны и стены дрожали. "Артиллерии было так много, что беспросветной до обстрела ночью стало светло, как днем". А потом недалеко от Нормана подорвали грузовик со снарядами. Ударной волной Роудеза отбросило в сторону, и пара (всего лишь!) осколков задела мужчину, чудом нанеся раны только средней тяжести. Не меньшим чудом было и то, что Норман не лишился глаза. Ему рассекло стеклом лоб, бровь, щеку. Роудеза, теряющего сознания, всего в кровище, вытаскивали из-под прямого огня Карани с Льюисом. Когда Норман пришел в норму, то обнаружил шрам, разрывающий бровь и тянущийся еще выше сантиметра на три. Сейчас, конечно, рубец стал менее выраженным, но бровь так и осталась поделенной – сущая мелочь по сравнению с тем, что горгоновец мог не просто потерять глаз, но погибнуть.
– Так знаешь, как меня утешала Сара, когда у меня вся рожа в кровище была? – возмущался Норман. – "Не переживай, солнышко, если что, я научу тебя рисовать брови"! – Сара прыснула со смеха, пытаясь тут же принять серьезное выражение лица. Я и сама силилась не заулыбаться. – Охереть не встать! Я уже на тот свет собирался, думал, всё – хана! Время помирать, готовьте за упокой! А она меня успокаивала, что шрам небольшим будет! Штеф, ты бы меня тогда видела, меня будто в таз с кровищей окунули!
Возмущения Нормана напрочь отбивали мысли и о машине Марка, и о том, что идти до заправки еще долго.
– У нас было два счастливчика в группе: Норман, который постоянно влипал в передряги, собрал наибольшее количество нелепых ранений, и раз в пару месяцев стандартно оказывался на больничной койке, и… – Стэн, еще секунду назад улыбающийся, болезненно скривился. – Чарльз, – имя тяжело сорвалось с губ Тарэна; он впервые упомянул брата за всё время, – которой за время службы в группе ни разу не был ранен.
На время воцарилось молчание.
Стали спускаться по склону. Солнце практически не показывалось из-за туч; нестерпимая духота крепчала, и от каждого вдоха раскаленного воздуха лишь сильнее кружилась голова. Дорога – бесконечная; каждый шаг словно отдалял от итоговой точки.
Норман вез тачку то впереди себя, то за собой. Стэн тоже не особо был рад грохочущей "груде металлолома" – и внезапно в моей голове мелькнула дурная мысль. Возможно, она появилась из-за жары; быть может, из-за напряжения, которое продолжало нашептывать ожидание чего-то ужасающего и натягивать нервы в тугую струну. Я еле удержалась, чтобы не засмеяться лихорадочно-уставше. Под вопросительные взгляды горгоновцев пришлось объясняться:
– Ну, смотрите. Мы сейчас спускаемся по склону, и у нас есть пустые тачки, которые, судя по всему, килограмм шестьдесят-восемьдесят выдержат без проблем… – Норман с Сарой восторженно заулюлюкали, сразу вникнув в мою ребяческую затею. Даже поникший Стэн добродушно ухмыльнулся.
– Здесь явно Криса не хватает, он такое "безрассудство" любит, – гыгкнул Роудез; Стэн при упоминании Льюиса скривился. – А, впрочем, если прикинуть, вполне неплохой вариант спуска.
– Если мы в эту "карету" сядем, то всю добычу придется тащить на руках, – усмехнулся Тарэн. – Но дамы волне могут устроить себе скоростной спуск.
– Слушай, и чего мы в таком случае ждем? – просияла Сара, а я до сих пор не могла принять, что мои слова восприняли серьезно; однако Карани и не думала оставлять задуманное. – Да брось, мы ничего не теряем и ничем не рискуем: спуск не крутой, а у тачек крупные устойчивые колеса. Спустимся быстро, сможем отдохнуть, пока эти двое плестись будут, – я мешкала, но запал Сары был заразителен, а потому идея становилась заманчивее. – Давай, соглашайся, Штеф. Немного ребячества нам не повредит. К тому же, котик, напомню: это твоя идея.
– Что ж… "Раз начинаешь – доводи до конца", – ответила я негромко.
Норман со Стэном помогли нам с Сарой забраться в скрипящие "корытца на колесиках"; я вцепилась в бортики тачки так сильно, что побелели костяшки, и, переглянувшись с Карани, выдохнула спокойнее, не замечая, как брови сдвинулись у переносицы, а уголки губ дернулись вверх.
– Готовы? – коротко спросил Стэн, и под наше синхронное "да!" нас толкнули вперед.
Охнула. Ветер ударил в лицо, тачка с грохотом понеслась вниз – казалось, что мы летим по воздуху, оторвавшись от асфальта, – я все ждала, когда перевернусь, упаду… Но тачка, сделав внизу небольшой поворот в сторону, остановилась. Из-за шума в ушах смех Сары казался приглушенным и далеким. Лихой спуск занял пару секунд; я, в каком-то отрешенном состоянии откинула голову назад, смотря на серое небо, на тучи, очерченные золотым ореолом солнечных лучей, и, остро различая собственное сердцебиение, пыталась поверить, что все взаправду, что еще дышу, что жива по-настоящему.
До сих пор жива.
Минуло больше четырех часов с начала пути. Сара единожды связалась с Робертом, дабы доложить обстановку. Небо полностью затянули тучи, периоды нестерпимой духоты сменялись холодным промозглым ветром, пробирающим до костей – сомнений в грядущей буре не осталось. Ноги налились свинцом, спина потеряла тактильное чувство – один сплошной комок тягучей боли; полупустой рюкзак казался сделанным из осмия, тянул вниз, врезаясь в кожу плеч нестерпимой ношей; я ощущала себя титаном, удерживающим небосвод. Поглядывая на горгоновцев, старалась не выказывать усталости. Силилась продолжать двигаться в их темпе. Не могла подвести. Не имела права, согласившись идти, стать для них обременительной заботой.
Солнце не показывалось из-за туч и еле заметным отблеском среди дымки облаков зависло где-то над нашими головами. Вид близящейся заправки придавал сил – цель близка, – о предстоящем пути назад, отяжеленным грузом, лучше вовсе не думать.
Затерлось время. Шла, потупив взгляд под ноги и теряясь в мыслях, а потому крайне удивилась, когда мы оказались у места назначения.
Сара подняла руку, задерживая нас на месте.
Заправка, одинокая машина с раскрытыми дверьми, разложившееся тело поодаль. Я спешно отвернулась, давя рвотный рефлекс. Кислота подступила к горлу, перед глазами мелькали картинки, воспоминания, одно хуже другого. Стэн взял меня за плечо, потянул за собой. Сара, держа пистолет поднятым, осторожно продвигалась вперед.
Я подняла глаза к небу – птица пронеслась совсем низко над землей и скрылась в дымке облаков, – не прошло и пары секунд, как на лицо упало несколько капель дождя. Затем еще. И еще. Заморосил мелкий теплый дождик. Затихло на долю мига, а затем прокатился далекий раскат грома.
Горло сжал болезненный спазм, в глазах стало горячо – в сознании ярким кровавым пятном вспыхнула ночь в °22-1-20-21-14, апокалипсическая буря и начало кошмара наяву. Не знаю, почему мысли вернули в самое начало – после той судьбоносной ночи и грозы рокотали, и гром рвался, но оголенные нервы среагировали на триггер именно тогда, у заправки. Тело откликнулась каждой частичкой, и внезапное изнеможение обуяло, почти сбивая с ног. Вся тяжесть стянулась в район солнечного сплетения и рухнула вниз, придавливая к земле. Хотелось лечь прямо здесь, прямо на асфальт, прямо под начинающимся дождем; но горгоновцы уже подходили к придорожному магазинчику, и следовало поспеть за ними.
Сама вызвалась идти. Сама пошла. Никто не заставлял. Ныть, жаловаться или жалеть себя непозволительно. Роберт сказал как-то: "если ты заранее даешь себе установку, что не справишься, даже не берись что-либо делать".
Но я подобную установку себе не давала. Никогда. Если уж бороться, то до конца.
Нащупала за поясом пистолет и бросилась вслед за горгоновцами.
Тучи опускались ниже, на улице темнело; помещение небольшого магазинчика погружено в синий полумрак. Хаос. В воздухе витал запах пыли и чего-то горелого. Полки перевернуты, разбита витрина, пол усеян осколками. Хвала Матери – без видимых следов борьбы. И крови не было.
Карани несколько раз ударила по ближайшему стеллажу, и эхо металла расползлось по магазину, зазвенев в далеких углах протяжным стоном. Горгоновцы держали оружие наготове, и я, сама того не замечая, сильнее сжала пистолет обеими руками, чуть приподнимая дуло от пола; не обратила внимания и на то, что чуть согнула ноги в коленях, что стала полубоком – так обычно делал Льюис, идущий на осмотр, – а когда заметила, лишь усмехнулась, качнув головой. Бессознательно скопировала движение, чтобы чувствовать себя увереннее, чтобы выглядеть увереннее. Или чтобы сорваться прочь без промедлений – "бей или беги".
– Чисто, – Сара ловко выудила фонарик и, прислонив его к пистолету, сделала еще несколько шагов вглубь магазинчика. Затем резко опустилась, заглядывая под стеллажи; движения ее были отточенными, быстрыми, но плавными. – Так, котики, работаем в темпе. Стэн, пойдешь сливать бензин; возьмешь с собой Штеф, – Карани посмотрела на меня, – посмотри за округой. Мы с Норманом пройдемся по спискам Стивена.
– Принято, – ответила я, точно не своим голосом. Затем спешно скинула рюкзак с плеч, подошла к Саре, протягивая его ей вместе с небольшим исписанным клочком бумажки. – Если не затруднит, закинешь кое-какие вещи для меня? – девушка легко кивнула, мягко улыбнувшись.
Вышли со Стэном из душного магазинчика, темного и откровенно жуткого – даже без литров крови и расчлененных тел менее страшно не становилось, воображение с лихвой компенсировало оглушающую пустоту достроенными монструозными сущностями. Отправиться с Тарэном на улицу за бензином – несказанное счастье и милость судьбы.
От дорожного покрытия шел жар, пахло сырым асфальтом. Дождь моросил мелкий, почти водная пыль. Стэн скорым шагом направлялся к топливораздаточным колонкам, и я спешила за ним, с наслаждением, почти жадно втягивая влажный воздух носом.
Безлюдье ощущалось кожей.
– Я могу обойти заправку и магазин кругом, – бросила Тарэну, проводившему манипуляции со шлангами и канистрами.
– В этом нет необходимости. Место хорошо просматривалось, пока мы сюда шли.
– Слепой участок все равно есть, разве нет?
– Журналистское любопытство играет? Хочешь еще парочку разлагающихся тел найти?
Я пренебрежительно сощурилась, глядя на Стэна, но ни в голосе его, ни на лице не было ни ехидства, ни сарказма (которые обыкновенно лились из Льюиса), а потому желания сострить в ответ не возникло (в отличие от диалогов, опять же, с Крисом, зачастую превращающихся в негласное соревнование за лучшую колкость).
– Там фура на стоянке брошена…
– Угу, а еще разбитый мотоцикл. Но, Штеф, не думаю, что ты найдешь что-то занимательное или полезное, а опасное уже нашло бы нас само.
– Просто уточнила, – ответила, пожимая плечами.
Стэн сменил канистру. Топливо шумно заполняло вторую емкость, пока горгоновец с силой закручивал крышку на первой.
– Впрочем, – прокряхтел мужчина, – если не хочешь стоять, можешь пойти осмотреть машину, – я поморщилась, вспомнив транспортное средство и тело рядом с ним; дернула плечами рефлекторно. – Посмотри, есть ли ключ зажигания. Было бы просто отлично, если бы мы смогли на этой развалюхе хотя бы часть пути проехать.
Медлила, мучительно подробно воскрешая в памяти разложившийся труп, стремясь тем подготовить себя к созерцанию его вблизи. Видя мое замешательство, Стэн пробурчал себе под нос что-то невразумительное, затем громче сказал мне остаться и дозаполнить канистры, мол, дождь моросит, нечего промокать, да и труп я не осмотрю на наличие ключей. Он как-то взвинчено выпрямился, но затем выдохнул спокойнее, подбадривающее похлопал меня по плечу и направился прочь из-под навеса.
Первой мыслью на реакцию Стэна было: "О, Небеса и Богиня Матерь, он серьезно на меня злится?"; но махнула головой, понимая, что лишь накручиваю себя и пытаюсь увидеть то, чего нет, и приписать человеку эмоции, которых он не испытывает.
О проекте
О подписке