2

Мы пробирались сквозь лесную дорогу. Впереди брезжил просвет приближающегося шоссе. Солнце то пряталось за облаками, то вновь проглядывало, делая зеленые листья над нами позолоченными. Температура вполне комфортна для передвижения; мои утренние волнения о вылазке теперь казались надуманными и преувеличенными. Прошедшие полтора часа ходьбы прошли почти незаметно и вполне легко под шутки Нормана, иногда доходящие до абсурда и находящиеся на грани приличия и морали. Сара перешучивалась вместе с ним, порой и мне доводилось "доработать" какую-то из баек Роудеза. Стэн тоже посмеивался, вспоминая забавные бравые истории из отпускной жизни горгоновцев. В общем, временами нас захватывал гомерический гогот, который мы были не в силах сдержать – смех эхом разносился по лесу, и даже появись откуда-то зараженные, мы бы так и продолжили задыхаться истерическим смехом (может, это действительно работала своего рода самозащита истощенного организма, старающегося искусственно привести эмоциональное состояние в баланс).

За нашими спинами осталась база, река; теперь почти миновали лес.

Где-то глубоко в душе я понимала: чем грубее были наши шутки, чем громче мы смеялись (закрывая, при этом, рты, чтобы хотя бы создать иллюзию нашего "бесшумного" передвижения), тем больше старались отогнать неприятный и липкий страх. Каждый помнил о том, что находился в опасности; но мы заставляли себя не думать об этом. Заставляли себя отгонять пугающие мысли, и не пытаться в каждой тени и в каждом шорохе видеть то, что могло нас убить. Правильно это было или нет, я не знаю. Но, уверена, не делай мы этого, дорога стала бы еще дольше и тяжелее.

Наконец пересекли последние заросли, оставляя за спинами темнеющие кусты и деревья. Вышли на широкую асфальтированную дорогу; дальше нее стелились бесконечные просторы с редкими кустарниками и одинокими деревьями. Где-то у горизонта по ту сторону виднелись еще леса, далекие-далекие трубы, очертания которых пропадали ни то в облаках, ни то в дымке…

Парило. Над нагретой землей переливался и струился воздух. Знойное марево окутало и лес.

Повернули по шоссе вперед. Дорога почти не петляла, по крайней мере до заправки с магазином, но была немного холмиста – один из спусков круто уходил вниз, затем вновь поднимался, и уже ровной полосой дорога стелилась дальше. Там, почти у горизонта, виднелись линии закрытых рабочих станций – своеобразных муравейников, "купольные городки" – люди обычно работали там и жили, без возможности покинуть "закрытые прозрачным колпаком селения"; запрету подвергались и попытки в такие городки попасть. В этих местах функционировали различные конструкторские бюро, научные центры, значимые объекты военно-промышленного комплекса. "Купольные городки" тоже стали определенным символом власти Трех.

Дальше линий станции – голубые ломаные очертания далекой горной цепи. Шоссе там начинало змеиться серпантином.

Сара посмотрела на наручные часы. Перерыва не дала, сказав, что сделаем остановку не раньше, чем через полчаса.

Продолжили путь. Тачки стали меньше греметь (асфальт все же куда ровнее лесной накатанной дороги), а нам самим стало еще жарче и душнее. От дороги нещадно парило, и даже в те минуты, когда солнце пряталось за тучи, легче не становилось. Помня о правиле "чем больше пьешь, тем больше хочется", я старалась лишь немного промочить горло и пересыхающие губы. Вновь замолчали, посматривая то на темнеющий по правой стороне лес, зловеще наблюдающий за каждым нашим шагом, то назад, словно ощущая на своей спине чей-то пристальный взгляд.

Сон тревожный, поверхностный; когда машина вдруг останавливается, я сразу приоткрываю глаза, всматриваясь в темноту ночи. 

Широкая река. Арочный мост. Заграждения, перекрывающие дорогу. Рядом с ними таможенный пост. Роберт, осматривающий тросовое ограждение, дает указание жестом.

Слышу, как Льюис шумно выдыхает, выходя из машины, и сама спешно скидываю плед, – ночь не по-летнему холодная, – на секунду мешкаю, но затем тоже распахиваю дверь.

На улице промозгло. Ночь темная, безветренная. Нарастающая луна затянута пепельными облаками. Оглядываюсь – холмы поросли низким кустарником, усыпанным мелкими белыми цветами, яркими точками виднеющимися за пределами трассы. Широкая река, похожая на разлившуюся нефть, бездвижна и нема: ее очертания теряются во тьме горизонта. 

Верчу головой, всматриваясь во мрак ночи, – боюсь, что кто-то из этой темноты всматривается в меня. Пристальным взглядом следит за каждым моим движением; ждёт, когда отвернусь, когда потеряю на мгновение бдительность… 

Но вокруг пусто. Безмолвный пейзаж. Оставленный таможенный блокпост. Кроме меня, да Роберта с Крисом больше никого на улице нет. Поздняя ночь, пахнущая землей, что целый день погибала под палящими солнечными лучами, да теми белыми цветочками; Сэм и все горгоновцы спят (кроме, конечно, водителей).

—..да, конструкция полуавтоматическая, – доносится до меня голос Роберта; он почти философски относится к ставшей постоянной потери времени при пересечении КПП. Местами мы завязали на многие часы, порой тратя целый день, чтобы проехать очередную пограничную черту. Когда зараженные (да и эвакуирующиеся) хлынули потоком, большую часть барьеров заблокировали. Благо, здесь нам хотя бы не приходится прорываться через сотни машин. – Вон тот участок открывали дистанционно на посту; давнишняя установка, такие хлипкие уже лет семь как не ставят, так что, считай, нас силы свыше по этой дороге повели. Конечно, автоматизировано мы сейчас проезд не откроем, но стойки не забетонированные, да и внутри полые. 

– Думаешь, получится снести?

Роберт неоднозначно пожимает плечами.

– Думаю, что есть ручной рычаг. Так будет проще и разумнее; непонятно, насколько прочными окажутся сами тросы. Мы, вроде, никуда не торопимся, можно осмотреть КПП. Там и рычаг найдем, и будет очень неплохо, если что-нибудь из боеприпасов попадется. 

– Я могу пойти с вами? – выпаливаю сразу, и горгоновцы недоуменно оборачиваются ко мне. – Если, конечно, там никого нет, будет чисто, и я не помешаю, – проговариваю все так же скороговоркой. – Мне никогда еще не доводилось проникать внутрь таможенного поста, посмотреть, как он организован изнутри. К тому же, может я смогу найти что-то интересное. Или полезное. 

Льюис кривит губы в недовольстве, но Роберт кивком головы подзывает к себе, а когда подхожу – протягивает фонарик.

Из круговорота мыслей меня вытянуло яркое красное пятно, показавшееся среди зарослей кустарников и низеньких деревьев.

– Машина Марка, – первым проговорил Норман. Он переглянулся с нами и ускорил шаг.

Схваченное напускное спокойствие сошло на нет. Можно было сколько угодно выстраивать крепостные стены замка из облаков, да только таяли они от любого соприкосновения с реальностью; и красная груда металла, показавшаяся перед нами, напомнила о действительности происходящего.

Глазам предстала жуткая картина: смятая разбитая машина, капот которой превратился в гармошку металла. От лобового стекла остались только кровавые осколки. Я остановилась в нерешительности, не в силах сделать следующий шаг. Внутри скрутило живот от волнения. Ни Марка, ни девушки уже не было в живых. И так странно (даже болезненно) столкнуться с тем, что напоминало о последних их минутах. Чужие, абсолютно чужие мне люди, но я буквально ощутила их страх и панику, ощущение их потерянности и отчаяния, перехватывающего дыхание. Представила, сама того не желая, последние секунды перед обращением девушки, перед столкновением с деревом.

Она ведь понимала, что происходящее с ней не просто недомогание? Она ведь чувствовала, что в затылок ей дышала смерть? И, уверена, она до безумия хотела жить. До безумия боялась.

Я опустила глаза и сильнее вцепилась в лямки рюкзака. На глаза накатились слезы.

– Штефани, – Норман тронул за плечо. Я дрогнула. Совершенно не заметила, как подошел горгоновец. Постаралась улыбнуться ему, кивнула.

Стэн в это время оставил тачку на дороге, а сам поспешно спустился к машине. Сара шла следом за ним, поднеся руку к кобуре. Тарэн ударил по открытой двери машины, чтобы та распахнулась настежь. Затем, приложив немалые усилия, поднял заклинивший багажник.

Ни внутри салона, ни внутри багажника ничего не было.

– Рваные шмотки; ими только костер развести, – констатировал Стэн, похлопав по машине.

– А что по бензину? Есть что слить? – нахмурился Норман. – Шланг с собой.

– Марк сразу обмолвился, что бензина у него совсем немного оставалось, – покачал головой Тарэн. – Если литра три здесь будет, то уже хорошо.

– Посмотри, может, у него есть пустые бутылки, – проговорила Сара, сама заглядывая внутрь салона, – можно в них слить, три литра это уже что-то… О, а вот и газировка, – она вытянула полупустую бутылку с яркой оранжевой жидкостью.

– К тому же, – выдавила я, – тряпки есть, бензин есть – вот уже готовый костер. Да и, если прикинуть, тех же трех литров должно километров на двадцать хватить? Сколько ваши машины точно топлива едят? Шестнадцать на сто, да?

Даже издалека увидела нескрываемое удивление на лице Стэна. Лицо Норман расплылось в довольной улыбке.

– Шайер, – сказал он, имитируя интонацию Льюиса, – да ты не так проста, как кажешься, – Роудез давил лыбу во все тридцать два, а я неуверенно покосилась на Сару. Та тоже улыбалась, а затем коротко кивнула Тарэну, махнув рукой. Еще через пару секунд была обнаружена еще одна пятилитровая бутылка с остатками воды.

Сара выудила откуда-то большой черный пакет и бесцеремонно начала закидывать туда наспех брошенные в багажник одежды; остатки газировки и воды незамедлительно слиты Стэном. К нашему счастью заливная горловина топливного бака была без замка, и Норман с легкостью ее открыл. Роудез опустил один конец шланга в бензобак, а второй плотно обхватил губами. Резко потянул воздух и мгновенно опустил этот конец в бутылку.

– Сразу с собой возьмем, – Стэн глянул на Сару, – или на обратном пути?

– Зараженным ни бензин, ни тряпки не нужны, – качнула головой девушка в ответ, – а живые не будут копаться в разбитой машине, когда в поле видимости заправка с магазином. Оставим в багажнике и заберем, когда будем возвращаться.

Норман отряхнул шланг, забросив его затем в тачку. Бутылку с бензином крепко закрутили и положили вместе с вещами. Багажник захлопнули, оглянулись по сторонам. Я еще раз украдкой посмотрела на выбитое стекло и потемневшие остатки засохшей крови.

Слова Роберта "слезы нужно оставить позади" и "не смей отчаиваться" Льюиса холодно и несколько грубовато прозвучали в голове. Поспешно поднялась на дорогу вслед за горгоновцами, глубоко вдохнула, прислушиваясь к тишине.

На секунду солнце показалось из-за туч, а сильный поток ветра пронесся в верхушках деревьев. Зашелестели листья неразличимым шепотом.

Нужно идти дальше. И мы пошли. Большая часть пути осталась впереди, не говоря о том, что потом следовало возвращаться. Почему-то для меня пока не существовало обратной дороги. Была только точка "А" – вперед, ни шагу назад, ни лишней мысли.

Вновь заговорили о пустом. Незаметно речь перешла к самой "Горгоне". Спрашивать деликатные вещи напрямик я пока не решалась, да и не знала, с чего следовало начать. Горгоновцы удивительным образом сочетали в себе две ипостаси: с одной стороны, как когда-то выразился Сэм, были безликими тенями, сокрытыми именем своей группы, с другой – именно они являлись военной элитой, не раз вершившей исход сражений и поворотных моментов. Не стоило забывать, что первые Трое укрепились у власти именно благодаря поддержке "Горгоны" (вернее сказать, ее прародителю – Серпенсариевской гвардии); развязка того переворота предрешилась и армией, и церковью, но последний гвоздь забил командир горгоновцев. Безымянный. Как и прочие. Даже настолько значимое и переломное событие не внесло имен "Горгоны" в историю.

Вникать в систему и идеологию, действующую внутри группы, было тяжело и непонятно. Иногда казалось, что горгоновцы иррациональны в своей вере в командира, в почти благоговейном отношении к своему званию, в слепом следовании неписанных правил и обычаев. Но они буквально жили этой группой. "Горгона" жила в каждом из них.