Филипп кивнул в знак согласия, улыбнувшись одним уголком рта. Заодно. Хотелось бы верить, что она права.

Кэрри небрежно махнула рукой в знак прощания и поспешила в конец коридора, где, видимо, и находилась нужная палата. Сколько же доброты в этой девушке. Наверное, она единственная, кого стоны той несчастной не раздражали и не пугали, а побуждали к сочувствию и заботе. Удивительно, но Филипп даже не надеялся встретить здесь таких… милых людей. Ему почему-то казалось, что все призывники будут такими же мрачными и озлобленными, как и он сам. Но теперь Филипп надеялся, что Кэрри не одна такая, и вдруг подумал о Септимие, том парне, с которым он познакомился в поезде. Он тоже был добр. Будет радостно узнать, что он выжил. А если нет…

Юноша так и стоял посреди коридора, думая о том, что нужно привыкать к тому, что люди вокруг умирают.

Следующие дни побежали один за одним так же незаметно, как сон после инъекции. Присоединившись к остальным выжившим, Филипп понял, что все только начинается. Направление его жизни резко сменило русло, но он все еще оставался собой и не собирался становиться слабым звеном из-за своей ненависти к отцу. Сыворотка не отняла его жизнь, а добавила новых сил, чтобы бороться дальше и гнуть свою линию. Отец должен это увидеть и пожалеть о своем решении.

После «посвящения», как называют инъекцию в Кастрисе, простых призывников, чьи жизни не стоили и гроша, стали называть абсолютами. Теперь они стали теми, кого уважают и ценят. Они превратились в дорогостоящий материал в руках правительства. Как сказал Фридман, абсолюты – это бесформенные алмазы, которые здесь примут свою огранку. Что же, с этим Филипп спорить не собирался. Новая оболочка была ему просто необходима.

Возвращаясь к минуте, когда Филиппу, наконец, разрешили покинуть лабораторию и вернуться к остальным выжившим, он невольно вспоминал миг, когда вошел в свою новую комнату и увидел знакомый силуэт. Освещенный искусственным блеклым светом посреди четырех серых стен на дальней койке сидел парень, склонившись над какой-то книгой. Взглянув на его сильные смуглые руки, Филипп тут же подумал про Тавена, решив, что тот каким-то образом проник в Кастрис. Он так обрадовался старому другу, что чуть было не кинулся к нему в объятья, как вдруг застыл, осознав, что ошибся, когда к нему повернулось совершенно чужое лицо.

– Хах! Привет, новичок, – добродушно оскалившись, небрежно произнес парень, затем встал и подошел к Филиппу, протянув ему руку.

Нет, это был совсем не Тавен. Но отчего-то этот оскал показался довольно знакомым. Словно дежавю.

– Я Раджи, – сказал смуглый парень, и тут Филиппу ясно вспомнилась их первая встреча. Он видел этого парня у поезда. На его плече был наколот ворон. Значит, эта улыбка вовсе не являлась злобным оскалом. Сейчас он улыбался точно так же.

– Я Филипп, – ответил юноша, внимательно вглядываясь в лицо собеседника и пытаясь угадать его мысли. Теперь предстоит к каждому присматриваться более, чем внимательно, чтобы среди толпы призывников найти достойных союзников.

– Рад, что ты с нами, – без тени притворства признался Раджи и уселся обратно на свою койку, взяв в руки книгу. На обложке было написано: "М. Горький "На дне".

– Почему рад? – поинтересовался Филипп, сев напротив. Кажется, эта кровать была никем не занята.

– Ну, посуди сам, – непринужденно произнес Раджи, укладываясь на спину поудобнее. – Сын канцлера, получивший военное образование и всю жизнь наблюдавший за ведением политических дел ближе, чем кто-либо из нас, плюс ко всему, оскорбленный и обозленный… Да, пожалуй, с тобой у нас больше шансов выжить.

– Это так заметно? – смутившись, спросил Филипп. – Насчет обозленного?

– Нет, – успокоил его Раджи, хитро улыбнувшись.

– Ты поймал меня, – с досадой усмехнулся парень, признав свое поражение. – Повелся на провокацию.

– Извини, – лицо другого расплылось в довольной гримасе. – Не переживай, я умею хранить секреты. И… я тебя понимаю. Неприятно, когда от тебя отказываются.

– Что ж, – Филипп наклонился, сложив руки в замок, – для своих лет ты кажешься слишком опытным. Кто ты такой?

Раджи не был тем, кем казался на первый взгляд. Филипп узнал его, даже больше – он его понял. Возможно, он не просто так спутал его с Тавеном. Между ними действительно было что-то общее. По крайней мере, рядом с обоими Филипп чувствовал себя на своем месте. Однако судьба Раджи оказалось гораздо мрачнее. Он рассказывал о себе не сразу, постепенно, осторожно нащупывая нужный уровень доверия к новому знакомому. И Филипп любил его слушать. Он прислушивался к нему. Так было и тогда, и теперь, когда их нити сплелись намного крепче.

К концу второй недели абсолюты стали просыпаться все чаще. Таким же памятным моментом, как знакомство с Раджи, стала новая встреча с Септимием.

В тот момент закончилась утренняя тренировка, и абсолюты находились в столовой за завтраком. Филипп тогда сидел за столиком в привычной компании Кэрри и Раджи, которые за несколько дней стали его верными союзниками. Впрочем, выбирать друзей среди абсолютов было куда сложнее, чем просто фанатов. Многие призывники слепо поклонялись сыну канцлера, некоторые, напротив, тихо ненавидели. Однако и Раджи, и милая Кэрри оставались именно теми людьми, которые забывали о фамилии Марчелл, когда общались с Филиппом. Они были честны с ним, за это он уважал их и старался держаться поближе.

Среди выживших, несомненно, оставались те, кого вообще не интересовала персона наследника. Например, среди абсолютов Филипп заприметил двух сдружившихся парней, которых невольно мысленно стал называть «странной парочкой». Один был юноша в очках, Юрий, которого он встретил у поезда вместе с Раджи, а другой – парень азиатской наружности по имени Макото. Первый был повернут на работе с техникой, постоянно копался в каких-нибудь приборах и часто разговаривал сам с собой, а его способность менять цвет кожи, как хамелеон, только добавила его образу той «чокнутости», которая была ему присуща. Юрий весьма забавно менялся в цвете: краснел, когда злился, зеленел, когда нервничал, а иногда даже белел, как снег, если в его голове происходил слишком сильный мозговой штурм. При этом он вечно поправлял очки на носу, даже если они не сползали. Впрочем, ни особой симпатии, ни антипатии у Филиппа он не вызывал.

Второй, Макото, не казался бы таким странным, если бы не ходил с вечно приподнятым настроением. Во время тренировок он мог вдруг начать двигаться в ритме музыки, которая якобы играла в его голове, либо просто начинал подвывать, напевая какую-нибудь песенку, или же просто обегал каждого, подбадривая придуманными на ходу кричалками. Это веселило абсолютов, когда не раздражало. Плюс ко всему у него было два странных пристрастия. Первое – он безумно любил комиксы и как только не торговался с военными, чтобы те притащили ему парочку журналов, и тогда он на несколько дней затихал, пока не прочитывал все от корки до корки по несколько раз. Второе – он был помешан на травах и специях. Не то что бы Филипп подозревал его в чем-то, но этот парень казался таким же безумным, как его друг, когда в его руки попадало что-то из специй. Например, если в столовой подавали еду, присыпанную какой-нибудь зеленью, он хватал ее, нюхал, рассматривал, пробовал языком, потом совершал с ней какие-то манипуляции, смешивая с другими приправами, и только потом приступал к пище. Да, пожалуй, они с Юрием стоили друг друга.

Также Филипп познакомился с девушкой по имени Ноэль. Поначалу она держалась особняком, только сверлила всех своим пронзительным взглядом, этими ледяными голубыми глазами, в которых будто тонуло все, что попадало в поле зрения. Филипп поглядывал на нее, пытаясь понять ее поведение, но та всегда пряталась от наблюдателей, прикрывая лицо длинными черными волосами. А потом, в какое-то утро она явилась на тренировку с абсолютно лысой головой. И с тех пор стала улыбаться и даже пыталась общаться с другими абсолютами. Однако ее поступок остался для Филиппа загадкой. Насколько ему удалось узнать, Ноэль устроила истерику перед введением сыворотки, расцарапала руки медсестры и опрокинула все приборы. Инъекция ее усмирила, однако внутри девушки, по всей видимости, еще осталось немало взрывчатого вещества. Но, как ни странно, Ноэль теперь вела себя весьма покладисто, не конфликтовала ни с военными, ни с абсолютами. При встрече с Филиппом она всегда улыбалась, а в последнее время даже заводила разговоры, давая понять, считает его достойным лидером. Но он не спешил относить ее к кругу доверенных лиц.

К тому же у Ноэль был друг, который постоянно вертелся вокруг нее. Парень по имени Джерт. Взбалмошный и абсолютно бестактный, постоянно привлекающий к себе внимание посредством тупых шуток и всяческих замечаний, будь они уместны или нет. Плюс ко всему у него была скверная привычка давать всем прозвища. Особого внимания Филипп на Джерта не обращал, поскольку не считал его ни соперником, ни хорошим союзником. Но стоило отдать должное его физической подготовке, в которой он не уступал даже Раджи. Поэтому со счетов его списывать было нельзя.

Среди первых очнувшихся Филипп встретил еще девушку по имени Ати с такой же способностью, как и у него, поэтому они виделись на частных тренировках. Рядом с ней постоянно маячил рыжеволосый кудрявый парень Йохан, который проявлял способности в физике и потому тесно общался с Юрием. Позже в себя пришел крупный, даже очень полный парень по имени Август, вызвав немало удивления со стороны других и, конечно, столько же насмешек. Многие даже делали ставки, сможет ли он продержаться за стеной хотя бы день, другие – что не доживет и до отправки. Однако спустя какое-то время все поняли, что толстяк весьма дружелюбен и отзывчив, поэтому стали закрывать глаза на его внешность. Вдобавок к этому он жил в одной комнате с местным красавчиком Максвеллом, который не забывал подкалывать соседа насчет его лишнего веса изо дня в день. Кто знает, может, это служило для Августа некоторой мотивацией.

Отчетливо Филипп помнил и пробуждение парня по имени Асманд, который в первый же день тренировок заявил себя как опытного бойца. После него появилась темнокожая девушка Рудо, попавшая в компанию Ноэль и Джерта. Затем пришел худощавый неуверенный в себе юноша по имени Ален, совсем юный парень Самир, девушка Верена, а затем абсолютов стало прибывать все больше и больше. К концу второй недели Филипп не успевал запоминать даже имена новопришедших. Выживших насчитывалось уже больше восьмидесяти.

И вот однажды, когда Филипп вместе с Кэрри и Раджи сидел за завтраком, в проеме двери вдруг появилось знакомое лицо и светлые длинные волосы. Голубые спокойные глаза медленно плавали взглядом по столовой, рассматривая своих новых товарищей. Филипп не сразу поверил, что перед ним действительно он, его первый друг на этом пути, тот самый добродушный парень из поезда. Септимий не то что бы стал ему настолько близок всего лишь за сутки, которые они провели вместе еще до инъекции, но его отсутствие, как ни странно, было весьма ощутимо, словно у руки не хватало одного пальца. А теперь, увидев его лицо, Филипп вдруг почувствовал себя полноценным. Будто картина получила свое логичное завершение, пазл сложился, стакан наполнился.

Ощутив невероятный прилив радости, Филипп широко улыбнулся, махнув Септимию рукой. Тот, обрадовавшись старому знакомому, сразу же поспешил к их столику. Но знаменательной была не сама встреча Септимия и Филиппа, хотя все вышесказанное вело именно к этому. Филипп запомнил тот момент, когда, проследив за его радостным взглядом, обернулась Кэрри. Девушка повернула к Септимию свое лицо, и тот вдруг застыл как вкопанный посреди столовой. Тогда это казалось таким странным и даже глупым, но позже Филипп, узнав тайну сия оцепенения, стал относиться к этому воспоминанию более трепетно.

Так встретились Септимий и Кэрри. До отправки оставался месяц.

Глава 5. Быть абсолютом

Жарко…

Очень жарко.

Все тело горело, потому что вокруг пылало пламя. Огонь окутал в лесу все деревья, по которому она бежала, не зная, куда, но с диким желанием выбраться отсюда. Чей-то голос постоянно звал ее по имени. Он раздавался где-то впереди. Кто же это?

Юнис обернулась и увидела, как позади все пожирает пламя. Его языки тянулись прямо к ней, обжигая кожу, словно удар хлыста. В ужасе девушка наблюдала, как тлеют ее волосы. Все происходящее было безумием. Юнис не понимала, как она оказалась в этом лесу, а впереди вновь раздавался чей-то голос. Из последних сил оттолкнувшись от земли, девушка ускорила бег, хотя все это время ей казалось, что она стоит на месте.

Вдруг что-то схватило ее сзади, и, не успев оглянуться, Юнис с грохотом упала на землю ничком. Ей не хватало сил даже встать. Она беспомощно двигала ладонью по земле. Трава… такая мягкая и шелковистая, словно огонь пожалел ее. Закрыв глаза, Юнис сжала пальцами зеленые стебельки, готовясь к тому, что сейчас просто сгорит…

– Вставай! – громом раздался чей-то зов.

Девушка распахнула глаза и устало перевалилась на спину. Небо. Такое чистое голубое небо. Без единого облачка. Она уже в раю?

– Вставай! – вторил голос.

На этот раз Юнис испуганно вскочила и посмотрела по сторонам – никого. Никого и ничего. Куда делся горящий лес? Вокруг лишь пустота и отдаленный плеск воды… Юнис только моргнула и вдруг поняла, что находится у озера, ее с братом озера. Именно здесь два года назад она пыталась спасти женщину…

– Сюда, за мной, – знакомый голос заставил девушку обернуться. Она не могла больше верить своим глазам. Перед ней стояла миссис Браун, мама Люси. Почему она здесь? На глазах девушки выступили слезы. Они были такими горячими, что Юнис сразу же попыталась быстрей их вытереть.

Оказавшись совсем близко, миссис Браун спокойно протянула девушке руку. Юнис, удивляясь своей покорности, сделала шаг…