Перед поэтами проносится призрак Мирры. Тень Джианни Скикки бросается на алхимика Капоккио и низвергается с ним на дно вертепа. Другие призраки и упрек Вергилия.

 
¹ Когда на племя фивское была
Разгневана Юнона за Семелу^{175}
И в месть свой гнев ужасный облекла,
 
 
⁴ Тогда Юноной страшному уделу
Афамас обречен был. До того
Юнона обезумила его,
 
 
⁷ Что он, жену увидя, у которой
В тот час два сына были на руках,
К ней подбежал, с одной его опорой
 
 
¹⁰ Безумство было, – крикнув: «О, в сетях
Сейчас поймаю с львятами я львицу!..»
Потом с зловещим бешенством в глазах
 
 
¹³ Он кверху поднял грозную десницу,
Леарха сына за ноги схватил,
Швырнул его он кверху, словно птицу,
 
 
¹⁶ И об утес несчастного разбил,
А мать с другим ребенком утопилась…
Когда величье Трои закатилось,
 
 
¹⁹ И царь, и царство в сумраке могил
Нашли покой, тогда в плену скиталась
Несчастная, лишенная всех сил,
 
 
²² Гекуба и слезами заливалась
О смерти Поликсены^{176}, и потом,
Когда в слезах на берегу морском
 
 
²⁵ Она труп Полидора отыскала,
То ярость в ней такая началась,
Что, словно пес, Гекуба лаять стала;
 
 
²⁸ От горести рассудок в ней угас.
Но никогда фивяне иль трояне,
В которых кровь от бешенства зажглась,
 
 
³¹ В дни мирные, или в военном стане,
Жестоки столько не были, людей
Так не терзали люто, как зверей,
 
 
³⁴ Подобно двум свирепым привиденьям,
Которые – забыть их не могу —
Крутились перед нами с озлобленьем,
 
 
³⁷ Кусались, словно вепри на бегу.
Вот тень одна мгновенно наскочила
На Капоккио, зá шею схватила
 
 
⁴⁰ Противника, согнув его в дугу,
И, бороня им землю, потащила
Его с собой. Тогда проговорила
 
 
⁴³ Тень аретинца мне: «Смотри ты: вот
Джианни Скикки^{177} бешеный промчался;
Он в ярости других теней грызет».
 
 
⁴⁶ «Пусть дух другой, – тогда я отозвался, —
Тебя, как эта тень, не загрызет;
Но чей же призрак это?» И дает
 
 
⁴⁹ Мне тень ответ: «То Мирры похотливой
Преступная и грязная душа.
Она к отцу любовью нечестивой
 
 
⁵² Пылала, в тайных помыслах греша.
Но чтоб отец с ней разделить мог ложе,
Она меняла вид свой, уничтожа
 
 
⁵⁵ Все прежние черты свои, как тот
Свирепый дух, который уже скрылся.
Плененный кобылицей, без хлопот
 
 
⁵⁸ Он получить за то ее решился,
Что принял вид Донати, сочинил
Духовную и мертвым притворился.
 
 
⁶¹ За тот подлог коня он получил».
Когда две тени бешеные скрылись,
Свои глаза туда я устремил,
 
 
⁶⁴ Где новые преступники роились.
И я одним из них был поражен,
Так что невольно очи опустились.
 
 
⁶⁷ Похож бы был на лютню очень он,
Когда б из бедер ноги не торчали.
Он страшной водяной был отягчен,
 
 
⁷⁰ И эти ноги чуть его держали;
Раздутостью пугал его живот.
Стонала тень от жажды и печали,
 
 
⁷³ И, словно пасть, она открыла рот:
«О, вы, вы, избежавшие страданья,
Которое в вертепе адском жжет,
 
 
⁷⁶ Прошу вас, обратите же вниманье
Вы на меня, – так говорил дух нам,
Я знаменитый мастер был, Адам^{178}.
 
 
⁷⁹ Огромное имел я состоянье.
Не знал забот, не понимал нужды,
А здесь в Аду одно мое желанье:
 
 
⁸² Желаю каплю только я воды.
В моем уме всегда одна картина:
Холмов, цветущих в зелени, гряды,
 
 
⁸⁵ И с тех холмов зеленых Казентино
Бегут ручьи и падают в Арно…
О них воспоминание одно
 
 
⁸⁸ На краткий миг во мне не замолкает.
Оно ужасней всяких адских мук,
Ужаснее, чем тяжкий тот недуг,
 
 
⁹¹ Который вечно здесь меня терзает.
Одно воспоминание о тех
Местах, где совершил я тяжкий грех,
 
 
⁹⁴ Является моей ужасной казнью,
И вечной мукой, вечною боязнью
Терзаюсь я за то, что выпускал
 
 
⁹⁷ Поддельные флорины, и за это
Сожжен был я… О, если б отыскал
В Аду я два проклятые скелета
 
 
¹⁰⁰ Двух братьев… О, Гюидо! Не желал
Я зрелища другого, и его бы
На волны Бранды^{179} я не променял.
 
 
¹⁰³ Те призраки, исполненные злобы,
Которые вокруг меня снуют,
Сказали мне, когда они не лгут,
 
 
¹⁰⁶ Что в Ад сюда один Гюидо сброшен…
Но для чего теперь о том мне знать?
Вот в чем вопрос! Разит меня как нож он.
 
 
¹⁰⁹ О, что могу в Аду я предпринять,
Чтоб насладиться делом отомщенья,
Когда мои все скованы движенья…
 
 
¹¹² О, если б я хотя был легок так,
Чтоб каждое столетье подвигаться
Вперед мог на единый только шаг,
 
 
¹¹⁵ То я бы не подумал колебаться
И двинулся б вперед, чтоб отыскать
Во тьме, где души падшие крутятся,
 
 
¹¹⁸ Того, кого я должен проклинать,
Хотя окружность адской всей долины
И велика… Нельзя мне забывать,
 
 
¹²¹ Что все мои мученья и кручины
Чрез двух презренных братьев я узнал.
Подделывать фальшивые флорины
 
 
¹²⁴ Они меня заставили, и стал
Я жертвой их». Но тут спросил его я:
«Не знаешь ли, скажи, кто эти двое,
 
 
¹²⁷ Которые правей тебя лежат,
Один к другому плотно прижимаясь,
И пар встает над ними, колыхаясь?»
 
 
¹³⁰ Он отвечал: «Когда сошел я в Ад,
Они лежали здесь, не поднимаясь,
Не шевелясь. Столетий многих ряд
 
 
¹³³ Им суждено остаться без движенья.
Тень первая – Пентефрия жена,
За клевету достойная презренья.
 
 
¹³⁶ Другая ж тень, с которою она
Не разлучаться в бездне сей должна, —
Синона^{180} тень: то грек, стыда лишенный.
 
 
¹³⁹ Над ними пар стоит всегда зловонный…»
Тогда одна из этих двух теней,
Услыша приговор бесцеремонный,
 
 
¹⁴² Ударила врага рукой своей
По животу отвисшему, и брюхо,
Как барабан, вдруг загудело глухо.
 
 
¹⁴⁵ Но и Адам ответил ей в тот миг
Ударом по лицу своей рукою,
И был удар не легок, и такою
 
 
¹⁴⁸ Закончен речью: «Если не привык
И не могу я с места подвигаться,
Зато своей рукой, могу признаться,
 
 
¹⁵¹ Владею я, и мой удар силен».
И отвечал на то ему Синон:
«Когда при жизни должен был взбираться
 
 
¹⁵⁴ Ты на костер, тогда твоя рука
Была едва ли столько же ловка,
Как некогда, когда, на диво свету,
 
 
¹⁵⁷ Чеканил ты фальшивую монету».
«На этот раз ты правду говоришь;
Зато солгал – и ложь все знают эту —
 
 
¹⁶⁰ Ты при осаде Трои. Замолчи ж!..»
Синон же без ответа не остался:
«Пусть так, пусть я обманывать старался,
 
 
¹⁶³ А деньгами обманывал ты всех.
Я за один сюда попался грех,
А ты зато в таких грехах попался,
 
 
¹⁶⁶ Которые не снятся сатане…»
И тень с раздутым брюхом отвечала:
«О деревянном вспомни ты коне,
 
 
¹⁶⁹ Предатель ненавистный! Разве мало
Тебе того, что вся земля узнала,
Как дал тогда преступный ты совет.
 
 
¹⁷² Тебя теперь стал презирать весь свет!
Казнись же тем!» «А ты страдай от жажды,
От жажды, от которой не однажды
 
 
¹⁷⁵ Язык твой будет трескаться и рот,
От той воды поганой и зловонной,
Что, как забор, твой вспучила живот».
 
 
¹⁷⁸ И отвечал монетчик разъяренный:
«Преступный рот привык ты раскрывать
Лишь для того, чтоб лгать и предавать.
 
 
¹⁸¹ Пусть, тяжкою болезнью изнуренный,
Я пухну, вечной жаждою томим,
А ты – горячкой огненной палим,
 
 
¹⁸⁴ И череп твой всегда – воспламененный…
Тебя не стали б долго умолять,
Чтоб зеркало Нарцисса полизать
 
 
¹⁸⁷ Решился ты…» Я не щадил усилий,
Чтоб уловить теней взбешенных спор,
Вдруг: «Берегись! – проговорил Вергилий. —
 
 
¹⁹⁰ Заслужишь ты и гнев, и мой укор,
Когда их спором будешь увлекаться».
Я покраснел и опустил свой взор
 
 
¹⁹³ С таким стыдом, что даже, может статься,
Готов теперь воскреснуть он опять,
Когда я стану вновь припоминать
 
 
¹⁹⁶ Все, что тогда со мной происходило.
Я словно был охвачен смутным сном,
И хоть вины во мне сознанье было,
 
 
¹⁹⁹ Но я молчал; певец сказал потом:
«И большая вина твоя была бы
Искуплена столь искренним стыдом:
 
 
²⁰² Утешься же! Все люди в мире слабы…
Но если ты еще когда-нибудь
Услышишь спор, достойный лишь презренья,
 
 
²⁰⁵ Прочь уходи. Совет мой не забудь».
 

Путники приближаются к краю глубокого рва, составляющего последний, девятый круг Ада. Немврод, Эфиальт и гигант Антей.

 
¹ Речь, от которой я в одно мгновенье,
Стыд чувствуя, невольно покраснел,
Мне принесла потом и исцеленье.
 
 
⁴ Таким копьем, как говорят, владел
Ахилл: оно смертельно поражало,
И снова роковые язвы тел
 
 
⁷ Одним прикосновеньем заживляло^{181}.
Мы перешли уже долину бед
И подвигались далее; лежала
 
 
¹⁰ Над нами мгла: то был ни мрак, ни свет;
Над бездной тьмы там поднималась бездна,
И не могло быть в сумраке полезно
 
 
¹³ Мне зрение, но слух был поражен:
Такой ужасный трубный звук раздался,
Что заглушил бы гром небесный он,
 
 
¹⁶ И сквозь туман я разглядеть старался
То место, где гремел незримый рог.
Ему внимая, втайне я сознался,
 
 
¹⁹ Что сам Роланд сильней трубить не мог
В печальную минуту пораженья
Святого, но несчастного сраженья,
 
 
²² Где Карл Великий битву проиграл^{182}.
Едва очнулся я от удивленья
И в даль с усильем вглядываться стал,
 
 
²⁵ Как вдруг мне в ту ж минуту показалось,
Что предо мной в тумане возвышалась
За башней башня. Тихо я сказал:
 
 
²⁸ «Учитель! Это город, без сомненья,
Я вижу там?» Мне отвечал поэт:
«Обманчиво твое воображенье:
 
 
³¹ Сквозь эту полутьму и полусвет
Не может человеческое зренье
Проникнуть, и тебе я дам совет:
 
 
³⁴ Иди вперед, чтоб ближе убедиться,
Как расстоянье может обмануть
Порой наш глаз. Так продолжай свой путь,
 
 
³⁷ Но чтоб не мог ты очень изумиться, —
Взяв за руку меня, сказал певец, —
То должен ты теперь же убедиться
 
 
⁴⁰ И истину проникнуть наконец,
Что там не башни видишь сквозь туман ты,
Нет, сын мой, это страшные гиганты,
 
 
⁴³ Которые в колодезе стоят,
Погружены от пояса до пят…»
Как постепенно в поле начинает
 
 
⁴⁶ Редеть туман, и глаз наш привыкает
Предметы постепенно различать,
Так точно сам я начал прозревать;
 
 
⁴⁹ Но, сознаваясь в тайном заблужденье,
Невольный страх я начал сознавать,
Когда яснее стали выступать
 
 
⁵² Гиганты предо мной на темном фоне,
Как стены замка Монтереджионе^{183}
Покрыты рядом башен по углам,
 
 
⁵⁵ Так из колодцев стали видны нам
Громадные, как башни, исполины,
Открытые для глаз до половины,
 
 
⁵⁸ Которым и доныне с облаков
Громами сам Юпитер угрожает.
Сквозь тьму, как сквозь таинственный покров,
 
 
⁶¹ Передо мной яснее начинает
Обозначаться первый великан:
Я различал лицо его и стан,
 
 
⁶⁴ Часть живота и руки. Поступила
Природа очень мудро, что опять
Не хочет уже больше создавать
 
 
⁶⁷ Таких чудовищ страшных и лишила,
О, Марс, тебя земных твоих врагов, —
И если вечно творческая сила
 
 
⁷⁰ Природы создает еще китов,
Слонов творит, то, рассудивши здраво,
Природы мудрость я признать готов:
 
 
⁷³ Лишь только тот жить не имеет права,
В ком действуют повсюду заодно
Ум, злость и сила. Людям суждено
 
 
⁷⁶ Таких страшилищ в мире опасаться:
Никто не может им сопротивляться,
От них найти защиту нелегко».
 
 
⁷⁹ К гиганту стал я ближе подвигаться.
Его лицо так было велико,
Что, кажется, могло бы показаться
 
 
⁸² Не менее верхушки золотой
Над куполом Петра Святого в Риме,
Я задрожал перед фигурой той
 
 
⁸⁵ Представшего гиганта предо мной.
И остальными членами своими
Пугал он также. Если б за спиной
 
 
⁸⁸ Гиганта, погруженного по бедра,
Троим фрисландцам разом бы пришлось
Друг другу стать на плечи очень бодро,
 
 
⁹¹ То все-таки коснуться б до волос
Того гиганта им не удалось^{184}:
От плеч его до дна той ямы скверной,
 
 
⁹⁴ Где он стоял, и меры ж не найти;
То расстоянье пропастью безмерной
Являлось глазу. Молча на пути
 
 
⁹⁷ Остановился я пред великаном.
Он пасть раскрыл и прокричал тогда нам
Слова, но ни единый человек
 
 
¹⁰⁰ Их не поймет: «Rafel mai amech
Irabi almi»^{185}. Он своей гортанью
Безумной и бессмысленною бранью
 
 
¹⁰³ Лишь разрешался только иногда.
К гиганту мой учитель обратился:
«Тень жалкая! Труби в свой рог, когда
 
 
¹⁰⁶ Свой тайный гнев ты выразить решился.
Труби, чтоб этот гнев утихнуть мог.
К твоей груди привязан этот рог…
 
 
¹⁰⁹ На собственную шею посмотри ты…
Иль все соображения убиты
В тебе давно, бессмысленная тень?
 
 
¹¹² На шее у тебя висит ремень,
А на ремне и самый рог повешен!..»
И мне сказал Вергилий: «Ночь и день
 
 
¹¹⁵ Здесь страждет он, для всех бессильно бешен,
И сам себя проклятью предает.
Он совершил когда-то преступленье;
 
 
¹¹⁸ О нем ты слышал. Это сам Немврод.
От дикого его столпотворенья
Не понимать народа стал народ,
 
 
¹²¹ И языков узнали мы смешенье.
Не тратя слов, пойдем вперед пока:
Не может никакого языка
 
 
¹²⁴ Он понимать теперь в своем томленье.
Да и его никто уж не поймет».
И совершив затем другой обход,
 
 
¹²⁷ К гиганту мы приблизились другому;
Который мне по своему объему
Казался и ужасней и страшней
 
 
¹³⁰ И поражал громадностью своей.
Не ведал я, чья воля и чья сила
Гиганта так мучительно скрутила:
 
 
¹³³ Одна рука привязана к груди,
Другая точно так же назади
Привязанная цепью; цепь сходила
 
 
¹³⁶ От шеи вниз и тяжело пять раз
Вкруг тела великана обвилась.
«Перед тобой стоит титан надменный, —
 
 
¹³⁹ Так мой путеводитель мне сказал. —
С Юпитером, царящим над Вселенной,
Помериться он силами желал,
 
 
¹⁴² И вот за то наказан здесь, презренный.
Ты Эфиальта^{186} видишь пред собой.
Его деянья много прославляли
 
 
¹⁴⁵ В те времена, когда своей борьбой
Титаны всех богов перепугали.
Его рука, готовая на бой
 
 
¹⁴⁸ В иные дни и грозная когда-то,
Теперь в цепях, недвижностью объята».
И я сказал поэту: «Если мне
 
 
¹⁵¹ Возможно посмотреть на Бриарея^{187},
То укажи его мне поскорее».
Поэт сказал: «Здесь близко, в стороне
 
 
¹⁵⁴ Увидишь ты громадного Антея^{188},
Свободен он и может говорить;
Он нам с тобой поможет, может быть,
 
 
¹⁵⁷ На дно скорбей ужаснейших спуститься.
А тот, о ком ты спрашивал сейчас,
В другом вертепе должен находиться
 
 
¹⁶⁰ Закованный, и вид его в сто раз
Страшнее Эфиальта…» В то мгновенье
Титан зашевелился и потряс
 
 
¹⁶³ Руками вдруг. Едва ль землетрясенье
Сильнее может башни потрясти,
Как этого чудовища движенье
 
 
¹⁶⁶ Меня перепугало на пути.
О смерти мысль тогда меня смутила
Сильней, чем прежде; далее идти
 
 
¹⁶⁹