Песня двадцать шестая
Восьмой вертеп восьмого круга. Души коварных советчиков. Улисс и Диомед, погубившие Трою. Рассказ Улисса о путешествии в неизвестную страну.
1 Ликуй, ликуй, Флоренция! Везде
Могущество твое неотразимо;
Известна ты на суше и воде,
4 И даже Ад готов неутомимо
О флорентийских гражданах кричать…
Когда передо мной скользнули мимо
7 Пять извергов, и в них я мог узнать
Твоих граждан, мне сделалось обидно,
Не мог я крика гнева удержать,
10 И за тебя мне стало больно, стыдно…
Когда мои предчувствия не лгут,
Еще ты испытаешь, как постыдно
13 Тебе немало бедствий предрекут
Озлобленные жители из Прато{141},
И их проклятья к худу приведут.
16 К прошедшей славе нет уже возврата,
И если б над тобою, город зла,
Пороков, злодеяний и разврата,
19 Беда, как туча черная, всплыла
В минуту эту – я б не удивился:
Да, на себя, Флоренция, звала
22 Давно все кары… Пусть бы разразился
Гром над тобой, когда осуждена
На бедствия несчастная страна;
25 Скорей бы суд ужасный совершился…
Еще страшнее в поздние года
Казаться будет мне твоя беда.
28 И далее пошли мы… Возвратился
По тем же скатам ментор мой тогда,
Которыми со мною он спустился.
31 Меж безднами и трещинами скал
Уединенный путь наш продолжался,
И в бездну я наверно бы упал,
34 Когда б порой за камни не держался
Руками. Бесконечная тоска,
В тот час, когда вперед я подвигался,
37 Была неотразима, велика,
И я скорблю в минуту эту снова,
Когда воспоминания былого
40 Припоминаю вновь, и обуздать
Хочу свой ум, чтоб Неба благодать
И добродетель – поприща земного
43 Вожатого – не мог я потерять…
Как селянин простой, – в ту пору года,
Когда на небесах начнет сиять
46 Июльский день, и южная природа
Вкруг рассыпает щедрые дары, —
Как селянин следит порой у входа
49 В свой дом, как в небе вьются комары,
Так я следил в вертепе за огнями,
За переливом странной их игры,
52 Когда пришли мы тихими шагами
К окраине, откуда видно дно:
Восьмая пропасть встала перед нами,
55 Где было все таинственно-темно.
Как тот пророк, которого в Вéфиле
Медведицы лесные защитили{142},
58 Смотрел, как колесницу Илии
На небо быстро кони уносили,
И очи Елисея не могли
61 Следить за бегом их неуловимым
И только наблюдали лишь с земли,
Как пламя их исчезло в небе дымом,
64 Так двигались в вертепе те огни,
И в каждом призрак грешника скрывался.
Чтоб рассмотреть, как двигались они,
67 Я с краю моста к бездне наклонялся,
И если бы за камень не держался,
То, верно, б там свои окончил дни
70 И в пропасти бездонной потерялся.
За мной путеводитель наблюдал
И на вопрос немой ответ мне дал:
73 «В светильниках, перед тобой зажженных,
Сокрыты души многих осужденных,
Чтобы огонь их вечно пожирал…»
76 «Учитель, – отвечал я, – догадаться
Мог я и сам, увидевши в огне
Мелькающие тени, но дознаться
79 Хотелось бы теперь, учитель, мне,
Кто это стал к нам ближе приближаться
Вон в пламени, и тот огонь на дне
82 Двойным костром теперь вдали пылает,
И страшный мне костер напоминает,
Где Этеокл и брат его сгорел».
85 И был ответ: «В том пламени страдает
Сам Диомед и вместе с ним – Улисс{143}:
Одна их казнь теперь соединяет,
88 И здесь в Аду опять они сошлись,
Как на земле сошлись для преступленья.
Их деревянный конь сгубил, и вниз
91 В кромешный Ад за ложь без сожаленья
Повержены они. Они должны,
Не ведая пощады искупленья,
94 Гореть в жилище адском сатаны:
За их обман страдает и в могиле
Теперь Деидамия об Ахилле.
97 И к довершенью страшной их вины
Караются они за похищенье
Палладиума». Молвил я в волненье:
100 «Когда они способны говорить
И в пламени, то дай мне разрешенье,
Учитель мой, – могу ль о том просить? —
103 Тех двух теней дождаться приближенья;
Тебе известны, мудрый мой поэт,
Все тайные души моей стремленья…»
106 И мне Вергилий дал такой ответ:
«Мой сын, твое желанье одобряю, —
Поистине, дурного в этом нет,
109 А потому его я исполняю,
Но об одном прошу, чтоб ты привык
Воздерживать, где нужно, свой язык.
112 Все помыслы твои я понимаю,
А потому мне предоставь ты речь
С тенями; должен я предостеречь
115 Тебя, что эти греки, может статься,
С тобой и говорить не захотят…»
Когда к нам пламя стало приближаться,
118 В котором тени двигалися в ряд,
Не в силах на пути разъединяться,
И отступить вперед или назад,
121 Тогда мой спутник молвил им: «О, тени!
Когда хоть чем-нибудь мог угодить
Я вам в своем высоком песнопенье,
124 Не торопитесь быстро уходить,
И пусть один из вас мне повествует
О том, за что он осужден страдать
127 И в этом вечном пламени тоскует».
Тогда один светильник задрожал, —
Так ветер иногда огонь волнует, —
130 И в тихом колебанье зароптал.
Тень перед нами тихо закачалась,
Как будто бы – за ней я наблюдал —
133 Заговорить с усилием сбиралась.
И, наконец, я услыхал слова:
«Когда вперед куда-то порывалась
136 Моя душа, и кинул я едва,
Не в силах совладать с собой, Цирцею,
Жизнь впереди казалась мне нова,
139 И увлечен я был невольно ею,
Забыл отца, свою отчизну-мать,
Расстался с Пенелопою своею.
142 В себе тоски не мог я обуздать,
Не мог забыть прекрасную затею:
Хотелось мне весь свет скорей узнать:
145 Его пороки, славные деянья,
И подвиги людские на земле;
И очутился вдруг без колебанья
148 В открытом море я на корабле
С немногими, мне верными, друзьями,
Помчался по волнам в туманной мгле,
151 Марокко любовался берегами,
Сардинией, прекрасною страной,
И многими другими островами,
154 Стоявшими в пустыне водяной.
Состарились мы все, когда приплыли
До Геркулеса грани роковой:
157 Его столбы в проливе узком были
Поставлены – чтоб далее никак
В своих ладьях пловцы не заходили.
160 Но я сказал, увидя этот знак:
«Друзья! Для нас тяжка была дорога,
До запада достигли мы сквозь мрак,
163 И так как жить осталось нам немного,
То счастье попытаем и рискнем
Проникнуть в мир безлюдный, где тревога
166 Людская неизвестна. О своем
Припомните вы все происхожденье.
Не для того на свете мы живем,
169 Чтоб скотски прозябать со дня рожденья,
Но для того, чтоб на земле найти
Познания и высшие стремленья!»
172 Так говорил друзьям я на пути,
И речь моя всех их так оживила,
Что трудно удержать потом их было,
175 Когда вперед мы принялись грести.
Корабль свой мы к востоку повернули
И словно птица далее порхнули
178 В своем безумном беге. В небесах
Сверкали звезды полюса другого,
Пять раз луна светила в облаках
181 И исчезала с неба голубого
С тех пор, как мы сквозь роковой проход
Скользнули в бездну моря, нам чужого,
184 И убегали далее… Но вот
Вдали гора пред нами показалась,
Черневшая из белой пены вод,
187 И та гора громадной нам казалась.
Обрадовались все мы ей тогда,
Но эта радость тотчас же умчалась
190 От нас, сменившись ужасом, когда
От той горы поднялся вихрь ужасный
И на корабль наш хлынула вода.
193 Три раза поднимался он, несчастный,
Напором волн, и вот в четвертый раз,
Не выдержав с грозой борьбы напрасной,
196 Пошел на дно: закрыло море нас.
Песня двадцать седьмая
Появление в светильнике призрака Гвидо де Монтефельтро. Рассказ Вергилия о состоянии Романьи. По удалении призрака путники переходят из восьмого в девятый вертеп.
1 Вновь светоч колебаться перестал,
И неподвижный, тихо умолкая,
От нас он удаляться снова стал.
4 Учителя желанье исполняя,
Тогда другой дрожащий огонек,
Что следом шел за ним, не уставая,
7 К себе мое внимание привлек.
Внутри его – я слышал – раздавался
Какой-то странный ропот, на упрек
10 Похожий, как тогда мне показался.
Как медный бык{144} впервые застонал,
И в его реве голос отозвался
13 Того, кто вид и формы зверя дал
Тому быку, – и полон был страданья
Тот страшный рев, хотя он вылетал
16 Из медного, литого изваянья,
Так точно вылетало из огня
Неуловимо-странное роптанье
19 И пронеслось около меня.
Когда ж оно на волю вдруг прорвалось
Из пламени, тогда услышал я,
22 Как постепенно в звуки облекалось
Роптанье то, и раздались слова,
В которых скорбь и горе выражалось{145}:
25 «О, смертный, ты, лишь молвивший едва
Здесь по-ломбардски: «Можешь удалиться».
Прошу тебя на миг остановиться.
28 Пришел я слишком поздно, может быть,
Но я молю тебя не торопиться,
Молю тебя со мной поговорить:
31 Исполни же несчастного желанье…
Когда сюда ты свергнут в наказанье,
Покинув край латинский, где грешить
34 Я научился прежде, то нельзя ли
Поведать мне: война иль мир теперь
В Романии? В довольстве иль в печали
37 Живет народ? Мне дороги, поверь,
Известья те. В горах, между Урбино
И тем хребтом, где – чудная картина! —
40 Берет начало Тибр, я был рожден».
Я слушал эти речи со вниманьем
И в любопытство весь был обращен,
43 Тогда учитель молвил с состраданьем:
«С ним сам ты говори: латинец он…»
И я, осмелен этим замечаньем,
46 С ответом уж готовым на губах,
Немедленно воскликнул: «Дух горящий!
В Романии – в тиранах и рабах,
49 Как в жизни прошлой, так и в настоящей,
Всегда живет и будет жить раздор
И вечных распрей страх непроходящий,
52 Но, к счастию, пока до этих пор
Войны там нет, о ней нет слухов даже;
Равенна же несчастная все та же,
55 Чем и была. Орел Поленты{146} там
Гнездится, как и прежде, распустивший
Над Червиею крылья… Городок,
58 В кровавой битве галлов истребивший
И при осаде давший им урок,
Теперь не тот, чем прежде быть он мог:
61 О подвигах великих позабывший,
Зеленых лап{147} теперь узнал он гнет.
Веррукио{148}, названье пса носивший,
64 С своим щенком по-прежнему грызет
Свою добычу… Помнишь ты, наверно:
Им был убит Монтаньо{149} в свой черед.
67 При двух реках Ламоне и Сантерно
В двух городах по-прежнему царит,
Меняя убежденья лицемерно,
70 «Лев в поле белом»{150}. Также всех дивит
Тот городок{151}, что Савио волнами
У берега цветущего обмыт:
73 Как прежде, меж свободой и цепями,
Живет доныне он, расположён
Между своей долиной и горами;
76 По-прежнему теперь несчастлив он…
Ты видишь, я не медлил на ответы,
Вопросами твоими не смущен.
79 Теперь: кто ты? ответь без страха мне ты,
И долго в мире Божьем пусть живет
Твое, о призрак, имя». В свой черед
82 Я призрака ответа дожидался,
И призрак колебаться тихо стал,
И наконец ответ я услыхал:
85 «Когда б я хоть минуту сомневался
В том, что попавший в этот темный Ад
Уж никогда не вырвется назад,
88 То моего не знал бы ты ответа,
Но так как хорошо известно мне,
Что все, кого вмещает бездна эта,
91 Навечно отдаются сатане,
То я готов прервать свое молчанье,
Забыв про стыд в подземной глубине.
94 Так выслушай правдивое сказанье:
Я воином когда-то в мире был,
Потом, чтоб все греховные деянья
97 Простились мне, в монахи я вступил,
Надеялся, что пост и воздержанье
Спасут меня – и я бы заслужил
100 Прощение, принявши сан духовный,
Когда бы мне – позор ему и грех! —
Не помешал тогда отец верховный.
103 Меня поверг он в бездну прежних всех
Моих грехов… О днях печальных тех
Ты выслушай рассказ мой хладнокровный.
106 Когда я молод был и на земле
Жил в образе из крови и из тела,
Я львенком не являлся в мире смело,
109 Но был лисой и действовал во мгле,
Обманы все узнал, все ухищренья,
И выгоды ловил я в каждом зле.
112 Лукавые такие похожденья
Печальную известность дали мне
И скоро разнеслись по всей стране…
115 Меж тем дни шли, и юность уходила.
И для меня то время наступило,
Когда седеют наши волоса
118 И опускать нам нужно паруса;
И вот когда все то мне опостыло,
К чему я жадно некогда рвался,
121 Я обратился к Богу, ожидая
Спасенья в покаянии… О, мог
Покаяться, спасти себя тогда я,
124 Но в бездну грешных дел опять увлек,
Все помыслы хорошие рассеяв,
Меня владыка новых фарисеев{152}
127 И бросил снова в гибельный поток.
В то время вел войну он – не с жидами,
Не с сарацинами: его врагами
130 Являлись христиане. Никогда,
Никто из них под Акрой не являлся
За лаврами победы в те года
133 И с областью Судана не старался
Входить в дела торговые тогда.
На них похожим папа не казался.
136 Он свой верховный сан забыл вполне
С величием святого постриженья,
Забыл, что были вервия на мне,
139 В которых находили искупленья
Монахи, их носившие во сне
И наяву в своем уединенье.
142 И как молил Сильвестра Константин{153}
Ему дать от проказы исцеленье,
Так и меня духовный властелин
145 Просил спасти его от исступленья
Неодолимой гордости. В ответ
Ни слова не сказал я, опьяненье
148 Какое-то в той просьбе видя. «Нет, —
Он продолжал, – забудь свое смущенье;
Я отпущу твой грех, но дай совет,
151 Как взять мне Пенестрино без сраженья.
Ты знаешь – Рай я отпирать могу
И два ключа от Неба берегу,
154 Хоть Целестин{154}
О проекте
О подписке