Завыла Марфа, заверещала Наина. Мы со Славой, не раздумывая, рванулись с разных сторон к месту происшествия кто в чем был: я уже успел натянуть портки, боярин полностью одетый. Добежали, и что? Такое же мелководье, как и вокруг. Даже нырнуть, поискать и то некуда. Какая-то безнадега полная.

Выбрались на прежний берег, Марфушка осталась с той стороны выть и присматривать за конями. Ная рыдала в голос.

– Ванечку, моего Ванечку русалки утащили! Нипочем не отдадут!

Поглядел на Богуслава, может я чего недопонимаю, а он все-таки человек этого времени, да и волхв посильней меня, но боярин только недоуменно пожал плечами – мол, понятия не имеет, с чего бабенка это взяла. Бабская душа потемки, и отчего Ная такую пургу несет, не угадаешь.

А Наина продолжала:

– Руки! Из воды, что вверх взметнулась, женские руки высунулись, ухватили Ваню и утащили за собой!

Ну не чушь? Зримая чушь! Куда тут тащить-то на этом мелководье?

Вдруг пролаяла Марфа – ее собачий язык я понимал хорошо:

– Я! То-же! Ви-де-ла! – и деловито продолжила выть.

А вот это совсем меняло дело – волкодавы никогда не фантазируют. Богуслав вздохнул и негромко позвал:

– Пелагея! Выходи!

Старшая ведьма Киева не заставила себя ждать. Буквально через пару секунд Наина последний раз всхлипнула, расправила понурые плечи и бодрым голосом, вытирая при этом слезы рукавом, произнесла как-то по старушечьи:

– Тута я, мальчишки! И тоже это видела. У Найки зрение дай бог каждому. Были женские руки, они-то вашего пацаненка с седла и сдернули. Русалка, как пить дать русалка, больше тут озоровать некому.

Опа-на! Конечно, в столетнем возрасте ей можно называть почти шестидесятилетних нас с Богуславом мальчиками, а двадцатилетнего Ванюшку пацаненком, но смысл оставался прежним – откуда-то черт вынес по Ванькину душу русалку! Вот тебе и плеск воды в предсказании! Махом молодого куда-то уплескали!

– Только тутошняя русалка какая-то неправильная, слишком живая, – продолжила Пелагея. – Наши то все поголовно утопленницы, озоруют со скуки, на них печать смерти явственно видна, а у этой какой-то божественный оттенок заметен. Одно слово – не наша! Может и не русалка вовсе…

– Ладно, выясняться в другой раз будем! – поторопил ведьму я, – как нам Ваньку-то из ее лап вырвать?

– Да кто ж это знает! – развела руками Пелагея. – Наши то дуры, поманишь зеркальцем али бусами грошовыми, враз труп парубка тебе и отдадут, а про этих я ничего не знаю.

– А в живых у Вани остаться шансов нету? – холодея от предчувствия беды, спросил я.

– Покажи нам, дуракам, потомок, как вы там через тысячу лет наловчились под водой дышать! – хихикнула злая старуха, и уже довольно-таки серьезно прибавила, – правда ходит легенда о богатом новгородском госте Садко, как он поиграл на дне моря на гусельках морскому царю, уснул и очутился живым на берегу Волхова, почти дома. Только в его судьбе принял участие сам Николай-Угодник, да и история эта больше похожа на байку – уж очень ее по-разному в разных местах рассказывают.

А как к местным подводным жительницам подступиться, я и знать не знаю, и ведать не ведаю, так что крутитесь сами, как можете.

И с этими словами Пелагея нас покинула, а освобожденная Наина вновь завыла синхронно с Марфой.

– Вот ведь поганство развели! – выругался неизвестно на кого Богуслав, – что делать-то будем?

Я тоже развел руками – приемлемых вариантов у меня не было. Воевода тут же обрадовался, как же, выявил виноватого, его можно терзать, срывая свою злобу и горечь в душе на другом, и зарычал:

– А ты куда глядел, старый пень, проверяльщик хренов! А еще атаман! Почему угрозу не углядел, не учуял? А теперь пропал парень с концами, осталось только труп сыскать, да похоронить юношу по-человечески!

Конечно, можно было бы ответить, что и сам боярин далеко не молод, и был против этой явно ненужной на тот момент проверки, и в этом походе во Францию уже Богуслав выступает в роли командира, а я так, на подхвате, но так сильна была боль за жизнь верного друга, что она перевесила все мелкие сиюминутные обиды и я, вместо того, чтобы орать классическое в таких ситуациях «сам дурак», промолчал.

Самочувствие было, хоть сам иди и топись. Неожиданно вмешался Полярник.

– Да жив ваш Ванька, жив, – проворчал он, – его наяда утащила. Это не мертвая русалка, этой живой и молодой красавец нужен, они других для работы по получению своего потомства и не берут.

– А что же они с пойманными юношами делают? Не глумятся над ними? – спросил я, не обращая внимания на радостно забившееся сердчишко.

Вытащим, вырвем из хищных лап неведомой похитительницы пусть и изувеченного моего друга верного! Лишь бы жив наш Ваня был! А уж потом подлечим, подлатаем.

– Ну как же без глумления, – неторопливо продолжал Боб, – трудно им это будет и непривычно. Испокон веков положено пойманного мужчину раздеть, и овладеть им не спеша, да еще со всякими наработанными за тысячи лет женскими изысками.

– Но ему не больно будет?

– А это уж как Ванюша сам пожелает. Рьяного мужика от этих многочисленных водных нимф, наверное, и палкой не отгонишь. Тут скорее больно Наине будет, а не ее мужу. Он перетерпит. Сколько их осилит через себя пропустить, столько и перетерпит. Этих девок много, и они все безотказные. Вот только каков конец у этой истории будет, неизвестно.

– Постой, ты же говорил, что они наяды! А теперь еще какие-то нимфы нарисовались. Эти-то кто такие?

– Наяды, как пишут в Интернете, это речные и ручейные нимфы. Еще бывают океаниды – океанские, морские нереиды, лимнады – девы озер и болот, горные ореады, древесные дриады, долинные напеи, альсеиды приглядывают за рощами…

– Хватит, хватит! – запротестовал я, – а то сейчас выявится, что они тут в каждой табуретке мужиков подкарауливают. А наши точно наяды? Ошибки быть не может?

– Кроме них в проточной пресной воде никто не селится. Они тут хозяйки, это их владения. Если наяды здесь обжились, то их должно быть немало. К людям относятся неплохо – могут целебной воды дать, частенько будущее предсказывают. Не бессмертны, но гибнут только вместе с источником своей жизненной силы.

– А где же у них эта сила спрятана?

В голове сразу завертелся сюжет русской сказки о Кощее Бессмертном – дуб, на дубу сундук, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце игла. Добыл иглу, меняй ее на Ивана.

– Да чего ее прятать? Вся их сила в этом же ручье. Пересох ручей, и наяды поумирали. Переместиться на новое место они просто неспособны.

Вот оно что! Незамысловато как-то.

– А как бы нам Ивана выкупить?

– Вот чего не знаю, того не знаю. В Интернете таких сведений нет. Ваши золото и серебро ими не ценятся, сделанные людьми украшения на них не описаны, натыкают в волосы каких-нибудь цветов или раковин, а то и древесных веток, и на этом все. Одежда на них появляется при рождении и ее покупать не нужно.

Древние греки считали наяд младшими богинями и приносили им на берег реки или ручья дары и подношения, в основном еду всякую, но брали ли они ее или нет, неизвестно. Да и немало с той поры воды утекло – все это еще до христианства было, да и тут не Греция.

Но вот только похищенные назад почему-то не возвращались никогда. То ли их заезживали насмерть, то ли они там, на дне обживались, об этом никаких данных нет. А может миф о вернувшемся утерян, или я его не нашел, их же тьма, кто ж знает. И случались эти похищения очень редко, чуть ли не в сто лет раз и чаще в море. Может они чаще и не плодятся?

Я аж стукнул кулаком о ладонь – ну куда не кинь, всюду клин! Ведь уже около семисот лет прошло с той поры, как языческих богов свергли с пьедесталов. Ну пусть греки сделали это чуть попозже римлян, а может и раньше? Слаб я в этой древней истории, но все равно – очень давно все это было.

Внимательный Богуслав сразу заметил изменения в моем поведении. То поникший и безропотный стоял, а тут вдруг горячиться начал!

– Что, Володечка, надумал чего? Или в своей Всемирной Паутине что-то полезное выискал?

Ишь как подлизывается! Володечка! А только что старый пень да проверяльщик хренов был. Впрочем, неважно. И я коротко передал содержание своей беседы с Полярником побратиму. Наина тоже заинтересовалась, и перестав рыдать, внимательно выслушала мои речи.

А потом как вспыхнула! Глазенки горят, ручонками машет, головенка трясется. Фу ты ну ты, лапти гнуты!

– Мой Ванечка не такой! Он постоит за честь нашей семьи! Он, он порядочный!

Мы с Богуславом переглянулись. Конечно, все именно так. Только ты на десять лет Вани старше, всю Русь до него объездила, бросив мужа Абрама и десятилетнюю дочь Эсфирь в Киеве, и сдается нам обоим, что на тебе, голубушка, и до Вани клейма было поставить негде: все-то ты прошла, все перевидала, и все перепробовала. А сейчас с мужа невиданную верность хочешь взыскать!

Поэтому разговор с ней был коротким и преследовал только одну цель – не мешай занятым людям!

– Наина, твой Иван все перетерпит, и вернется к тебе незапятнанным. А сейчас ступай на травку отдыхать, на во-о-он тот дальний холмик, а мы будем думу думать, как твоего невиданно верного супруга из вражеского плена выручить. И не шуми! Думать мешаешь.

Ная, конечно, далеко не ушла, но громко завывать перестала, и присела тихо плакать на не очень далекий от нас зеленый бугорок. А мы приступили к дальнейшему обсуждению проблемы и выработке плана действий.

Я опять хлопнул кулаком по ладони.

– Чего бы им лучше меня или тебя не захватить! Мы старые, опытные, вывернулись бы как-то из этой переделки.

– Володь, а ты в зеркало себя давно видел? Рожа еще та!

– Да уж не красавец, это точно, – признал я. – Ну тебя бы изловили, ты то на лицо гораздо приятнее.

– Для случки на потомство я уже староват, – самокритично оценил себя Богуслав. – Вот завалить кого, это я еще в силе, и потомство от меня обычная баба может приличное нарожать, но тут ведь не с нашими женщинами дело иметь будешь.

Кто их этих подводных знает, может их детки на отцов один в один получаются, тут ведь не угадаешь. Покуролесишь с этой наядой ночку, и будут потом на этой речушке наши полуседые да морщинистые дочери бродить.

Дальше он, опасаясь острого слуха Наины, говорил шепотом.

– А от Ваньки поросль будет то, что надо – он парень видный и в этом деле видать крепкий, вон как Найка возле него обычно увивается, а сейчас вообще заревновала безумно.

Вот наяды на нашего орленка и польстились, у них глаз-то поди наметанный. Так как парня из этого плена выручать будем?

– Для начала надо хотя бы с одной из этих пресноводных обитательниц потолковать, может какая-то здравая мысль у нас и проклюнется. Вдруг у них тут в проточной воде нужда какая в чем-то образовалась? А мы и поможем. И за это Ваню стребуем.

– И то дело! Только как наяду из речки этой выманить? Воду, может как-нибудь взбаламутим?

Мне на ум никакие методы взбаламучивания воды, кроме динамита, что-то не приходили. Конечно, имелся еще в наличии опыт ловкого пушкинского Балды в выманивании морских чертей и бесов из моря, но мне он с детства казался каким-то недостоверным.

Там он стал веревку крутить

Да конец ее в море мочить.

И вот как Балда объясняет старому бесу свои странноватые действия:

Да вот веревкой хочу море морщить,

Да вас, проклятое племя, корчить.

Задумано-то, вроде бы и неплохо, да только, по-моему, веревку не то что в море, а и в здешнем-то ручье мочи не мочи, крути не крути, никто все равно не поверит, что его от этакой безделицы начнет корчить, и из воды нипочем не вылезет. Хотя если добавить магии…

Я взглянул на Богуслава. Волхв он достаточно сильный, может так забаламутит, что не только наяды с Иваном, а и рыба из воды полезет. Ну что ж, рискнем!

– Ну давай, баламуть! А я погляжу.

– Да я и не умею, – сразу отперся сильный волхв, – думал ты какие-нибудь навыки из будущего применишь.

Я аж плюнул в сердцах!

Подал голос Боб.

– Спеть можно. Наяды певуньи известные, их частенько к Зевсу на пиры для исполнения песен зазывали. Может заинтересуются вашим пением и высунутся из воды.

И то мысль. Вдруг да получится.

Приличный певун тут один я, сейчас и рвану. Богуслава с его похабными куплетами к такому ответственному делу допускать нельзя, не для кентавров петь будем.

У Наины голосок мелодичный, приятный, и поет она неплохо, но женское сердце пением другой женщины не тронешь, никакую наяду им не заинтересуешь.

Ваня там, под водой, наверняка не поет, у него и голос-то неважнецкий, да и не до того ему сейчас, желающие отведать других его умений, небось, на речном дне в очередь выстроились.

В голову почему-то пришла народная песня «Всю-то я вселенную проехал», возможно из-за того, что мысль петь подал советчик, которому до Земли пришлось перебираться через немалый кусок Вселенной – шутка ли, 447 световых лет.

У этого текста рифмы с моей точки зрения вовсе нет, но подводным девицам улавливать смысл наверняка помогает переводчик получше моего – они все-таки младшие богини, и их возможности неизмеримо выше моих, а подстрочники всегда не рифмованные идут, и значит какая им разница? Зато музыка приличная, и песня душевная, про любовь, а для женского пола это главное.

Первый куплет, про Россию:

Всю-то я вселенную проехал,

Нигде милой не нашел.

Я в Россию воротился,

Сердцу слышится привет,

решил опустить – нет пока такой страны на белом свете, да и не скоро еще появится. И поэтому рванул со второго сильным сценическим баритоном, который подарил мне ведун и мой учитель в деле экстрасенсорного лечения Игорь:

Где ж ты, светик дорогая,

Сердцу весточку подай,

Где ж вы очи голубые,

Где ж ты прежняя любовь.

Никаких любовей из воды не высунулось – ни прежних, ни Ванькиных нынешних. Мысль заманить кого-то песнями, похоже, была не особо козырной, но как говорят в американских боевиках, упорство – это мое второе имя. Итак, продолжим!

Ты заслышь мой голосочек (это у меня-то, с вокалом самого лучшего оперного певца, голосочек!)

Разлюбезная моя,

За твои за глазки голубые

Всю вселенную отдам.

На сделку со Вселенной я бы тоже согласился. Выводите нам Ивана, получайте Вселенную. Что? Как получить? Да вы уже в ней, забирайте, как хотите. А нас, после получения парня, это уже не касается.

Вдруг из воды высунулась изящная русоволосая головка. Ага! Вроде бы получилось. Я поклонился.

– Приветствую тебя, о богиня!

– И тебе привет. Хорошо поешь, неведомый певец. Зачем пришел? – с этими словами наяда показалась из текущей воды во всей своей обнаженной красе, и, не поднимая брызг, двинулась ко мне по мелководью. В отличие от русалок исключительно красивые стройные ноги были в наличии, и их движения были так плавны, так прекрасны, так удачно обнажены… А уж грудь… Ну просто нет слов!

Ее одежда представляла собой нечто эфемерное и приобретала зримые контуры только по мере приближения ко мне нимфы. В волнистые русые волосы невиданной длины были заплетены какие-то необычные цветы странной расцветки и формы.

Дивная красота наяды поражала, а уж вместе с ее одеянием и прекраснейшей фигурой заставляла поверить, что, если бы она поучаствовала в «Мисс мира» 21 века, остальные участницы просто бы расплакались от унижения и покинули сцену навсегда, поняв, что соревнование жалких дурнушек в их лице с этакой раскрасавицей ну просто неуместно.

А если бы она появилась из воды в тот момент, когда я пел, мой могучий баритон сорвался бы в жиденький полудетский голосочек-дискант, а, возможно, и вообще дал бы петуха.

Изумительной певучести голос был нежен, бархатист и услаждал слух изящными переливами. Если бы каким-то чудом наяда взялась мне подпевать, я бы вовсе от восхищения онемел, а сладкозвучные древнегреческие сирены, заманивающие своим чарующим пением всяческих аргонавтов для убийственного броска в море, зарыдали и утопились бы от собственной очевидной бесталанности и творческого бессилия, ввиду их очевидного поражения в безуспешных попытках посостязаться своим жалким щебетаньем с божественными звуками голоса речной нимфы. Действительно богиня, спору нет, голоски простых смертных женщин таким звучанием не обладают.

Этот голос манил и охватывал, проникал в самые глубины души, обессиливал и превращал в мягкое тесто мою ранее железную волю. Неимоверное восхищение пронизывало меня, и я был готов припасть к ногам богини, лишь бы остаток жизни наслаждаться лицезрением белизны ЕЕ лица, слушать ЕЕ замечательный голос и любоваться ЕЕ точеным станом. Где уж тут Ванюшке сохранить супружескую верность, да и Богуслава, похоже, тоже повело…

Однако восхищение восхищением, а делишки-то врозь. Я потряс головой, чтобы отогнать это любовное наваждение, вроде бы получилось, и продолжил.

– Вы забрали нашего товарища. Мы хотели бы его вернуть!

– Это Ванюшу? – опять зазвучал божественной арфой сладостный голос.

Хотелось попроситься туда, в подводное царство, в пару к Ванюше… Лишь бы слушать и слушать эти божественные звуки…

Не размякать!

– Да, Ивана!

– А мы не хотим его возвращать, – проговорила-пропела богиня-наяда. – Он нам нужен, – как будто перебрали клавишами на дорогом концертном рояле.

Немного пожестче арфы, но тоже приятно…

Встряхнись! Это все морок, внушение!

– Мы будем вынуждены принять меры!

– Какие же меры ты можешь применить против бессмертных богинь, человечек? Твои угрожающие речи для нас звук пустой! – насмешливым звуком дудки отозвался на мои наглые речи голосок наяды.

Даже и на это потек, слабохарактерный…

Крепись!

– Не совсем так, богиня. Пересохнет этот ручей, и закончится твоя долгая жизнь.

– Он не может пересохнуть! – испуганно взвизгнул гобой.

Ага, слабое звено найдено!

– Сам то он, конечно, нипочем не пересохнет, но мы ему в этом поможем.

– Как ты можешь изменить божественный промысел? – проквакал автомобильный сигнал начала 20 века получавшийся от нажатия резиновой груши рукой негодующего на бестолковых лошадиных извозчиков водителя.

Уф, зримо полегчало!

– Мой народ уже больше сотни лет ставит на пути громадных рек, равных которым в вашей стране просто нет, железобетонные плотины. Река разливается рукотворным морем, и дальше уже течет по нашему велению: захотели – остановили, захотели – дальше потекла.

– Но не пересыхает! – злорадно зазвенела балалайка.

– Да просто нужды в том нет. А тут она может появиться. Вот и придут нанятые мной рабочие, завалят исток этого ручейка мешками с землей и камнями, и отправятся вниз по руслу, забивая деревянными пробками все источники, и законопачивая или отводя в сторону все притоки.

– Твой товарищ может погибнуть! – предостерегающе пропиликал пастуший рожок.

– Не я сплетаю нити судьбы человека. На это есть мойры, а над ними не властны даже боги. Наш спор мне неинтересен. Ты заартачилась, а у меня хватит денег и упорства извести этот ручей. Так что прощай, и давай расставаться.

– Подожди! – испуганно взвизгнул испуганный женский голос.

Слава Богу, обычный!

Наяда несколько раз громко хлопнула в ладоши.

– Энона! Пирена! – заиграл старинный клавесин.

Еще две полуобнаженные красавицы, одна шатенка, другая брюнетка, поднялись из-под воды. У обеих в волосах радугой переливались на солнце половинки влажных больших раковин.

– Слушаем тебя, мать Лириопа! – дружно пропели они.

То ли они ее дочери, то ли она над ними старшая, мне разбираться было некогда и незачем.

– Отдайте гостя! – резко приказал саксофон.

– Но мы им еще не насладились! – заныли молодухи.

– Молчать! Исполнять! – рявкнула Лириопа львиным рыком.

Вот это по-нашему! Вот это мы с воеводой Богуславом одобряем!

Наяды молчком ушли под воду, и через пару минут вывели, а точнее вытолкали оттуда, расхристанного и мокрого, но главное живого Ивана. Получилось!

– Больше претензий к нам нет? – вновь ласково пропела флейта.

– Конечно нет!

– Прощай! – отрывисто и коротко протрубил пионерский горн, и наяда ввинтилась в воду.