Мы строили лодку, ладью под названьем «Награда»
А вышла машина, несущая нас прямо вспять
И пусть наша смерть не осталась этому рада
Но всё приходилось пройти опять и опять
Сперва детский сад, инкубатор для короткостриженных
Потом и учёха, где чувства шлифует станок
Ряды строевой, толпы бритых и жизнью взмурыженных —
Тебе повезло, что вернулся не одноног
Потом сделан выбор, лишь по настоянию предков
Не тех, что макаки, а тех, что papan и maman
Скамья института разрушила нервные клетки
А в голову с Марса спустился багровый туман
Тебе надо думать, кем стать. Если прёшь по специальности
Рискуешь до пенсии попросту не дотянуть
А если повёлся на лавры своей гениальности,
То мавры едва ли оценят подобную круть
И вот ты сидишь – одинок, насторожен и холоден
Восход за спиной. Впереди стекленеет закат
Фигуры не тонут в багрянце – Джейн, Салли и Холден
Мартышка и оптика. Элвис и виноград.
В небе, розовом от испуга, слышно пение комаров
Полисмены стреляли друг друга, позабыв про своих воров
И какой-то усталый школьник с азиатским именем Ким
Рассмотрев из окна эту бойню, произнёс: «Я стану таким!
Коррумпированным, продажным, тем, по ком рыдает тюрьма
Или наоборот – отважным, как Джон Уэйн, сошедший с ума
И неважно – Харви я Кейтель или сельский коп-дурачок,
Лишь бы был на груди и берете полицейский крутой значок
Пистолет – обязательно Magnum, и к нему ещё кобура
И, конечно, честь и отвага, ну и вся другая мура
Я, как только закончу школу, ухмыльнусь, словно хитрый лис
И наслушавшись рок-н-ролла, поступлю на службу в Police!»
Так наш будущий Грязный Гарри отправляется в свой пятый класс,
Где одни узкоглазые хари тех детей, кто здесь и сейчас.
У кого никакого фьючер. Те не думают, падлы, о нём
Пьяный сиюминутный кучер их везёт сегодняшним днём,
Где учительница-злодейка вызывает парня к доске
И наш будущий сыск-ищейка тупо чертит мелом в тоске
Не квадраты и не медианы, не прямую или пунктир
А призыв выжигать напалмом весь сеульский преступный мир
Класс, понятно, слегка балдеет. У кого-то отец бандит,
Ну а кто-то сам уже в деле, и за ним местный коп следит,
Пожилой и подслеповатый. Как ему уследить за всем,
Если кроме кровавой расплаты, нет у юношей прочих тем?..
На ковре у директора школы наш герой произносит речь:
«Пейте залпом свою кока-колу. Моё имя – Карающий меч
Моё имя – судебное сито. Моё имя – тугая петля
В ход пойдут сначала бандиты, а потом и учителя»
Чтоб слова не расстались с делом, он берёт со стола дырокол
И директора грузное тело утыкается мордой в пол.
Брызги крови на жёлтых стенах. Новогоднее конфетти…
И последний предсмертный шёпот: «Надоело жить взаперти!»
Ким не лез в молодёжные банды, сотрясавшие весь Сеул
Он похож был на малую панду и не слышал хит «Есаул»
Пристрелить коня или крысу у него б не поднялась рука
Но директора, директрису? Им любой сказал бы: «Пока!»
Потому что хуже бандита нас воспитывающий педагог
Ты приходишь живым подсолнухом, а уходишь словно Ван Гог
Рисовал тебя, от абсента в абстиненцию тихо впав…
В общем, слава корейскому пацану, он опять оказался прав!
Ты спросишь меня, где мои ордена —
Они на самом виду
Они под кожей, где конькобежицей
Кровь струится по льду
Там, где у всех лишь алые сгустки,
Рифы красной реки
У меня горят медали за Вудсток,
Поставивший мир на коньки
Словно зверинец рождественских ёлок
Ордена триффида и льва
И если дрогнет сердце, то каждый осколок
Даст им свои слова.
Я курил табак. Сигареты «West», город Гамбург, без дураков
И меня так и звали: «Мистер Уэст в государстве большевиков»
Пачка красного цвета. И, значит, RAF очевидно недалеко
«Вот моя творческая мастерская», – сказал бы Молодняков
Но потом я принялся за «GAULOISES», да поддержит меня Гейнсбур,
Тоже красный, ибо он пил не квас и щеками сделался бур
Марсельеза играла в его обработке. Каждый выкуренный затяг
Больше не был комом и кашлем в глотке, а порхал-трепетал как флаг
Сигареты «Лайка» с собачьей мордой, и с таким же оскалом «Друг»
Прочно канули в Лету. Их не воспел ни Высоцкий, ни Michael Kroog.
А фигура кота на табачной пачке? Не встречал я такой дизайн,
Чтобы только глянул – и сразу lion. Сразу iron lion from Zion.
Говорят, что в Актюбинске лепят барсов и на пачку от сигарет,
И на «Сникерс», и на батончик «Марса», на любой трамвайный билет
Эту фишку с барсами денег взамен ловко выдумал Назар-Бай
Все ликуют. И против только Ермен, но мы скажем ему: «Good Bye».
Я ходил по коридору в майке с Брюсом Ли
Это был Каньон Де Оро. Маки расцвели,
Пропитались алой кровью грифов и орлов
Стиснуть зубы. Сдвинуть брови. И не нужно слов.
Слов о том, как измельчали в мире короли
Я ходил по коридору в Майке с Брюсом Ли
Брюс оскалился устало. Тоже понимал,
Что пройдёт ещё так мало: И придёт финал
Разомкнутся эти стены кругом по воде
И наступят перемены в каждой ерунде —
Каждый раб и каждый клоун выучит kung-fu
И пойдёт путём Дракона заполнять графу
В той анкете, о которой мы не скажем «toy»
Предъявляешь при ответе на вопрос простой:
«Как ты жил?» А ты бумагу: «Дескать, жил как Брюс
Тоже проявлял отвагу, только a la Russe».
Скины поют: «Oi», кришнаиты – «Ом!»
Гуси кричат: «ГА-ГА-ГА»
Я знаю, как складывать крылья крестом
И как уходить на луга
Я видел все взлёты и все падения
Над краем взбесившихся Морр
И теперь у меня лишь одно измерение —
Мой ледяной коридор
Тем, кто не верил в возможность прощания
И в то, что каждый – один
Наградой за долгие ночи отчаянья
Будет холод полярных льдин
Какая чудесная нынче погода
Не выразить и в словах
Недавно в наш цирк привезли урода
Урода о двух головах
Теперь он в вольере своём персональном
Вдыхает лунную пыль
Так и надо, моя дорогая реальность,
Моя правдивая быль
(Ничего) Мы отправим «тюменцев» в арктический холод
И туда же поедет Ермен
А наш Вавилон – это город как город
Заканчивается на Эн
И всем, кто не верил в возможность прощания
И в то, что каждый – один
Наградой за долгие ночи отчаянья
Будет холод полярных льдин
Крики чаек вдоль полосы побережья
И задача объяснена —
Я отнесу осторожную нежность
К полустанку тёплого сна
И бережно брошу её на рельсы,
Расписанье прочту, как роман
И заплачет навзрыд машинистка Эльза
Закричит кочегар Циммерман
Моя линия крови. Свинцовая точка
Исполняемая мечта
В ней всё то, чего так хотелось очень:
К мысу радости. Навсегда.
2000–2006
Был межпланетный ринг от звонка к звонку
Как стрельбище каждый шаг к дверному глазку
Батлом батл, сновидение сном, клином клин
Для веры, что реки сойдутся в адреналин
Но реки, как веки, и сходятся, чтоб разойтись
Наш герой часто слышал «Да ладно» и «Попустись»
И думал: «А как, как тут попустишься? Не поможет и кольт»
Кстати, пора уже дать парню имя. Пусть он будет – Изольд
Ассимиляцией всех ремиссий прозвенит тишина
И грянет ласковый дождь в стратосфере, которая не нужна
И вот он спускается в сумрачный Альфавиль
С лицензией на убийство своей любви
Был странный принцип верить своим друзьям
Но какой-то злой демон их всех превратил в обезьян
В личной жизни царила вендетта, много бухла
А потом наступило лето, ша-ла-ла-ла
Лето, зима – за чертой не один ли хрен
Барбусы выросли взрослыми, ростом с мурен
С пистолетом Magnum в дверном проёме здоровенный Амур
И хвост его как гордиев узел. Точней – как бикфордов шнур
Где же твоя Тристана, Изольд? Что это за расклад?
Её светлые волосы перехвачены лентами автострад
И вот он спускается в сумрачный Альфавиль
С лицензией на убийство своей любви
Был леденящий кайф от того, что всё
Уместилось бы в три стихотворных строчки Басё
И сколько таких Изольдов ушло в рассказ
Где вместо сюжета сталь воронёных глаз
И Тристана приходит в общество Аэлит,
Где каждая, кто не Иштар, то значит – Лилит
И прекрасная половина общества, солнечный батальон
Обсудит, как выйти замуж за милльонера, и как украсть миллион
Ночь полнолуния. Звёздная уния. И звёзды, ведя хоровод
Будут петь: Пойди, Автор, выпей яду, а кто-нибудь – Автор жжёт
И вот он спускается в сумрачный Альфавиль
С лицензией на убийство своей любви
И вот Мы спускаемся в сумрачный Альфавиль
И у каждого штампик в паспорте: License to kill…
На брейгелевском «Икаре» видно, как мир завершён.
Помнишь, когда гуляли лесами, лишёнными крон
Было сердцебиение по счёту на три нуля
И странное ощущение, что под сапогами – Земля
Так друг от друга устали, что больше не устаём
Память уходит в Память, укутывая её
В белый саван тумана, в котором было легко
Рупия, может быть ана… Водка ли, молоко…
Танцы на красных льдинах. Пентхаус льда и огня
Не было и в помине никого в контексте меня
Не было и в проекте горизонтов, несущих мрак
И твои корабли на рейде утверждали, что всё будет так
А было…
Кэптен взобрался на мачту и проклял весь белый свет
Девятнадцать приказов команде, которой, в сущности, нет
Как нет принцесс в Авалоне, нет ни чаю, ни табаку
Там смерть и любовь в Сайгоне. Здесь всё в собственном соку
Зайди в телефонную будку. Скажи, чтоб закрыли дверь
Чтобы не достучались сквозь миллионы эр
Чтобы в космической стуже замер весь сантимент
И прыжок – чтоб не было хуже – в красноречие белых лент
В разветвлённую клетку да в панораму дорог
Это цветы из дыма, детка. И от них величайший прок.
И вот с букетиком дымных соцветий, как последний апач,
Я знаю, I need it so much – исключительно – to have nothing to touch
Башня слоновой песни. Спрятанная красота
Снова и интересней. Я целую кровь её рта
Мимо случайных сплетниц, вершащих над космосом смех.
Аркад, эспланад и лестниц безусловно хватит на всех.
И пламя святого Эльма в каждый второй уик-энд
И катер, входящий в эллинг, как будто бы в Neverland
И осень. И воздух сонный, бросающий листья в бой —
Всё это просто купон, meine kleine, аннулированный тобой
Хэй-хэй, пепел к пеплу. Хэй-хэй, прах к праху
Моя Артемида с серебряным луком
Застрелила мою росомаху.
Зомби, повешенный прямо в студии «Колокол»
Зомби, погибший в Сахаре от дикого голода
Зомби, узнавший, что мы живём не на облаке
Зомби, забывший куплеты песни «VORVOLAKA»
Зомби, такой элегантный, ну прямо Шон Коннери
Зомби, вонзающий когти в Дженнифер Коннели
Зомби, сказавший индусам: «Five minutes only»
О проекте
О подписке