Мы черепашки-Ninja
Нас кормят на убой
Нас кормят вкусной пиццей
И палою листвой
Котлетами, колбасами
Коммерческими снами
Чтоб стали пидарасами
И сгинули в тумане
Мы смелые младенцы
Мы делаем историю
И гибнем на просторах
Нейтральной территории
Утиною походкою
Навстречу новой смене
Униженные водкою
Бродячие мишени
Утиные истории
Утиные истории
Утиные истории
Утиные истории
Город Брест —
Мера пресечения – арест.
Белая, белая пыль
Снег тополей, тополиный вечер
Инвалид роняет костыль
Подберу, всё равно мне заняться нечем
Взять бы да накостылять
Мировому праву правопорядка
Денег не сосчитать,
Но похоже, что это опять нехватка
Я НЕ ПОЙДУ ВПЕРЁД
ШАГ В СТОРОНУ БУДЕТ ДЛЯ ВАС НЕЗАМЕТЕН
И СЕГОДНЯ МЕНЯ УЖЕ НИКТО НЕ НАЙДЁТ
Четвёртому Риму не быть
Он загнулся под грузом бухла и страха
Иногда мне хочется выть —
Волчица, куница и росомаха
Я вижу зарево нормы
И к нему руки тянутся непроизвольно
А глупые сонные норны
Мотают в клубок судьбы лохов и воинов
Кому меня нужно искать —
Об этом я не имею понятья
Нет, я не буду ждать
Ракетного лета в свадебном платье
Жизнь человека – клип
Эстетская блажь с непонятным финалом
Мой знакомый здорово влип,
А всего лишь заняться хотел криминалом
Приходите смотреть…
У меня на руках умирает страна
Мне бы только успеть…
Лапы лиственниц помнят свои имена
Но военнопленному свету
Не зарыться в сугробы пушистого снега
Все вертолёты покинули небо
Альфа забыла Омегу.
<1997>
Где пылающий шар, уходящий в зенит,
Ухмыляется нагло и пьяно
Боль земная в глубоком подполье сидит,
Наглотавшись снегов и тумана
Строй сплотился и зажил счастливой семьёй
Травы выросли прямо и стройно…
А мудрость древняя скрылась давно под землёй
И ведёт партизанские войны
Мудрость тихо во сне «Марсельезу» поёт,
Бьётся фильмом за шторами окон,
Реет в космосе и под водою плывёт,
Разрезая волны белый локон
Выбор выбран. И нет миллиона дорог —
В эпилоге сошлись все дороги
Проскакал на восток дикий конь Горбунок
Паровозным свистком длинноногим
Разбежались круги у начала начал,
Разлетаясь на тысячи стаек
И батяня-вомбат сделал шаг на причал
Посмотреть на разлапистых чаек
Чайки! Чайки! Проснитесь! Уже началось!
Плач в Кремле и салют в Тёплом Стане…
Лишь бумажному змею несладко пришлось,
Он попал в стратосферное пламя
Но коты и бандиты вошли в города,
А Лисицын с Зубровским – подавно,
Чтобы жить и хозяйничать, как господа,
Ну, а если погибнуть – то славно
Сколько песен, и слёз, и крылатых ракет…
И, пройдя по земному этапу,
Ослепительный свет, словно ёлочный дед,
Мне протянет мохнатую лапу.
Только я остаюсь. Всеми вами забыт,
Как копейка в старинной копилке
Поднеси ко мне спичку. Я вспыхну, как спирт
Чистый спирт в недопитой бутылке.
Всё нормально, Земля. Собирай урожай,
Молодых на убой провожай.
Смену лет заряжай, красоту уважай
Этот мир ещё жив. Прощай!
<1997>
Искусство уличных боёв, отъёма денег
Мы назовём по-хитрому – «Street Art»
Мы дети улиц. Каждый понедельник
Нас в бой ведёт безумный Бонапарт.
На нём поношенный пиджак и телогрейка
И шарф из меха океанских рыб
Царю цена – старинная копейка,
Но в остальном он – глыба среди глыб
Отметим орден. И старинные ботфорты,
Способные топтать любую грязь.
Как Джон Уэйн из фильмов Джона Форда,
Он сокрушает недругов, смеясь
Отметим шарф спартаковского цвета
А может, цвета «джа-растафарай»
Нестиранный с того смешного лета,
Когда казалось, что вот-вот, и будет рай
И как же можно не упомянуть про кепку,
В которой городской Наполеон
Нам видится и вкрадчивым, и цепким,
Способным развести на миллион
А рядом с ним бредёт его ватага,
Несчастные, пропившие жильё
Готовые загрызть за рюмку браги
Те, кто чужое любит больше, чем своё
Брюнеты-недоумки и блондины,
Чей интеллект ещё не вышел весь
Кто прыгает, кто шествует как льдины —
Смешная человеческая взвесь
Девчоночки плетутся в арьергарде
Не зная ни ушу, ни Лао-Цзы
Но всех, кто следом в след за Бонапартом
Подбадривают криком: «Молодцы!»
Коты встречают громогласным воем,
Который люди называют «мяв»,
Колонну, что идёт не под конвоем,
Амбиции и страх в себе уняв
Уняв в себе и чувства, и смятенье
Как то, что будет лишним при дворе
И, кланяясь земному тяготенью,
Ватага входит в отпуск в сентябре.
Не зря инициалы Nota Bene
Наполеону свойственны вполне
Он нас ведёт туда, где неврастеник
И люмпен вновь окажутся в цене.
Здесь время застыло, как лава
Застыло, и шут бы с ним
Завтра нас ждёт облава
Поэтому повременим
Словно в жерле вулкана
Секунда, что так важна,
Клокочет и ждёт сигнала.
Для этого рождена
Сметает любовная лава
Мой Пномпень и Пхеньян
Как пишут в старинных романах,
«Я потерял счёт дням»
Плохо учился в школе,
Где преподают ремесло?
Топил свой смех в алкоголе
И не знал, какое число?
Нет, всё гораздо проще
Как в хаотичной стрельбе
В самом сердце бамбуковой рощи
Мой герой заблудился в себе
Утратил ориентиры
Стал, словно гном, ростом мал
Забыл, как стрелять из мортиры
К тому же оголодал
А голод, поверь, не тётка
Не мисс, к примеру, Джейн Марпл
Он подбирается чётко,
Таща свой гремучий скарб
Голод пищит не по-детски,
Даже если наелся на треть
И словно инспектор Глебски
Фиксирует нашу смерть
И ЭТО ОТЕЛЬ «У ПОГИБШЕГО АЛЬПИНИСТА»,
КОТОРЫЙ БРАЛ ШТУРМОМ
ЛЮБОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ОЛИМП
В больнице, где я валялся,
Тасуя свои мозги,
Ночь светилась как ряска,
А днём не видно ни зги
Ни рижской и не рязанской
И никакой другой
Все припечатаны ханской
Врачебной левой ногой
Слово «ВРАЧ» происходит от терминов
«Врать», «воровать», «варить»
И больше на эту тему
Мы не будем здесь говорить
Лучше снова фонтаны, пальмы
Школа, работа, семья,
Лучше – собака Альма
Ник-Рок-н-Ролл и Свинья
Чем люди в белых халатах,
Что кладут тебя в гроб
Зачем мне в гроб? Я не Дракула
И я нажимаю
STOP.
Вот человек, измазанный зелёнкой
И забинтованный, как мумия Египта.
Готовый кадр для голливудской плёнки
В кино его играл бы не Мел Гибсон
Не Шварц, не губернатор Диснейленда
Не Уиллис, твёрдый словно тот орешек
Не прочие ребята из биг-бэнда,
Сметающего в пыль орлов и решек
Зелёный человек в бою изранен
В бою под солнцем, не в огнях софитов
Он выглядит, как будто марсианин,
Наслушавшийся громкого биг-бита
В его глазах танцуют сурикаты,
Спалившие дотла своё поместье
И пусть он скромен, словно мирный атом,
Но сердце бьётся в ожиданьи жести
Ударят жестяные барабаны
Как гром и молния проснутся Нибелунги,
Зелёнку слижут, будто бы сметану
И обновлённый вынырнет из лунки
И станет править бешеной упряжкой
Коней, собак и скандинавских троллей
И вырвется из этой жизни тяжкой
Накладывать свой грим для новой роли
Пройдёт неделя. В новом макияже
Он выйдет бросить взоры на столицу.
Визг тормозов он не услышит даже
И снова попадёт в мою больницу
Врачи лишь покачают головами:
«Как зелена была его долина
До травм, несовместимых со словами —
Ну а теперь он словно прах и глина»
Из этой глины вылепишь едва ли
Полпотовца или простого кхмера,
Безумца, что сражался в Трансваале
Или студента золотого универа
Получится из этой дряхлой ряски
Лишь тот же самый старец и пропойца,
Далёкий от идальго в чёрной маске,
От образа индейца и ковбойца.
Хирург устало топает ногою
И ассистенты достают ланцеты
Кромсают тело нашего героя,
Как будто рвут трамвайные билеты
Как будто контролёры озверели
И кто себе кусок отрежет больше —
Окажется – причём на самом деле
Не в Гамбурге, ну так хотя бы в Польше
А чтобы злодеяний киноплёнка
Не выглядела слишком уж жестоко
Они на эти раны льют зелёнку,
Как пьяница в себя бутыль «Истока»
Потом героя садят на каталку,
Отвозят в направлении палаты,
Где штабелями свалены вповалку
Познавшие такие же прихваты
Дрова, что ждут приказ воспламениться
От здешней пищи низкокалорийной,
Успевшие изрядно утомиться,
Прожив свой сериал многосерийный.
Город синих домов, гаражей и крыш
Лабиринт, будь он дважды проклят
Мышелов его строил, охотник на мышь,
Чтоб не слышать мышиных воплей
Если мышь, словно маленький паровоз
Припыхтит в этот город летом
То забудет всё. И пойдёт вразнос
И останется без билета
Ехать «зайцем» – это не для мышей.
Беспонтово, хотя и клёво
У них нет мозгов. И таких ушей,
Чтобы слышать шаг контролёра
Поступь стража порядка чеканно зла
Выраженье лица угрюмо
Ни одна ещё крыса не удрала,
Даже те, что бегут из трюма —
Сбавят скорость, приостановят бег,
Громогласный услышав окрик:
«Ты, с хвостом, а ну предъяви билет!»
Голос в сердце бьёт, словно кортик
Если мышь, как заяц, в нашем стихе
Лжёт, бежит, никому не веря —
То для контролёра на языке
Не найдётся имени зверя
ГРАНИТНЫЕ СЕМЕНА
МЫ ЕДЕМ НА СЕМИНАР,
ГДЕ НОВОГО ФРОНТА РОСТКИ
ВАС ВСЕХ РАЗОРВУТ НА КУСКИ
Мышелов построил свой коридор
Чтобы время текло сквозь пальцы
Только время. Время и прочий вздор
Остальные – в капкан, как зайцы
Но и заяц, если он крикнет: «БАНЗАЙ!»
Называться «БАНЗАЙЦЕМ» будет
У животных смелости хоть отбавляй,
Потому они и не люди
«Ричард Львиное Сердце» – зовут короля
Сердце льва, не домохозяйки
И никто этот титул не носит зря,
Как сказали бы SHANGRI–LAIKI
Вспомним БЛЭК УХУРУ, свободу BLACK
Раггамаффин слегка угрюмый
Sandra Jones была там храбрее всех
И её не зря звали ПУМОЙ
Мышелов был зол. Молчалив и зол
И спокоен, как лунный кратер
Когда молод был, он носил камзол,
Когда вырос постарше – латы
А на этих латах – гербы, гербы
Злые сфинксы на алом поле
Это значит – предки легли в гробы,
Утопив рассудок в кагоре
Леопарды, лоси и много дров
Чтоб пылало всё Подмосковье
Чтобы знало, там, где пройдёт мышелов
Будет осень средневековья
Первобытный невероятный страх
Витражей разноцветный холод
Молот ведьм и площадь в алых кострах
Грубой черни визгливый хохот
Тут колдун. Здесь нелюдь и людоед
И палач с мертвецом в обнимку
Бой часов, утруска и мышеед
Подчиняются фотоснимку
На котором майскетчер, наш лютый царь
Улыбается Кларком Гейблом
И никто не скажет, что он устал
Наслаждаться кровавым лейблом
Но…
Счастье сильных, что мыши не знают слов
Но они по первому слову
Как Годзилла выйдут из тайных нор
И растопчут в прах мышелова.
Красные глаза на белом фоне
Светом опалённого лица.
Bloody Mary, только в алкоголе
Не найти ни драйва, ни свинца
Шапка цвета шапки-невидимки
И спартанский шарф колора «беж»
В голосе звенят такие льдинки,
Будто отправляют за рубеж
Усики, пролезшие сквозь кожу
Нижней оттопыренной губы
И причёска, как клинки без ножен
Или трактор, вставший на дыбы
Не забыть упомянуть про брови,
Словно у цыплёнка табака
Кинопробы не нужны. Для роли
Подойдут и впалые бока
И глазницы – две размытых ямы
И дрожанье нервов и кистей
Может, я пришелец с Фудзиямы,
Что заброшен в мир без новостей?
О проекте
О подписке