К моему ресторану «Фонтан» я подъехал за пять минут до назначенного времени и не смог припарковаться. Это и радовало, и бесило.
Мы с товарищами по бизнесу говорим так: у нас есть семья, но никому не запрещается иметь любовницу. Наша семья – это Компания, в которой мы все вместе, но при этом у каждого есть отдельные проекты: Старый несколько лет назад с головой ушёл в ювелирку и рестораны, вместе с Классиком они держат бренд GANSA, а это проектов двадцать, не меньше, открыли всероссийский гастрономический фестиваль «Да, поем!». Сам Классик законнектился с япошками и уже пару лет развивает косметическую линию, успешно или нет, никто не знает, боюсь, даже он сам. Михеич открыл сеть подпольных казино.
У меня в том числе рестораны. Один из моих проектов – сетка японских суши-баров, тридцать шесть точек по всей Москве, никакой лирики, беру количеством, сам суши не ем. Не люблю после того, как попробовал их в Японии и понял, что ничего общего между этими двумя понятиями, кроме названия, нет.
Я не ресторатор, законов и правил построения ресторанного бизнеса не знаю. Вот вилочки-ложечки сам подбираю, это да, люблю кормить друзей, это да. С суперуспешным «Фонтаном» мне просто повезло – год назад я случайно познакомился с итальянцем Джованни, подающим надежды молодым шеф-поваром, у которого уже довольно успешно работал один питерский ресторан. Я каким-то чудом выбил просто золотое место на Театральной площади и под этот проект перевёз Джованни в Москву. На таком месте спрос был бы, даже вздумай мы торговать несвежей шавермой, но это не наш метод. Мы с Джованни за полгода построили архитектурное чудо и поставили, на мой взгляд, просто потрясающую кухню – полуавторскую, полудомашнюю с чеком чуть выше среднего. «Фонтан» стал одним из самых модных мест в Москве, четыреста пятьдесят посадочных мест и средняя наценка на блюда порядка пятисот сорока процентов приносила нам оборот в девяносто миллионов за месяц.
– Аркадий, привет! – радостно подбежал ко мне Джованни. Его сильный миланский акцент был естественным: он смягчал почти все согласные, а особенно «л», говорил очень путанно и сложно, заменял обычные слова на странные конструкции, но я уверен, что он больше играл, утрировал речь, делал её гротескной; просёк, как тащатся от всего этого москвичи. А они охотно шли на Джованни, ведь каждого гостя он встречал как лучшего друга и не важно, что уже через минуту не мог вспомнить их рожи и здоровался заново.
Мы проходили через внушительный зал – там я с удовлетворением не обнаружил ни одного свободного столика, потом вышли на открытую, залитую солнцем террасу – «полянку Мидаса», не меньше, именно тут делались основные бабки.
Все гости повернулись ко входу и, заметив Джованни, зааплодировали не хуже, чем рок-звезде. Он, раскрасневшись, поднял вверх обе руки и артистично раскланялся в обе стороны:
– Угосчайтесь, друзья! – громко сказал он. – Ешьте и пейте у Джованни дома!
Все одобрительно зашумели. Я оставил его позади, а сам, радуясь, что надел непрозрачные солнечные очки, с беззаботным видом направился к центральному столику, с постоянным резервом на моё имя. Итальянская звезда скоро присоединилась.
– Рассказывай, Джованни. Как дела?
– Ну как! Смотри вокруг! Идёт, всё идёт. Этот территория, этот место, очень успешно.
– Всегда так? Полная посадка?
– Семпре[2].
Я открыл барное меню, оно пестрело десятками новомодных креативных позиций от шеф-бармена, его довольная физиономия красовалась здесь же, чуть ниже: «Черноплодный космо», «Молоко бешеной коровы», «Голый Чебурашка», «Малина и соль», «Голубой миланец».
– Голубой миланец, это ты, что ли? – подколол я Джованни и подозвал официантку, спешащую с заказом, – Принесите «Американо декаф».
Она ослепительно улыбнулась и засеменила дальше, её оливковая клетчатая юбочка была словно накрахмалена и поэтому слегка взлетала при ходьбе.
– Твоя задумка? – спросил я Джованни.
– Красивый девушки – важная состав бизнеса, Аркадий.
– С этим спорить сложно. По обороту идем по плану?
– Мульто плана!
– Какие замечания по кухне?
Джованни встал и опять обратился к присутствующим:
– Москва, тебе вкусно? Всё хорошо?
Зал огласился криками и женскими хохотками: «Джованни, мы тебя любим!», «Белиссимо!», «Мульто бене!»[3], «Прекрасно!»
Я удивлялся, как при такой активности: встал-сел-встал, туда побежал-сюда вернулся, – он умудрялся не терять в весе, и скорее был похож на хинкали, чем спагетти.
Джованни поблагодарил всех жестами и, разгорячённый, сел на место:
– Видишь? Всё топ. Со дня в день мы ожидаем этого вашего критика… Володимир.
– Бориса, – поправил я.
– Certo[4], Бориса.
Бориса знала вся Москва. Меня нет в соцсетях, но, похоже, все остальные есть, потому что Бориса читают, комментируют и за что-то любят.
– Я подписки сделал на его аккаунт, – Джованни поёрзал и вытащил откуда-то из-под объёмного живота смартфон. – Смотрю там, гляжу. Лица его не видно, но голос-то мы слышим. Я делал запись включённой всем нашим персоналу. Так что мы по голосу его исчислим.
– Не переживай, – я пожал ему руку. – У нас вкусно, персонал вышколенный, ты на месте… Всё шикардос!
– Джованни не парится! Но он написал плохой отзыв на ресторан ваш друга, который Лев Йурич.
– На «Хочу Хачапури»?
– Вроде… или нет… Секундочку, уна секунда. Да, на «Хочу Хачапури».
Судя по аккаунту, Бориса читало более пятнадцати миллионов человек. И в очередной раз мне стало не по себе от всех этих немыслимых цифр. В советское время хороший тираж газеты или журнала был примерно от пяти до десяти миллионов: «Вокруг Света», «Огонёк», «Юный натуралист». Перед глазами возник отец, внимательно читающий «Правду» в своём любимом кресле: его невозможно было отвлечь до тех пор, пока он не прочтёт всё до последней страницы. Был и абсолютный рекордсмен вроде «Аргументов и Фактов», газета, как сейчас помню, в 90-е годы была занесена в книгу рекордов Гиннеса из-за самого громадного тиража в мире – что-то около тридцати миллионов экземпляров. Представьте только это число, тридцать миллионов! В Дели сейчас живёт столько же. А здесь всего один злосчастный критик, который публикует, что его душе угодно. Хоть каждые полчаса, хоть каждые пять минут! При этом аудиторию он имеет всего в два раза меньшую, чем крупнейшая газета в СССР, и работает сам, без цензуры. В поразительные времена живём.
– Во-о-о-от, – прервал мои размышления тягучий голос Джованни. – Смотри, как он придумал!
Шеф-повар протянул мне телефон с текстом:
«Как всегда, дождавшись десятого дня с открытия, наступает время поговорить о новом ресторане известного холдинга GANSA – “Хочу Хачапури”. Изучил новости по ресторанным порталам, подготовился к визиту, помусолил меню и что важно (именно тут!) – винную карту – если я всё верно понял, проект создавали в коллаборации с частной винодельней от Энцо. Коллаборация интересная, на мой взгляд, но и ожидания сразу двойные!
Вечер выходного дня, а бронь – я звонил за сутки – далась легко. Это не странно, ведь ресторан свежий, рекламу ещё не подключали, ну и, конечно, учитываем просто огромную площадь заведения: 520 посадочных мест, если верить сайту, целых пять залов. Гостей много, они делают ресторан дышащим, живым, при этом вакантные места есть. И никто не мешает друг другу. Оживлённая локация, даже козырная, располагает к грузинскому застолью – я насчитал пять небольших банкетов разной степени веселья.
Начинается наше знакомство не очень ладно. Хостес, наверное, прекрасный человек, но… как минимум, уникальна. Она не говорит ни слова после приветствия, которое пришлось отпускать три раза, пока “машинка” не завелась. Как можно не включить гостеприимство, даже банальными фразами про “ВЫ Па-А-аУЖИНАТЬ”? “ВАС СКОКа-А-а?”, “ВЫ Бра-А-аНИРа-А-аВАЛИ”? Не говоря уже о: “Гамарджоба! Вы у нас первый раз? Тогда давайте я вам с гордостью покажу наш ресторан. У нас есть самый большой в городе тонэ, самый опытный шеф-повар, самая большая винная комната и примерно сто пятьдесят залов, куда желаете присесть?”
Проводили, молча усадили за столик без выбора хотя бы из двух вариантов. При таком-то размере! Ладно, смотрим дальше. Два банкета уже горячи и поют песни, почему-то на армянском и испанском, уставшие дети играют в догонялки, а вокруг активно курят кальяны, что для меня так совершенный ад! Спрашиваю: “А где у вас не курят?” Удивляются, нехотя, провожают и усаживают за другой диван, едва в десятке метров от курящих. Думают, наверное, что проблема решена, дым – он дисциплинированный. Ну, да ладно.
Интерьер – дорого-богато, явно кто-то Важный спросил: “А какой у вас самый престижный дизайн ресторана – заверните нам два!” Современно, с использованием высококачественных материалов и с минимальными этно-мотивами. Много кастома, много ткани, много диванов, разная мебель – выбор посадки под разные спины и… не только спины. Слышен приятный джазовый вокал в одном из залов, что для меня совершенно оторвано от кавказской культуры. По виду зала, не зная громкого названия и не заглядывая в меню, не сразу определишь кавказскую направленность ресторана. Наверное, так модно? Так расширяется целевая аудитория?
Первый лёгкий комплЕмент – кусочек тёплого шотиспури с самодельным, как сказали, сацибели. Мило для недорогого ресторана. Слишком просто для такого важного.
Чебурек с бараниной (560 р.). Я, конечно, не спросил, сколько будет в порции, а тихое меню молчит, и крайне удивлён – он один! Так ещё и бедноват: меньше баранины я не видел никогда. Итого: удивил ценой, удивил толстым тестом, удивил бедностью. Нужны репрессии, ох нужны!
Харчо (820 р.). Такой очень… очень усреднённый вариант. Бульон не назвать насыщенным, только аромат обещает радость, грудинки совсем немного, специй едва половина от привычного. И цена при этом… Я не опечатался – 820, я опечалился!
Хинкали – поштучно не продают, только порцией в четыре штуки (750 р.). Надо, конечно, пробовать всё, но пока советую брать те, что в разделе от “шеф-повара”. Сами хинкали небольшие, лепка не кажется ажурной, складки пересчитывать не хочется, чтобы не расстраиваться, но вот тесто реально хорошее, а фарш крупный, не сбивается в котлету. И по пропорциям идеально, бульон настоялся взаперти. Пока “пятёрка”! Из минусов в этом, первом от рождения, меню. Отгадайте, что значит “Хинкали из баранины”? Баранина с говядиной, так придумал шеф…»
От чтения меня оторвал звонок Президента. «…Течёт из всех щелей!!» – интересно, что опять? Я взглянул на часы:
– Ладно, плевать мне на этого Бориса, имел я его ввиду.
Из-за московских пробок я опоздал и подъехал к офису позже остальных. За столом уже переговаривались Классик со Старым, Президент с видом великомученика разбирал бумаги:
– …тогда, в двадцатых числах должно завершиться остекление торгового комплекса «Питер» на Тихорецком бульваре, успеем, – сказал Президент. – Бульдик, заходи! Мы без тебя не начинали.
– Отлично. По какому поводу собрание?
Президент понажимал кнопки планшета, и на одном из дисплеев крупным планом высветилось сосредоточенное лицо Михеича. Мы с Классиком махнули ему рукой.
– Журналистам уже известно, что Бёрна убили, – сказал Президент.
– Этого стоило ожидать, – заметил Классик.
Старый добавил:
– Однако не так быстро…
– Чем это нам грозит?
– Неприятностями. Расследование, проверки, намёки и обвинения в СМИ.
– Да, это неприятно.
– Это больше, чем неприятно, – сказал я. – Затюкают-замучают, как Пол Пот Кампучию.
К этому моменту все уже смирились с фактом смерти близкого друга, и теперь пришло время различных мыслей и домыслов о том, как этот инцидент может повлиять на выигранный тендер и остальные проекты. Лично мне на эти вопросы ответ очевиден – никак не повлияет. Президента, по-видимому, больше всего заботил пошатнувшийся авторитет Компании.
– Чё делать-то? – нарушил тишину изменённый динамиком голос Михеича. – Я, кстати, памятник ему заказал… у этого… Церетели.
После секундного молчания в разговор вступил Классик:
– Выяснили содержание завещания?
– Его так и не нашли, – ответил Президент. – Мы говорили с ним об этом ещё при жизни. Формально у него есть только один наследник – сын. Если бывшая жена и любые третьи лица не упомянуты в завещании, то Борька получит печёнку всю…
– Нам крайне нежелательно, чтобы наследников было много, – сказал Старый.
– Однозначно, – добавил Классик.
– Есть ещё кое-что. Мне звонила жена Бёрна, мало того, что они не могут найти завещание, так и с его личных счетов исчезли все деньги. Их кто-то вывел уже после смерти.
Все реагируют ожидаемым образом: Классик перестаёт жевать, мы со Старым переглядываемся, Михеич не удивляется, видно, Президент поделился с ним информацией как только получил её. Из-за этого только он один выглядит безучастным и продолжает что-то насвистывать себе под нос.
– Да, парни, это не смешно.
– Ты думаешь, кто-то деньги украл? – спросил Старый.
Я повернулся к нему:
– А что, есть другие варианты?
– Я хочу, чтобы мы были предельно честны друг с другом. Вы знаете, что в последнее время Бёрн не доверял никому из нас. Если раньше я хотя бы знал, сколько денег на счету, видел в Тетрадке, то с недавнего времени он перестал делиться со мной и этой информацией. Я только знаю, что он хотел создать трастовый фонд для сына и бывшей жены.
Фонд – это удобно, фонд выступает кошельком, в котором собраны различные средства – движимые имущества, недвижка, даже доли в бизнесе. А самое привлекательное в нём – это отсутствие налога на прибыль, как и то, что имущество в кошельке не может быть арестовано. Надо мне создать семейный фонд, только кого туда включать? Только Макса? С бывшей женой как-то не хочется связываться.
– Пока нет новой, нет и бывшей, – попал Классик в мои мысли.
Я показал ему большой палец.
Из ноутбука послышался голос Михеича:
– Ребят, я это… уже в Питере. Собираю информацию. Скоро вернусь.
Президент махнул рукой, и Михеич отключился.
– Вообще, есть ли вероятность, что Дима жив? – вмешался Классик и, глянув на вытянутые лица акционеров, объяснил. – Чисто теоретически, он хотел выйти из бизнеса, так ведь? Что мы имеем? Личных денег нет, и труп, якобы Димкин, изуродован. А он ли это?
– Не вижу причины для таких инсинуаций, – сказал я. – Ну хотел выйти и вышел бы, кто мешает?
– Согласен, – сказал Президент.
Классик взмахнул рукой: «Это я так. Лирика».
– Хуже всего то, что у Бёрна целых два завещания. Если вы помните, года три назад Димка, разругавшись с родственниками, подписал документ, по которому все его активы после смерти должны быть выкуплены согласно внутреннему распорядку Компании. То есть, исходя из семилетней рентабельности – это ликвидная окупаемость бизнеса, а вырученные деньги должны быть переданы новому наследнику, – продолжил Президент.
– Ну. Справедливо, – сказал Старый.
– Так кто наследник? – поинтересовался я.
– В том-то и дело… Фактически наследником по этой бумаге выступает Компания. Я поясню, по условиям завещания деньги поступают на наш счет с одной оговоркой – мы должны учредить благотворительный фонд имени Бронштейна. Поэтому несмотря на то, что де-юре наследником является благотворительный фонд, он всё равно попадает под доверительное управление Компанией, и, по большому счёту, мы можем делать с деньгами всё, что заблагорассудится.
– Боже мой, – вполголоса проговорил Старый. – Как это похоже на него!
Старый, как обычно, допускал фундаментальную ошибку атрибуции: объяснял поведение Бёрна особенностями его характера, не принимая в расчёт силу внешних обстоятельств. Свои ошибки он, напротив, оправдывал исключительно не зависящими от него факторами.
Президент бубнил, что отсутствие завещания – это нешуточная проблема, а бумага, подтверждающая наши права на деньги Бёрна, вообще сильно усложнит нам жизнь. Закончил он торжественно: «Поздравляю, парни, теперь все мы – партнёры, имеющие просто идеальный мотив для убийства!»
– Особенно вы, господин Президент, – подколол я.
Ещё одна долгая пауза.
– Я правильно понимаю, у семьи теперь денег нет? – спросил Классик.
– Правильно понимаешь.
– Тогда следующий вопрос. Когда займёмся организацией благотворительного фонда?
– Давайте подождём ответа от семьи.
– Все же мы должны соблюдать комплаенс[5]. Надо срочно найти завещание или предъявить куда надо имеющийся у нас документ о создании благотворительного фонда, – сказал я.
– У нас есть два путя, помните такой анекдот? – Президент моргнул и потом сказал: – В общем, надо решать, парни.
О проекте
О подписке