– А что нам остается? – вопросил Ардивад, тяжело опершись на копье. От волнения его перекосило больше обычного. Седые усы стояли торчком. – Упустить их еще на тридцать лет? Нет уж, я разделаюсь с этими крысами, пока жив!

Он говорил в точности, как отец Кронан, и Рольван почтительно склонил голову. Дрейвы были и впрямь великим злом, если эти два таких непохожих, но одинаково достойных мужа считали их уничтожение главным делом своей жизни.

После недолгого спора конников разделили на четыре малых отряда и бросили жребий, выбирая, кому куда направиться.

Дурные предчувствия овладели Рольваном и не отпускали с тех самых пор, как жребий был брошен и воины уже рассаживались по коням. Карканье грянуло тогда сразу со всех сторон – все на миг пригнулись к лошадиным шеям. Крича и громко хлопая крыльями, вороны поднялись с ветвей и разлетелись в разные стороны. Тревожные черные лоскутки быстро превратились в точки, затерялись меж редких облаков, но даже исчезая, сохраняли почти боевой порядок.

Никто не сомневался: посланцы выведали все, что нужно, и теперь несут вести хозяевам.

Так и вышло, что в погоню за дрейвами Рольван пустился полный мрачных ожиданий, во главе отряда, урезанного почти на треть.

Единственный оставшийся следопыт, Эранд, молодой, но невероятно ловкий воин родом из Ламории, даже не пытался скрыть растерянность. Отряд подолгу стоял и ждал, пока Эранд пешим обследовал местность и затем, смущенно кривясь, указывал направление. Дрейвы уходили, рассыпавшись по лесу и вдобавок почти не оставляли следов, но через несколько миль сошлись вместе и дальше отправились большой группой. Преследовать стало легче, но ощущение ловушки впереди усилилось. И все же, когда из-за деревьев тучей полетели дротики, Рольван на миг растерялся.

Его спас Монах: заржал и дернулся в сторону. Смертоносное жало пронеслось мимо. Еще один дротик вошел в горло ехавшего рядом воина, под шлем. Воин захрипел и свалился набок.

Рольван выкрикнул команду, но за шумом едва услышал сам себя. Дрейвы с воплями хлынули из-за деревьев, как вырвавшиеся из Мрака демоны. Не меньше трех десятков, и дрались они отчаянно, с той самой священной яростью из сказаний – перед ней случалось отступать и квирским легионам.

Но люди Рольвана не только были лучше вооружены и защищены доспехами, не только сражались верхом против пеших. Они сами принадлежали к тому же народу, и священное боевое безумие было знакомо им не хуже, чем служителям старой веры.

Конь Рольвана рванулся, почувствовав шпоры, и наконечник копья вонзился в темя бегущего дрейва. Рольван наклонился, пытаясь освободить копье, и тут на него бросились с двух сторон. Волосатый, словно дикий зверь, гигант налетел, замахиваясь топором. Рольван принял удар на щит, и топор намертво застрял в нем. Рольван не успел ударить в ответ – другой дрейв, поднырнув под копье, нанес колющий удар под ключицу. Кольчуга отчасти защитила, но левая рука со щитом – на нем все еще висел, держась за свой топор, волосатый дрейв, – сразу повисла, и бок намок от крови. Щит вместе с топором оказался в руках у дрейва.

Монах взвился на дыбы прежде, чем Рольван успел хоть что-то сделать. Ржание походило на лошадиный боевой клич, когда окованные железом копыта размозжили голову волосатого. Второй дрейв, упав на четвереньки, уже вскочил и изготовился для нового прыжка. Выхваченный взамен копья меч Рольван обрушил ему на голову.

Потом развернул коня и направился туда, где пеший Торис с огромным сверкающе-алым мечом кромсал на части обступивших его противников. Помощь не понадобилась: когда Рольван подъехал, веселый гигант как раз добавил к пятерке трупов у своих ног последний, шестой.

– Ух, хорошо! – воскликнул он, вытирая лицо мокрой от крови перчаткой и улыбаясь до ушей. – Собачьи дети, они убили моего коня!

Ответить Рольван не успел: подняв обеими руками меч и оглушительно крича, Торис уже мчался в гущу новой схватки. Рольвану ничего не осталось, кроме как последовать за ним.

Скоро все закончилось. На вытоптанной, залитой кровью траве в беспорядке валялись тела. Отряд Рольвана уменьшился почти наполовину. Из дрейвов остались в живых двое. Их связали, примотав ремнями к двум стройным соснам, и оставили под присмотром молодого Альдранда.

Для юноши это было первое сражение. Отец Альдранда, ветеран многих войн, привез сына в столицу, как только позволил возраст. Но когда вновь начались нападения на северо-восточном побережье и король отправил туда Морака с частью дружины, отцовское сердце не выдержало. Вместо сражений с грозными канарцами, юноша остался нести службу в мирном Эбраке и попал под присмотр Рольвана.

Завершись сегодняшнее приключение по-другому, Рольван предпочел бы сам погибнуть вместе с Альдрандом, лишь бы не смотреть в глаза его отцу.

Впрочем, юноша сражался храбро и умудрился не получить ни царапины. Теперь он ничего не соображал от восторга пополам с ужасом, и помощи в заботе о раненых от него ждать не приходилось.

А заботиться было о ком. Кроме Альдранда, невредим остался лишь Крахнен – немолодой, прославленный свирепостью воин, чье имя и нелюдимый нрав любого могли заставить подозревать дрейва в нем самом. Но только на первый взгляд. Крахнен был так набожен, что Рольван, неудавшийся монах, нередко прятал от него глаза. Вот как сейчас: едва закончилась схватка, Крахнен упал на колени и принялся возносить благодарственные молитвы.

Но пока он молился, Рольван бормотал проклятия, коленями и здоровой правой рукой помогая держать Эранда, раненного в живот. Тот глухо стонал и дергался, пока Игарцис из Ллистра, сын эрга по рождению и лекарь божьим даром, вытаскивал из его развороченных топором внутренностей куски кольчуги. Сам Игарцис почти не пострадал: ему дротиком оцарапало щеку, но царапина уже запеклась и не кровоточила. Окажись дротик отравлен, он был бы мертв.

– Есть надежда? – спросил Рольван, когда Игарцис принялся зашивать рану.

– Бог знает, – был короткий ответ.

Позже, наложив бинты и вытерев от крови руки, лекарь улыбнулся.

– Может, и выживет, – сказал он. – За бога ведь сражался! Позволь осмотреть теперь твою рану, командир.

– Нет. Здесь хватит серьезных ран для тебя, а с моей и Твилл справится, – и Рольван улыбнулся вполне искренне: – Я ее не чувствую, клянусь.

– Повезло тебе, что не правая рука.

– Повезло, – согласился Рольван.

Поднялся и очутился лицом к лицу с собственным слугой. Тот стоял наготове с флягой воды, бинтами и корпией в руках и с самым терпеливо-недовольным лицом, какое мог изобразить. За спиной его Рольван увидел Ториса, мрачного и с головы до ног залитого кровью. Пошел навстречу. Слуга обреченно вздохнул и побрел следом.

– Вот ты где, командир! – воскликнул Торис. – Ты слышал – эти ублюдки убили моего коня и моего слугу. Только представь – прослужил мне восемь лет и только что умер на моих руках! Да сожрут демоны их жалкие души! И вот я ранен, а мой слуга мертв, и что мне делать?!

– Воспользуйся моим слугой, – предложил Рольван, терпеливо выслушав всю тираду.

– Ни за что, ты ведь и сам ранен!

– Тогда подожди, пока Твилл позаботится о моей ране, и тогда он займется твоими.

Такой порядок показался Торису справедливым, и Твилл наконец снял с Рольвана разорванную кольчугу. Рана оказалась неглубокой, хоть и кровоточила сильно, и сухожилие не было перерезано – так уверил Рольвана слуга, а он в этих делах пока не ошибался. Хотелось верить, что не ошибся и теперь.

Вскоре Рольван с туго перебинтованным плечом вернулся к пленным. Он потерял восемь человек, девять, если считать Эранда – едва ли он мог выжить, но Рольван пока не хотел причислять его к мертвым. Восемь убитых, и это не считая слуг, что сражались и гибли наравне с господами. Пленникам не стоило ждать милосердия.

Те, впрочем, и не ждали. Даже плохо знакомый с их обычаями Рольван знал, что последователи старой веры не боятся смерти. По ту сторону земных врат их ждет – как они верят – то же, что при жизни: враги, чтобы сражаться, дикие звери, чтобы охотиться, а вдобавок множество яств и напитков, чтобы вечно пировать и праздновать. Потому в бой они кидались с радостью и умирали без печали – так говорилось в песнях.

И все же они чувствовали боль, и под пытками могли выдать немало – к примеру, где спрятаны знаменитые дрейвские сокровища. Или имена предателей при королевском дворе. Достаточная причина пока сохранить им жизнь, к тому же Рольван помнил приказ: одного или двух доставить в Эбрак для публичной казни.

Вот только восемь из тех, кто годами был его братом по оружию и по чаше на пиру, лежали мертвыми, изрубленными в куски. И кроме усталой ненависти Рольван не чувствовал ничего, даже боли от раны. Да еще предчувствия, что мучили всю дорогу – они никуда не делись. Не лучше ли послушать сердца и сразу казнить этих двоих?

– Они что-нибудь говорили? – спросил он, оттягивая решение.

– Молчат, как покойники, командир, – Альдранд пришел в себя и отвечал с достоинством, как один бывалый воин – другому. – Глядит только по-нехорошему, вот этот, волосатый. А второй и не глядит.

Кивнув, Рольван подошел ближе.

Волосатый, что глядел по-нехорошему, был молод, не старше, наверное, Альдранда. Настоящий заморыш – не увидь Рольван сам его звериную ловкость в бою, никогда бы не поверил, что тот вообще может сражаться. Длинные, будто ржавые волосы торчали во все стороны, как будто мальчишке нахлобучили на голову разоренное птичье гнездо. За ними не было видно лица, лишь дикие, горящие ненавистью глаза. Протяни руку – и звереныш вцепится в нее зубами.

Второй пленник был спокоен. Седовласый, кожа цвета старого ремня в рытвинах морщин, но назвать его беспомощным стариком ни у кого не повернулся бы язык. Даже безоружный и связанный, он казался опасным. И опасность та была не в силе мускулов и умении владеть огромным мечом – этот меч с золоченой, украшенной резной волчьей головой рукоятью сейчас лежал у ног Альдранда, немало довольного такой добычей. Опасностью веяло от самой фигуры старого дрейва, от его прикрытых глаз, от его молчания. От спокойного равнодушия к своей судьбе.

Чем дольше Рольван смотрел, тем сильнее хотел немедленно покончить с пленниками. И сам себе удивлялся – уж кровожаден без нужды он не был никогда. И чем эти двое, в самом деле, могли быть опасны?

Тяжело ступая, подошел увитый бинтами Торис. Помолчал, затем предложил:

– Прикажи развязать их и вернуть мечи. Пусть сойдутся со мной в честном бою, не дело это – так их убивать.

– Это же дрейвы. Разве не ты проклинал их нынче ночью?

– Это не то. Они воины! И умереть должны как воины!

– То есть любой, кто смог наделать в тебе дырок, заслуживает твоего уважения, Торис? Даже если это дрейв? – Рольван сухо рассмеялся. – Нам придется взять их с собой. Они могут знать что-нибудь полезное. Так что, прости, на сегодня драки закончены. Надеюсь, ты не в обиде?

– Ну, хорошая драка всегда на пользу, – рассудительно заметил Торис. – Но на сегодня, так и быть, мне хватит. Только знаешь, командир, они хоть и воины, а все же дрейвы. Если решат по дороге нам головы заморочить или еще какие демонские выходки…

– Как только такое заметим – убьем, – согласился Рольван. – Но пока я никакого волшебства от них не видел и не поверю, пока не увижу.

– Вороны-соглядатаи тебе не в счет? – Торис ухмыльнулся и зевнул. – Прах с ними. Дело к вечеру, а нам еще мертвых хоронить.

– Значит, не будем терять времени, – сказал Рольван, отворачиваясь от дрейвов. – Похороним павших и в путь. Заночевать я хочу подальше от этого места.

За все время пленники не издали ни звука – ни мольбы, ни проклятия. Но слышали, без сомнения, каждое слово.