Не стоило соглашаться здесь ждать.

– Померли они там, что ли? – спросил Торис.

– Нет, – отозвался, приглядевшись, Твилл, – шевелятся.

– Уже темно. Демоны их забери, чего они там копаются? Пойдем, Рольван. Теперь-то уж подберемся незаметно.

– Пожалуй, – согласился, Рольван вставая. Ждать дальше не было сил. – Твилл, останешься здесь. Помогать нам не нужно. И еще…

Он отвязал от пояса кошель и вложил в руку слуги.

– Если я погибну, уезжай отсюда и постарайся не достаться демонам.

– Оставьте свои деньги, – Твилл отшатнулся. – Не нужны они мне. Не погибнете вы вовсе, бог того не допустит!

– Как знаешь. Идем, Торис.

Но далеко идти не пришлось. Два всадника, два черных силуэта в светло-серой мгле, ехали навстречу, медленно и как-то уж очень беззаботно – словно пара каменных столбов оторвалась и решила прогуляться к развалинам.

Рольван шагнул назад и с обнаженным мечом в руках остановился у пролома.

– Ну, наконец, – прошептал Торис, вставая рядом. – Дождались.

Было тихо. Всадники достигли склона холма. Теперь Рольван не видел их, но чувствовал их приближение всем телом. Он слышал дыхание Ториса и знал, что за спиной, по ту сторону пролома, Твилл беззвучно шевелит губами, молясь за них обоих. Казалось, всадники должны уже появиться, но мгновение уходило за мгновением, а их не было.

Сегодня все происходит слишком медленно – подумал Рольван и тут наконец услышал лошадиный топот.

Вдруг захотелось вжаться спиной в край проема, хоть на мгновение дольше остаться незамеченным. Вместо этого он шагнул навстречу, двумя руками поднимая меч. Торис не отстал ни на миг.

Дальнейшее, расплатой за все время ожиданий, произошло очень быстро. Голова и плечи всадника показались над остатками стены, и стало ясно, что вторую лошадь он ведет в поводу. Кто-то быстрый и легкий прыгнул с крыши прямо на Ториса; тот отскочил, но нападавший с нечеловеческой ловкостью извернулся в прыжке и приземлился ему на плечи.

Разворачиваясь, Рольван почти вслепую ударил прыгуна мечом, и это спасло ему жизнь: стрела всадника прошла мимо. Но и удар Рольвана не достиг цели.

Торис с рычанием наклонился вперед, пытаясь сбросить противника. Рычание перешло в хрип, слишком хорошо знакомый булькающий хрип человека, которому только что перерезали горло.

Торис тяжело повалился на землю. Прыгун же легко, как в танце, увернулся от удара Рольвана – тот оказался неловким как никогда.

Вновь свистнула тетива, и еще один предсмертный хрип сообщил Рольвану, что Твилл ослушался его приказа оставаться в доме, но отругать за это слугу он уже не сможет.

Рольван закричал и бросился за прыгуном. Тот бежал, ловко обходя или перескакивая кучи камней и остатки строений. Угнаться за ним в темноте оказалось невозможно. Рольван сразу отстал.

За спиной стучали копыта. Рольван обернулся навстречу, поднимая меч. Что-то сильно ударило его по затылку.

И наступила тьма.

Сначала появились голоса. Они спорили о чем-то, но Рольван не понимал ни слова. Потом он почувствовал боль и очнулся, как будто вынырнул из темноты. Болела голова, там, куда пришелся удар, и до боли врезались ремни, на которых повисло его тело.

Рольван открыл глаза. Он снова был в доме, накрепко привязан к одной из колонн. В нескольких шагах впереди пылал костер. Дым поднимался и уходил сквозь прореху в крыше. Там, снаружи, была глубокая ночь.

Гвейр сидел к нему спиной. Это был несомненно Гвейр, его богато расшитый, порванный и затертый плащ, его голос и манера по-собачьи встряхивать головой при разговоре.

– Нужно было убить его сразу, – говорил он. – Зачем тебе это, Игре? Клянусь псом Каллаха, ты только мучаешь саму себя! Убьем его, и забудь обо всем. Оставь это в прошлом!

– Оставлю. Но не так быстро, – был тихий ответ.

Рольван глянул и больше не смог отвести глаз. Языки пламени метались перед нею, в их свете ее и саму можно было принять за огненного демона. Рыжие растрепанные волосы, заостренные черты, почти призрачная худоба.

Изображать беспамятство не было смысла, не было смысла и просить пощады. Одно бесконечное мгновение он смотрел и поражался тому, что еще жив. И тому, что при первой встрече умудрился принять ее за мужчину.

– Здравствуй, Волчица, – сказал он. – Кажется, мы с тобой поменялись местами.

Гвейр вздрогнул, оглянулся и тут же отвернулся снова.

– Очнулся, – сказал он. – Решай, Игре. Что ты хочешь с ним сделать?

Та, кого он называл Игре, молчала.

– Собираешься убивать меня медленно? – спросил Рольван. – Может быть, помнишь – мы тебя не пытали!

Она неспешно потянулась и вытащила из ножен на поясе длинный нож, должно быть, тот самый, что отнял жизнь Ториса. Взвесила в ладони, прищурилась и вдруг метнула его в Рольвана движением столь быстрым, что тот не успел даже затаить дыхание.

Он еще не осознал, что может умереть прямо сейчас, а нож уже оцарапал ему щеку, ударился о каменную колонну и упал вниз.

– Неужели ты промахнулась, Волчица? – выдохнул он.

– Моя сестра никогда не промахивается, запомни это, Рольван, – не оборачиваясь, произнес Гвейр.

– Твоя – кто?!

– Сестра. Если бы она решила так быстро тебя убить, ты был бы мертв.

– Так же, как твой лучший друг Торис? А, Гвейр? Как епископ, которого ты убил безоружного?!

– После того, что вы сделали с Игре по его приказу, ни один из вас не должен жить. О какой дружбе ты говоришь после этого?

Гвейр так и не обернулся, но Рольван отлично представлял его лицо. Ненависть, исказившая его, наверняка была лишь отражением ненависти на лице его сестры. Что до самого Рольвана, он еще не осознал услышанного до конца, лишь ощутил трещину в своей несгибаемой правоте и заспорил изо всех сил:

– Мы не делали с ней… того, что ты думаешь! Если она так тебе сказала, она лжет!

– Не делали, – согласился Гвейр. – Но лишь потому, что не разглядели в ней женщину. Я неправ?

Рольван подавился гневным ответом. Гвейр слишком хорошо знал повадки дружинников и слишком хорошо знал своего друга Ториса, чтобы можно было с ним спорить.

– Тогда убейте меня. Чего вы ждете?

– Решай, Игре, – снова сказал Гвейр.

Она сидела на полу, скрестив ноги – юная девушка с усталым лицом, с темными кругами под глазами, с прилипшими ко лбу завитками рыжих волос. Но даже сейчас в ней оставалось что-то от злобного колдовства той ночи на Валль. От волчицы. Бояться и надеяться было поздно, и Рольвана охватила хмельная бесшабашность, почти восторг. Он улыбнулся и понял, что улыбка вышла по-настоящему безумной:

– Давай, превратись и загрызи меня! Клыки тебе больше к лицу, чем мужское оружие!

Она вскочила и одним движением очутилась рядом. Как она подняла нож, Рольван не заметил, лишь ощутил лезвие у горла. Не удержавшись, зажмурился. Но удара не дождался и открыл глаза – еще раз увидеть этот опьяняющий звериный взгляд.

Игре больше не смотрела на него. Она прислушивалась, отвернувшись к пролому в стене. Потом убрала нож и шагнула в сторону.

– Они здесь.

Гвейр вскочил и уставился в туда же. Лицо его казалось бледным пятном.

– Ты уверена?

– Я их чувствую. А они чувствуют меня.

Враз позабытый Рольван скосил глаза, но у пролома ничего не было, не было и по ту сторону – ничего, кроме ночи. Где-то в этой ночи остались тела его погибшего друга и слуги. Догадаются ли эти двое предать их земле? Он напрягся, но путы держали крепко.

Девушка-волчица шагнула к пролому. Гвейр схватил ее за плечи, удержал. Развернул к себе.

– Не надо, Игре! Если ты погибнешь…

– Ты хочешь поспорить с богиней? – спросила она устало. – Мне велено прийти и увидеть. Я пришла. Думаешь, она потерпит, если я отступлю?

– Я тебя не пущу!

Но Игре вырвалась из его рук.

– Я должна, Гвейр. Верь мне.

– Верю, сестра, – вздохнул он. – Всегда верил и всегда буду верить.

Она пошла навстречу темноте. У проема обернулась.

– Не ходи за мной, тебя я защитить не смогу. Здесь ты в безопасности. Жди и поддерживай огонь. А этого убей, мне все равно.

Решительно подняла голову и ушла в пролом. Гвейр остался на месте, и видно было, как хочется ему броситься вслед, и как он сдерживает сам себя, и как разбирает его бессильная злость.

– Проклятие! – он изо всех сил ударил ногой кучку дров. Те покатились, одно попало в костер, рассыпав алые уголья. – Проклятие, проклятие!

– Кто там?

Гвейр вздрогнул – видно, забыл, что Рольван еще жив. Не ответил, принялся сгребать в кучу рассыпанные угли.

– Гвейр, я все еще привязан здесь, и ты не поверишь, как это злит. Убей меня, наконец, или развяжи. Чувствую себя бараном, которого начали резать и забыли.

– Ты это заслужил.

– Она правда твоя сестра?

– Да.

– Значит, ты на самом деле дрейв?

– С чего ты взял? – Гвейр уселся перед огнем, лицом к пролому. Немедленно убивать Рольвана он не собирался, но хорошо это или плохо, тот не понять не мог. – Я не дрейв.

– У тебя нашли фигурки их богов.

– И что с того? У многих они есть. По-твоему, любой, кто молится старым богам – дрейв?

– Но ведь твоя сестра – дрейв!

Гвейр не ответил. Он смотрел в темноту, где исчезла его сестра.

– Да что там такое, Гвейр?

– Зло, – ответил тот. – Зло из другого мира. Призраки.

– Призраки? Что это значит?

Гвейр вздохнул. Рольван знал этого человека много лет, его самого или маску, но все-таки – знал. И сейчас он видел, что Гвейр отчаянно устал. Что его съедает тревога и что для ненависти у него просто не осталось сил.

Это, конечно, не помешало бы ему прикончить Рольвана, тут же забыть о нем и вернуться к своим непонятным заботам. Но Гвейр решил ответить, – быть может, просто поленился вставать:

– Сам не знаю. Тот, кто знал и мог все исправить, мертв – ты его убил. Теперь это поручено Игре, и если… если она не вернется, я разрежу тебя на куски и заставлю каждый кусок умолять о смерти.

– Спасибо, что разъяснил. А если вернется, она примется за дело сама, а ты будешь молча смотреть. Так?

– Это ее право.

Рольван снова попытался ослабить ремни. Он будто опять видел кошмарный сон с демонами, дрейвами и оборотнями, и не мог даже шевельнуть рукой, чтобы сотворить священный знак.

Но хуже всего – правота и справедливая месть, те, что погнали его в дорогу, придавали сил и смелости, что еще нынче вечером делали его карающим перстом божьим – пропали. Как ни старался, Рольван не мог их вернуть. Он уже ничего не понимал, ничего не знал, кроме своего пересохшего горла, боли и онемения во всем теле.

Игре вернулась на рассвете. Гвейр встрепенулся, вскочил и бросился навстречу как раз вовремя, чтобы подхватить ее, когда она пошатнулась и чуть не упала.

– Что, Игре, что?! – воскликнул он, уводя девушку прочь от пролома.

– Холодно… – слабым голосом ответила она.

Опустилась на колени, протянула руки к огню. Гвейр стоял рядом и наверняка вспоминал других, переживших встречу с демонами. Даже Рольван похолодел от страха худшего, чем страх перед смертью.

Но вот Игре подняла голову.

– Это я, Гвейр. Успокойся. Я по правде то, что есть, у меня есть сила. Я убила их.

– Убила – всех?

– Нет, конечно! Двух, которые пришли за мной. Их много, Гвейр. Богиня сказала правду, я должна все исправить, я…

Она опустила голову и стала падать, заваливаться набок. Гвейр подхватил ее и уложил на соломенную постель. Укрыл плащом. До Рольвана донесся слабый голос:

– Нет, подожди! Я не рассказала. Я их убила, но теперь они меня знают. Есть другие, много других. Они пришлют за мной, я им нужна, понимаешь? Я…

– Кто, Игре? Кого они за тобой пришлют?

Но девушка не отвечала. Гвейр плотнее укутал ее плащом и прошептал:

– Спи.

Вернулся к огню. Тот догорал, но сквозь дыры в крыше и открытые с двух сторон проемы проникал серый утренний свет.