Читать книгу «Капкан для пилигрима» онлайн полностью📖 — Андрея Владимировича Останина — MyBook.

– Не должна была, – тихо пробормотал тот. – Я уж не маленький, знаю. Если горячка началась – всё, конец.

– Это не нам с тобой решать, – отрезал Матвей. – Подарили тебе жизнь, вот и радуйся.

– Я радуюсь, – печально ответил малец.

Оказалось, что уже рассвело. Неужто всю ночь проспал? Хотя, летние ночи короткие. Утренний туман ещё меж деревьев рваными лохмотьями болтается, но лес уже встряхнулся, наполнился суетливым шебуршанием божьих тварей, да заливистым, птичьим щебетанием. Матвей огляделся. Ничего в округе не поменялось: всё та же пустая дорога, густой лес по обеим сторонам и обочины, густо заросшие травой.

– Малой, – повернулся к пареньку, хмыкнул удивлённо. – А попутчики твои где?

– Я, когда проснулся, никого уже не было, – со вздохом ответил тот. – Наверно, вечером ещё ушли. Мы очень старались подальше от города… Из-за меня только здесь задержались. А по дороге-то можно и ночью: не заплутаешь, ноги не поломаешь.

Глаза бездонные на Матвея уставил и тот поёжился – не у каждого взрослого такой взгляд. Отчего-то стало не по себе бывалому, жизнью битому человеку.

– Почему я не умер? – тихо спросил пацанёнок. – Молитва помогла? Я видел, ты молился надо мной.

– Похоже на то, – хмуро ответил Матвей. – Белый Дух решил, что не время тебе помирать.

– А другим – время? – уточнил малец, и Матвей вновь зябко поёжился. Не каждому взрослому такой вопрос в голову придёт. Похоже, дети здесь быстро взрослеют. Другая беда – живут недолго.

– Выходит, время, – Матвей встал, отряхнул штаны и куртку от налипшей, сухой травы. – Моё дело помолиться, а Дух уж сам решит кого куда. Сказано тебе: живой, вот и радуйся.

– Ну, и куда мы теперь?

Матвей вздохнул обречённо, взгляд к небу устремил. Пробормотал кое-что, не для детских ушей. Не зря говорят, что правила кровью писаны! Не нарушил бы – не пришлось бы сейчас башку дурную ломать, решать, что с пацанёнком делать.

– Звать-то тебя как? – спросил со вздохом. Для себя твёрдо решил сбагрить мальца при первой возможности, всучить в добрые руки. Но до той счастливой поры надо его как-то называть.

– Миха! – звонко сообщил парнишка и гордо выпрямил костлявую спину. Словно не имя назвал, а почётным званием представился.

– Миха так Миха, – махнул рукой Матвей. – Без разницы.

– А чего спрашивал тогда? – немедленно оскорбился малец.

– Звать тебя как-то надо. А то ещё послать куда-нибудь соберусь…

Поглядел на мальчонку с непонятной тоской в душе. Точно что-то ноет в груди, дышать спокойно не даёт.

– Родители где? – спросил без надежды. Коли один, на дороге – понятно где. Мальчишка безнадёжно махнул рукой, Матвей понятливо кивнул.

– Город в какой стороне? В той? Значит нам в другую. Молитвы – дело хорошее, но в пекло без нужды лучше не лезть. Второй раз может и не свезти.

– Значит, возьмёшь меня с собой? – с робкой надеждой спросил пацанёнок, попытался в Матвеевы глаза снизу заглянуть.

– Куда ж тебя теперь? – сокрушённо выдохнул тот. – До деревни какой-нибудь дойдём, авось и пристроим: учеником или, к примеру, помощником, к мастеру какому.

– Фиг ты меня куда пристроишь, монах! – весело сообщил мальчишка, ухмыльнулся и глазёнками озорно блеснул. Точно подменили человечка! Вечером ещё Духу душу отдавать собирался.

– Кому лишний рот нужен? – пояснил со знанием дела. – Так что, я с тобой.

– Я счастлив, – угрюмо буркнул Матвей.

– Так понятное дело, счастлив, – согласился пацан, топая голыми пятками по твёрдой дороге. – Я ж полезный! По хозяйству и вообще. А ещё я писать и читать умею! Не быстро только… У меня и бумага с карандашом есть.

– Спёр, поди? – скептически хмыкнул Матвей.

– Ну, – не стал спорить попутчик. – Не купил же. Я ж говорю – я полезный. Со мной не пропадёшь. Голодным-то уж точно не останешься.

* * *

К полудню лес начал редеть, всё чаще расползались вдоль обочин большие проплешины полян, а вскоре дорога и вовсе выбралась в поле. Матвей огляделся, кивнул в подтверждение своих мыслей. Не луг, именно поле: обработанное, засеянное, всходы уж по колено вымахали. По левую руку и деревня ожидаемо обнаружилась. Разнокалиберных домов не меньше сотни, не захудалое поселеньице. Да и то сказать: возле такой дороги грех не раздобреть.

С первого же взгляда Матвей понял – неладно что-то в деревне. Суматоха непонятная, шум, крики. Недалеко от крайних домов люди в стайку сбились, человек тридцать, а то и побольше. Галдят, руками машут. Пацанёнок Матвея за полу куртки ухватил, глянул встревоженно.

– Может, стороной обойдём?

– Глянем, что за переполох, – подмигнул Матвей. – С нас не убудет.

Идти долго не пришлось. Шагах в двадцати от дороги скрючились в траве две коричневые фигуры. Видно, как присели отдохнуть, так и упали, словно подкосило чем.

– Это ж попутчики мои, – охнул мальчонка, ладошку ко рту прижал. – Неужели тоже?

– Тоже, – хмуро подтвердил Матвей, подошёл к замершим в траве вчерашним знакомцам. Сначала одного осторожно лицом вверх повернул, затем другого. Никаких сомнений – не удалось мужикам от болезни убежать. Выпрямился, махнул настороженно притихшей толпе, подальше от опасных покойников отогнал.

– Не подходите! У горожан мор! Заразитесь!

Люди шарахнулись в сторону, словно от Матвея волна пошла, в толпу ударила. Он хорошо разглядел испуганные, круглые глаза и разинутые, словно в крике, рты. Минуты не прошло, все разбежались. На месте один мужчина остался: представительный, солидный, с окладистой, роскошной бородой и короткими, пегими волосами на круглой, большой голове. Одет красиво, точно на праздник вырядился. К нему Матвей и подошёл. Вблизи стало заметно, что и этому тоже страшно, ничуть не меньше, чем другим: кровь от лица отлила, кожа побледнела едва ли не до белизны, глаза стеклянные и не двигаются, в одну точку глядят. Понятно, живой человек, помирать нисколько не хочется.

– Чего стоишь? – неласково спросил Матвей. – Сказано – подальше держитесь.

– Я староста деревни, – несолидно пискнул мужчина и тут же смущённо откашлялся. Неловко вышло.

– А, начальство, – усмехнулся Матвей. – Положение обязывает? Понятно.

– Что делать-то, божий человек? – мужчина кивнул в сторону мёртвых путников. – Подходить к ним нельзя, так ведь и тут оставить тоже не дело.

Матвей кивнул. Оставлять, конечно, не следует, это и ребёнку ясно. Глянул на деревню, по крышам внимательным взглядом скользнул. Трубы над каждой торчат, понятно, каким образом в этих краях греются. Ну и леса кругом – опять же, понятно, чем топят.

– Ты вот что, уважаемый, – буркнул прищурясь. – Распорядись вон там, на поляне, дрова сложить, на манер костра. Да не жмись. Такие нужны, чтобы горели ярко, жарко. Трупы заразные, сжечь надо, а они неохотно горят, знаешь… Однако надо, самое верное дело. Ну, а что от них останется закопаете потом. Не страшно уже, выгорит зараза.

– А как же их… – жалобно затянул староста, но Матвей пресёк жалобные стоны резким взмахом руки.

– Вы дрова сложите, а я уж покойников туда и без вас пристрою. И молитву прочту, всё как полагается.

Староста облегчённо выдохнул, бодрой трусцой засеменил к притихшей вдалеке толпе. Мальчонка привычно дёрнул Матвея за куртку, уставился непонимающе.

– Ты зачем с этим делом связался? Была нужда с мертвяками возиться! А вдруг сам заразишься? Ведь недавно говорил, что второй раз может и не повезти.

– Если не поможем – вся деревня вымрет, – спокойно пояснил Матвей, паренька по острому носику пальцем легонько щёлкнул. – Людям помогать надо, если возможность есть. У нас – есть.

– А зараза? – пискнул малец.

– Белый Дух своего служителя не оставит, – напыщенно воскликнул Матвей и едва не расхохотался от собственной, показной важности.

– Ты бы хоть об оплате сначала договорился, – недовольно надул губы пацан.

– Кто ж за помощь плату требует? – уже всерьёз удивился Матвей. – За помощь благодарность полагается! Вот и посмотрим, какие они благодарные.

– Какой-то ты… – смущённо пробормотал мальчишка, глянул укоризненно. – Как будто в первый раз из лесу вышел!

– Я монах, – спокойно объяснил Матвей, чуть не сплюнул про себя. Угораздило с этаким имиджем! И ведь не поспоришь, не переделаешь.

– Я должен жить, как положено, а не как удобнее. И других научить.

– Нужна им твоя наука, – обидно фыркнул малец.

– Опять же – посмотрим.

Деревенские мужики сноровисто натаскали дров, сложили грамотно, не плотно, чтобы тяга была. Матвей старосте махнул – хватит, цапнул одного из мёртвых путников за воротник и без труда оттащил к будущему костру; со вторым тоже недолго провозился. Силушкой природа не обделила, тренировками себя тоже мучил регулярно. Да и, похоже, нелёгкая у мужиков жизнь была, редко досыта ели: тощие, сохлые, кожа да кости.

– Между прочим, – язвительно скривил губы пацан, – они меня в лесу помирать бросили! А ты тут с ними возишься, молитву читать собираешься.

Матвей на парнишку глянул так, что у того улыбочку словно наждаком стесало.

– Не бросили, а мне оставили, – поправил строго. – Вылечить они тебя не могли, а в последний путь проводить – моя работа. Так что, давай-ка не будем людей без вины виноватить. Что могли, то и сделали. Не от каждого ещё дождёшься.

– Странный ты какой-то монах, – вздохнул мальчонка и глянул на Матвея с опаской. Странных опасаться надо, это всякий скажет.

– А ты что, много монахов видел? – усмехнулся Матвей.

– Ты первый. Да и то странный какой-то.

– Ладно, отойди подальше.

Старосте кивнул, тот подхватился торопливо, запалил чадный смолистый факел. Матвею в руки отдавать не стал, в землю воткнул, отошёл предусмотрительно. Правильно, молодец. Этак, глядишь, и поживёт ещё. И не трус, свою работу делает, хоть и страшно. А это и есть смелый человек. Кому не страшно – тех дураками кличут. Те как раз долго не живут.

Обошёл вокруг скорбного сооружения, старательно потыкал факелом со всех сторон. Гореть взялось сразу: жарко, весело, без дыма. Взметнулся в небо столб горячего воздуха, уволок с собой перепуганную мошкару, кусочки вспыхнувшей коры, трескучие искры. Матвею жаром в лицо пыхнуло так, что пришлось рукавом прикрыться, а потом и вовсе отступить. Остановился, руки перед грудью сложил и затянул плавно, громко, нараспев.

Вот и всё, конец пути, больше некуда идти.

Дальше незачем нести, тяжких дум ярмо.

Здесь, в конце твоих дорог, нет ни боли, ни тревог,

Здесь, куда дойти ты смог, тихо и светло.

Больше незачем страдать, понимания искать,

Звёзды взглядом приласкать, и в траву прилечь.

Всё забыть и всех простить, ничего не говорить,

Руку к сердцу приложить, снять печали с плеч.

Больше некуда бежать, что-то ждать иль догонять,

Больше нечего искать, всё уже с тобой.

Крылья за спиной сложить, тихо голову склонить,

Наконец глаза закрыть, и принять покой.

Выдохнул, глянул на парнишку, что к Матвееву боку всем телом прижался, вихрастую макушку ласково потрепал. А у того глазёнки на мокром месте. Губы старательно кривит, силится не плакать, да выходит плохо.

– Ты чего, малой? – удивился Матвей.

– Сам не знаю, – отозвался тот, всхлипнул осторожно. – Ведь ни слова не понял, а так отчего-то жалостливо стало.

– Так люди же умерли, – рассудил Матвей. – Чего тут весёлого? Конечно жалко.

Сам подумал: неудивительно, что Миха ничего не понял. Не на местном языке стихи писаны.

– Люди каждый день умирают, – шмыгнул носом парнишка, рукавом ветхой рубахи слезинки по лицу размазал. – А плакать почему-то после твоей молитвы захотелось.

– Значит, хорошая молитва, правильная, – заключил Матвей и глаза в сторону отвёл. В отставку собирался, специально стихи выучил. На прощальном вечере прочитать хотел: с выражением, как полагается. Кто бы знал, где пригодятся.

– Теперь мужики в лучший мир попадут? – окончательно пришёл в себя пацан, глянул на Матвея заинтересованно. Точно и не ревел только что в три ручья.

– Да откуда нам знать, куда они попадут? – удивился тот. – Наше дело отсюда их по-человечески проводить, а там… Кто что заслужил, тот то и получит. А ты что думал, малец: прочитал монах молитву, тут тебе и пропуск в лучший мир?

– А зачем она тогда? – растерялся паренёк.

– Я ж говорю – попрощаться, – степенно изрёк Матвей, совсем с монашеской ролью сжился. – А грехи замолить не получится. Грехи добрыми делами надо исправлять, а не красивыми словами. Да поторапливаться, чтобы при жизни успеть, с собой не тащить.

Мальчонка помолчал пару минут, подумал, брови насупивши. Решил что-то для себя, отошёл в сторонку и на травку уселся. Из сумы добыл мятые листочки бумаги, огрызок карандаша и принялся старательно выводить одному ему понятные закорючки. Аж язык от усердия высунул. Матвей улыбнулся. Пускай малой своими делами занимается, а ему не грех уже у старосты о благодарности поинтересоваться.

– Ну что, мил человек? – обронил солидно, с достоинством. – Справились с бедой?

– Вот уж спасибо так спасибо! – горячо выпалил староста, руки к выпуклой груди прижал. – Без тебя, божий человек, и не знали бы, как быть.

– Вы возле дороги пост круглосуточный организуйте, – взялся инструктировать Матвей и тут же голос затвердел, уверенностью налился. Преподавательский голос, поставленный.

– Пускай бдят и днём, и ночью, всех путников мимо деревни дальше отправляют. Возле дороги пару бочек с водой поставьте, да несколько корзин с сухарями. Чтобы уж точно незачем было людям к вам заходить. Ну, а там, глядишь и мор закончится. Не вечно же он длиться будет.

– Сделаем, – твёрдо заверил староста и Матвей, заглянув в его глаза, поверил. Этот сделает. Не зря людьми командует, заслужил такое право.

– Просьба у меня к тебе, – и старосту внимательным взглядом окатил. – Пацанёнка пристроить надо. Ни к чему дитё с собой таскать, сам понимаешь.

Староста смутился, плечами поник и взглядом завилял, как виноватая дворняга репейным хвостиком.

– Не принято у нас так, монах, – выдавил, наконец. – Своих сорванцов хватает, а чужого и пристроить не к кому. Обижать ведь будут, свои-то, да и наследство, опять же… И вообще.

– Прав был малой, – разочарованно протянул Матвей. – Действительно, не удастся от него избавиться.

– А ты оставайся, монах! – загорелся вдруг староста, полыхнул энтузиазмом не хуже костра. – Человек ты не только божий, но и решительный, знающий, опытный. Уж для такого-то спроворили бы жильё подходящее. А пацанёнок помощником тебе.

– Не моя это судьба – на месте сидеть, – решительно отрезал Матвей. – Мне Белым Духом указано в пути быть, слово его людям нести. А с пацанёнком… Ну, хоть приодеть-то его поприличнее выйдет? Если в деревне детей девать некуда, то одежонка-то лишняя должна найтись?

– Это найдём, – облегчённо выдохнул староста и широко улыбнулся. Не по себе было, да и понятно: не хочется неблагодарным выглядеть.

– И поесть вам в дорожку соберём, полную суму. Не сомневайся!

Матвей фыркнул насмешливо, но промолчал. Вот уж расщедрился, жучара! В эту суму только и поместится – взрослому мужику пару раз перекусить. Да и то не досыта, лишь бы не помереть. Впрочем, как монаху и положено.