Глава 2

Матвей отошёл от места посадки на пару десятков шагов, оглянулся. Плоскобрюхий, приземистый орбитальник тщательно укутался плотным облаком оптического камуфляжа и превратился в огромный, серый валун посреди лесной полянки. Конечно, если подойти поближе, да ещё и пальцем потыкать, обман моментально вскроется, но для таких любопытствующих в катере специальный излучатель имеется. Матвей мысленным приказом его активировал и тут же по нервам пробежала волна лёгкого, но весьма неприятного, импульса. По самую макушку захлестнуло желание бежать без оглядки от зловещей полянки, и как можно дальше. Хоть и немотивированный страх, однако ж вполне реальный. Очень скоро, в радиусе километра от замаскированного катера, вся живность в разные стороны разбежится. Некому будет вблизи разглядывать, а уж тем более пальцем тыкать. Матвей заметил маленький, серый комочек, прошмыгнувший рядом с сапогом, усмехнулся. Вот, на всякий случай даже мыши в бега подались. Ну, или как на этой планете называют маленьких и хвостатых?

Жаль, что активировать излучатель можно только с близкого расстояния. Хочешь-не хочешь, приходится получать свою дозу излучения, а приятного в этом негусто. Да вообще нет приятного, чего уж там. Но, с другой стороны, и польза налицо. Можно быть уверенным, что излучатель работает исправно. Конечно, любой, у кого есть идентификатор, может его отключить, да только много ли таких на планете наберётся? По Матвеевым подсчётам – один. Он сам. Бегает, правда, неподалёку суматошная девчушка, которая хотя бы знает, что такое идентификатор. Но она свой на столе начальника оставила, так что, не считается.

Прикинул, в какую сторону двигаться и зашагал быстро, торопливо, едва не подпрыгивая. С каждым шагом томление в груди рассасывалось, точно испарялось; когти страха постепенно выпускали трепыхающееся сердце. А вскоре и вовсе отпустило, задышалось легко и свободно. Тем более воздух здесь, на природе, чудо, как хорош. С миазмами городских трущоб и сравнивать нечего.

Катер приземлился в густом лесу, подальше от человеческого жилья и любопытствующих глаз. Был, конечно, шанс на голову какому-нибудь охотнику плюхнуться, но не случилось, повезло. Охотнику. Матвей ещё с высоты приметил широкую дорогу, что пересекает лес в нескольких километрах к югу. Дорога, похоже оживлённая, по местным меркам вообще магистраль. К ней и направился. Судя по данным технического контроля со спутника, орбитальник Лилы сел именно на этом континенте и больше в поле зрения не появлялся. Значит, где-то здесь девчонка шастает. Континент, конечно, не маленький, но всё-таки не всю планету прочёсывать, одну пятую только. Если бывшая ученица возьмётся за дело старательно – шуму будет много. А она возьмётся, за тем и прилетела.

Сбоку, точно дворняжка из подворотни, бросилась под ноги полупрозрачная, быстрая тень. От неожиданности Матвей шарахнулся в сторону, едва не кувыркнулся, но тут же понял, что опасности нет. Бесшумно парит над головой воздушный шар; самый настоящий, прямо как на старинных картинках. Правда, нарисованные-то элегантно выглядят, а этот неприглядненький: материал купола грязно-серый, рубчатый; корзина коряво сплетена – руки оторвать за такую работу; какие-то верёвки и тряпьё клочьями болтаются, словно бахрома. Но, тем не менее, прогресс налицо. Не обманул Анри – действительно, люди здесь уже летают. Пусть медленно и не шибко высоко, но всё-таки.

Пока на чудо рукотворное пялился, от корзины отделилась маленькая, чёрная точка, быстро долетела до земли и мягко шлёпнулась в седую подушку мха меж деревьев. Матвей не поленился, подошёл, полюбопытствовал. Бутылка. Самая обыкновенная, прозаическая бутылка мутно-белого стекла, с багровыми подтёками на внутренней поверхности. Пустая, понятно, кто ж полную-то выбросит? Мужской голос проорал что-то бесшабашно-пьяное прямо из небесной синевы, к нему немедленно присоединился женский визгливый голос, тоже не трезвый.

– Идите вы все в зад со своим мором! У нас в небе мора нет!

Матвей криво усмехнулся. Действительно, у тех, кто на земле не о море должна голова болеть. Если у нетрезвых небожителей даже мусорки нет, то про туалет и думать смешно. С опаской глянул в прозрачное небо, но там, на высоте, какой-никакой ветерок погуливает и потрёпанный шар в сторону тащит. Значит, вряд ли ещё что-то оттуда на Матвееву голову свалится.

Воткнул в мягкую землю острый конец посоха, плечи развернул и одежду старательно поправил. Технический отдел Министерства постарался от души, и Матвей приобрёл вид бродячего монаха. Самое то, чтобы ходить везде, где душа пожелает и не нарываться на каверзные вопросы. А вид у этой консервативной братии не меняется веками, а то и тысячелетиями. Сапоги, штаны, рубаха навыпуск, куртка с капюшоном – всё архаичного кроя и серенькое, страшненькое, точно не первого года носки. Чтобы внимания не привлекало. На самом деле очень надёжное, добротно сшитое, а куртка ещё и особо прочная. Холодным оружием точно не пробьёшь, а если сыщется в этих краях огнестрел, так и от пули защитит. Правда, косточкам перепадёт неслабо, но тут уж ничего не поделаешь.

На ремне – ножны с коротким ножом. Тоже с виду бросовый предмет, даже нищий на такой не польстится, но качество стали отменное, железо можно рубить… наверно. Проверять Матвею и в голову не пришло, не для того нож придуман. А для работы по металлу другие инструменты человеком разработаны, можно найти, если прижмёт.

С другой стороны ремня – нейробич в грязном, потёртом чехле. Замаскирован под какую-то свиристелку, разные мелодии можно худо-бедно насвистывать. Матвей пробовал – весьма на любителя музыка, где и сыскать такого.

Но самое главное в экипировке – посох. Корявый, плохо обработанный шест тоже вряд ли кого заинтересует, да и нет от него постороннему человеку никакого толку. Матвеева ладонь нужна, чтобы активировать. Или мысленный приказ – тоже не чужой. В неприглядном, корявом посохе много чего поместилось: блок питания с возможностью подзарядки, осветительный прибор, генератор защитного поля, маячок-опознаватель, медицинский комплекс… Всё портативное, лёгкое. Очень нужная вещь в хозяйстве, Матвею ли не знать.

Через плечо – сумка, почти пустая. Хотя, по монашеским традициям принято называть не сумкой – сумой. Побрякивают на донышке фляжка, ложка да кружка; разная мелочь бытовая в отдельном кармашке: иголки, нитки, шило… Вот и всё. Не положено бродячему монаху барахлом обрастать, не по чину. Никаких припасов на долгое время с собой не унесёшь, и оттого лучше сразу привыкать на месте едой разживаться. Вообще, на таких заданиях правильнее на свою сноровку да смекалку рассчитывать. И опыт. Богатый опыт, без стеснения можно сказать.

Вскоре Матвей выбрался на широкую, грунтовую, но хорошо утрамбованную дорогу. Просто-таки до состояния камня утоптанную. Как знать, может здесь другого покрытия и не требуется? Вон, звенит аж под каблуками. А скорее всего, цивилизованные дороги в других местах проложены. Сам ведь выбирал место поглуше, побезлюднее.

– Эй, монах!

Матвей виду не подал, повернулся на голос степенно, с достоинством, но напрягся, вспотевшей ладошкой посох покрепче сжал.

На обочине устроились два мужика в одинаковых, коричневых плащах с капюшонами – в таких городские жители ходят, их цвет. Странно, – подивился Матвей, – чего это их в лес-то занесло? Лица звероватые, бородатые; жёсткие, чёрные волосы во все стороны клочьями торчат. Братья, что ли? Или просто одинаковая жизнь всех на один манер обстругивает?

– Сюда иди.

Один из близнецов рукой с широкой, корявой ладонью приглашающе помахал, улыбнулся, как мог приветливо. Вместо передних зубов обнаружился чёрный провал и от того улыбка вышла зловещая. Но чёрные глаза по-доброму щурятся, а зубы такая штука: раз потерял – другие не вырастут. Не показатель.

– Мир вам, добрые люди, – проговорил Матвей универсальное приветствие, кивнул как полагается.

– Ты иди, иди сюда, – просипел второй мужик, то ли простуженным, то ли надорванным голосом. А возможно и от рождения такой, поди знай.

– Здесь работа для тебя есть. Очень ты вовремя, как знал прямо, что нужен.

Только сейчас, подойдя поближе, Матвей заметил ещё одного человека. Лежит третий путник на обочине, лицом вверх и не шевелится. Матвей подошёл, собрался было наклониться к нему, но мужик сноровисто ухватил за плечо, дёрнул назад.

– Отсюда гляди, божий человек, близко не суйся. Заразный он, помирать собирается.

– Так помочь надо, – протянул Матвей слегка растерянно и присмотрелся к умирающему. Им оказался худенький пацанёнок лет десяти. Щёки впалые, тёмные волосёнки ко лбу прилипли, а на макушке непокорным пучком торчат. Носик остренький, что у птички-невелички. Худобу даже одежда скрыть не может, выпирают кости во все стороны, как только рубаху не разодрали ещё.

– Ничем бедолаге не помочь, – низким, глубоким голосом отозвался первый мужик. – Видишь, горячка уже взялась? Выходит, к ночи помрёт. Ну, к утру-то уж точно.

– Ваш мальчонка? – спросил Матвей, чтобы время потянуть.

– Нет, вчера к нам прибился. В городе как мор начался, все и побежали, кто куда. Этот с нами увязался, да видно успел уже заразу подхватить.

– Что за мор?

– А я что, на лекаря похож? – удивился мужик. – Зараза какая-то.

– Ну, а моя-то тут какая работа? – решился, наконец, спросить Матвей. – Я ведь тоже не лекарь, знаешь. Сам говоришь – помрёт вот-вот.

– Да ты в себе ли, монах? – с подозрением покосился на него мужик, а сиплый голову наклонил, точно забодать собрался; ощетинился и глянул диковато. – Молитву почитай, облегчи болезному страдания, проводи в последний путь. Я тебе объяснять должен, что ли?

Матвей болезненно сморщился. Ну да, монах же. Поскорее надо в образ входить, чай не мальчик на первом задании.

– В какого бога малец верил?

– Какая разница? – пожал худыми плечами сиплый. – Ты молись давай, а боги сами разберутся, чей пацан.

– Это никогда не поздно, – буркнул Матвей примирительно, – в последний-то путь с молитвой проводить. Отойдите, а я тут рядышком с ним посижу, помолюсь.

– Так зараза же, – напомнил сиплый и лицом тревогу изобразил.

– Я не боюсь. Белый Дух мне защитой.

– Кто? – тут уж изумились оба мужика.

– Бога моего так зовут, – объяснил Матвей терпеливо. – Идите уже.

Посмотрел вслед, усмехнулся. Кто, кто? Сам не знаю, только что в голову пришло. Звучит красиво – Белый Дух. И вряд ли тут ещё один монах из Ордена Белого Духа сыщется. Не бывает таких совпадений.

Осторожно опустился на колени, посох перед собой положил, вздохнул глубоко, плечи опустил и голову склонил. Мужики почтительно в сторонку отошли, на травку уселись, взялись что-то своё вполголоса обсуждать. Матвей вновь посмотрел на лицо умирающего. Кожа бледная, аж просвечивает. У тонких крыльев носа и под глазами тёмные тени легли – словно специально шутник какой-то спящему подрисовал. Губы сухие, в трещинах, а дыхание сбивчивое, горячечное. Не ошибся мужик, совсем плохо дело. Бездумно протянул руку, положил ладонь на полыхающий лоб, едва не отдёрнул – обжечься можно.

За спиной говор стих и Матвей кожей почувствовал два тяжёлых, немигающих взгляда. Похоже, теперь и к нему никто близко не подойдёт, побоится. Ну, всё к лучшему. Закрыл глаза, руки на коленях чинно сложил. Судя по позе – действительно молится, не придерёшься. А в голове – мыслей ураган сумбурный!

Нельзя вмешиваться в события на подконтрольной территории! Суждено этому мальчонке умереть сегодня от болезни. Нет в этих местах лекарства от заразы. Не первый он, и не последний. Сколько их в городе поумирало – представлять не хочется. И этот помрёт. Судьба такая.

Мальчишка судорожно вздохнул, показалось – напоследок уже. Но нет: успокоился, вновь задышал. Матвей щёлкнул фиксатором на посохе, в руку скользнул тёплый, блестящий цилиндр медицинского комплекса. Приложил к шее мальчишки, прибор автоматически включился, работу почуял. Погудел недовольно, сухо щёлкнул мудрёными внутренностями и впрыснул в тощее тельце смесь необходимых препаратов. Матвей по-хозяйски прибрал цилиндр и аккуратно защёлкнул крышку гнезда. Эту вещь лучше не терять. Конечно, перед заброской медики организм щедро накачали, от всяких напастей комплексная защита, а всё равно с приборчиком спокойнее как-то.

Матвей на мужиков осторожно покосился. Нет, ничего не заметили. Да и не смотрят уже в его сторону. Монах для них теперь и сам всё равно, что покойник, только бодренький пока. Ненадолго, дело точное.

Матвей головой сокрушённо покачал, хмыкнул укоризненно. Не один год главному правилу курсантов учил – не вмешиваться! – а сам в первый же день нарушил. Тут же упрямо головой мотнул, отогнал угрызения преподавательской совести. Как умирающему не помочь, если возможность есть? В теории-то всё гладко, понятно, обоснованно… а когда рядом ребёнок умирает, кому нужна та теория? Хоть и требует она отвернуться, да только кем ты будешь, если отвернёшься?

Матвей почувствовал вдруг свинцовую усталость, наполнившую неподъёмным грузом плечи, руки, ноги… С чего бы вдруг, что за напасть? Прилёг рядом с притихшим пареньком, глаза прикрыл, расслабился. За себя страха нет, и Белый Дух тут ни сном, ни духом. В крови столько препаратов плещется, что неизвестно ещё, чего там больше – химии или крови. Можно без страха в самый очаг эпидемии идти, никакая зараза не прилипнет. Кстати, что за фраза странная в голову пришла: ни сном, ни духом? Бессмыслица какая-то. Похоже из тех, которыми Анри отдельно погордился, из пословиц, да поговорок. Объяснили бы, хоть, что это значит?

Капюшон на голову натянул, клубочком свернулся и совершенно неожиданно провалился в глубокий сон. Успел только заметить, что багровый диск местного светила запутался в ветвях деревьев, зацепился надёжно, однако старательно вниз продирается, закатиться норовит. А значит к месту сон пришёлся. Ко времени.

Тут же из сонного тумана выплыло лицо Лилы. Улыбается, пухлые губы приоткрыты, зубки белые выглядывают. И смотрит одобрительно, словно не она когда-то, а он ей прямо сейчас экзамен сдавал. И похоже, сдал. Ехидный голос Анри тут же: они, видишь ли, тоже люди… Они, видишь ли, лучшей жизни заслуживают…

– Дяденька!

Матвей очумело головой дёрнул, сквозь тенёта сна с трудом продрался, выдохнул хрипло.

– Чего орешь, парень? Ожил?

– Ага.

Голос у паренька оказался тонёхонький, слабенький. То ли от болезни, то ли по возрасту такой положен. Глаза, оказывается, большие: карие, глубокие, дна не видать. Оно и к лучшему, есть такое чувство. Ни к чему разглядывать, что там, на дне. Судя по всему – много чего. Матвей лицо ладонями потёр, глянул на мальчонку уже осмысленно.

– Отступила, значит, болезнь? Вот и слава Белому Духу.