От одного окурка всю эту постройку вместе с людьми и утварью разметало бы на сотни метров, но народ терпеливо дышал ядовитыми парами, выстаивая очередь за дверным засовом или черенком для лопаты, и не боялся ни взрыва ни пожара. Здесь вспоминать о чужой прописке было не принято.

Несколько лет назад магазинчик снесли и на его месте построили новую школу. Говорят, самая лучшая во всей области. Даже губернатор открывать приезжал. И его на торжества приглашал. Но он не поехал. Не любил он прежнего губернатора: вечно тот напивался как свинья и с всякими просьбами приставал.

Магазин утратил своё главное предназначение ещё в семьдесят первом году, когда керосиновому веку настал конец, а в сознании местных наметился небольшой перелом. В посёлок собирались проводить магистральный газ. Депутаты поссовета, привыкшие к дефициту, разнарядкам и разным ограничениям, хотели запретить врезаться в вожделенную трубу ненавистным владельцам альтернативной жилплощади и подали проект без учёта домов москвичей. В областном тресте всё скрупулёзно обсчитали и выставили каждому хозяину счёт в кругленькую сумму. Но пояснили: если расходы разложить на большее число плательщиков, цена резко упадёт. Природная жадность, как водится испокон веков на Руси, взяла верх: газопроводом милостиво разрешили пользоваться и социально чуждым москвичам. Паевые взносы уменьшились вдвое. Не погнушались даже уговаривать наименее сознательных: мол, присоединяйтесь, пока общую траншею не закопали, потом дороже встанет, потому что улицу рыть за свой счёт придётся.

Раньше говорили: дружба дружбой, а денежки врозь. Острословы переиначили народную мудрость, придав зеркальное отражение каждому слову: вражда враждой, а денежки вместе.

С телефонами оказалось проще: окончательное решение принимал районный узел, не особо вникавший в подробности социального состава очередников, а в очередь вставали без предъявления паспорта. Связисты любили порядок и подключали всех по списку. Ещё больше любили ходатайства на красивых бланках, но возможностей такого подспорья у влиятельных москвичей существовало гораздо больше. Поэтому уже в семьдесят втором на некоторых дачах стал раздаваться непривычный для загородной тишины прерывистый зуммер.

Если антагонизм взрослых находил выход в язвительных словопрениях и спорах в различных инстанциях, то у детворы всё обстояло куда проще: по шее – и весь разговор. Дружба местных с москвичами почти исключалась и случалась лишь с непосредственными соседями, и то изредка. Везло тому, у кого через забор жил какой-нибудь заводила или парень постарше. К его знакомым обычно не приставали. Остальные рисковали получить фингал под глаз просто так, ни за что, по факту имущественного положения, как кулаки или середняки свои девять граммов в период массовой коллективизации.

Казалось бы, попробуй отними у такого народа в свою личную собственность природные богатства, содержимое недр, газ, нефть, золото, лес, алюминий, алмазы! А ведь приватизировали всё в два счёта. И никто даже не пикнул. Мелковат у нас народец, всё-таки мелковат! Квартире московской завидует, а на виллы средиземноморские и особняки в лучших местах Европы ему наплевать: их из окошка не видно. Акции для него – пустые бумажки. Бери их сколько хочешь, только забор каменный не строй и ближе метра к моему участку сарай свой не ставь. Правильно тогда они придумали надуть всех с этими ваучерами-фантиками. Редко кто их на бутылку водки не променял. И ведь каждому хорошо: один напился на халяву, другой – нефтяную скважину прикарманил. Каждый получил что хотел. Не это ли основа социального благополучия! Только из скважины как текло, так и течёт, и течь будет ещё долго, а бутылка давно порожняя валяется, и за рубль её теперь не сдашь.

Нет, даже если это конец – не зря он жизнь прожил. Эх, не зря! И правильно, что вовремя смылся с этой дачи, окунулся в водоворот событий. Не водоворот даже, а в водопад. И невредим остался. Засидись он здесь, как иные, сосал бы сейчас лапу и проклинал судьбу. А так – ничего можно больше до старости не делать и жить в своё удовольствие. Смирить бы только гордыню, каждый день, каждый час напоминающую о единственной и безвозвратной утрате – власти.

Лучше б никогда не пить из этой чаши! Привыкаешь хуже, чем к наркотику. Года, месяца, недели этой отравы достаточно, чтобы вожделеть её потом всю жизнь. Без неё такая ломка наступает – хоть в петлю лезь. Одного старика недавно прямо в собесе кондрашка хватила, когда ему, привыкшему всеми командовать, на очередь указали. Говорят, даже у актёров, игравших царей и прочих правителей, не всегда получается из роли этой выйти. А ведь, может быть, полжизни ещё впереди – живут же некоторые по девяносто лет и больше.

Но беда не приходит одна. Лариса куда тяжелее пережила его потерю. Как муж, он просто перестал для неё существовать. Их супружеское благополучие всегда поддерживалось карьерными взлётами. Падения, даже недолгие, вызывали у неё одну и ту же реакцию: почти физически ощущаемый холод. Однажды он хлебнул его сполна, пытаясь вторгнуться ночью на её половину кровати. Аж в сторону отбросило после лёгкого прикосновения: плоть показалась ледяной, как у покойника.

Не отпуск получается, а испытание. Побудут врозь, каждый для себя решит, продлевать ли дальше иллюзию семейного единства. Терпеть ещё лет десять ради спокойствия дочери, её учёбы и устройства в жизни или пуститься каждому в отдельное плавание уже сейчас, пока шансов на новую удачу гораздо больше.

Обмозговать бы всё это прямо здесь, в уединении, на песочке, в полной тишине и отрешённости от мирских треволнений. Но не получается: тени прошлого преследуют. Опять в воду полезла. Похоже, домой не спешит. А ведь назовись она Любой – поверил бы. Говорят, в районе Курской магнитной аномалии можно увидеть сражения последней войны. Какой-то фокус с материей и временем. Почему бы такому миражу не случиться и здесь? Вот было бы здорово: скольких старых подруг можно перевидать!

Надо тоже пойти поплавать. Всё равно загорать по полной программе не получится: неудобно как-то при девчонке возлегать с неприкрытым задом.

Да, поплаваешь тут! Оставила свои плавки и не собирается выходить. А он – сторожи. Вот ещё интересное занятие! Всю жизнь о нём мечтал!

4

Хватит туда-сюда шнырять. Пора бы и передохнуть немного. Лечь на спину, раскинуть руки и ноги и полюбоваться солнцем. Отсюда, из воды, оно кажется совсем другим, не таким беспощадным. Если б можно было, дотемна бы в воде просидела.

А что там папик поделывает? Растерялся. И загорать не ложится и купаться не собирается. Хотя как же он может покинуть боевой пост? Придётся трусы назад напяливать, чтобы его от сторожевой службы избавить.

Из какого же он, интересно, дома? На улице не так много богатых особняков. Неужели?..

Нет, так и захлебнуться недолго и действительно на корм рыбкам уйти. Как же она раньше не догадалась? И старухи об этом на улице шептались, и мама не раз вспоминала. Но где же машина, охрана?

Ах да, ему ведь тоже недавно дали под зад коленом. Теперь у нас новая власть.

Ну и прикол!

Тогда это круто меняет дело. Какая она всё-таки умница, что не уехала с матерью на юг! Ловила бы сейчас брюхатых дилеров и отбивалась бы от провинциальных киллеров.

Хватить разлёживаться. Пора за дело приниматься.

Кажется, вылезает.

Пусть сама караулит свои шмотки, а он наконец окунётся. На этом солнце, наверное, все пятьдесят, если не больше. Уже не только пот выступает, но и содержимое жировой прослойки.

Мать, вылитая мать! Даже ниже талии. Со всеми достоинствами и дефектами. А что, если выбросить ко всем чертям из памяти эти семнадцать лет? Есть исходная точка, куда можно вернуться. И быть самим собой довольным.

Конечно, он никогда не женился бы на Любе. Но отношения их могли бы длиться и поныне: ей-то всего тридцать шесть. Самый сочный возраст. Надо, обязательно надо иметь такую Любу, для которой ты всегда будешь героем, завоевателем, победителем, самым главным, самым желанным мужчиной. Ну почему он не навёл с ней вовремя мосты, пока ещё был в силе? Казалось, мелочь, когда весь мир лежит у твоих ног. Нет, в жизни мелочей не бывает.

– Спасибо, Вадим Сергеевич. Советую и вам обмакнуться.

Похожа да не во всём. Мать всё-таки была гораздо более скромной, зажатой. Советов никаких не давала.

– Я уже и сам об этом подумываю. Но обременять тебя просьбами не стану. Вдруг захочешь присоединиться.

Конечно, хорошо бы оставить эту тряпку на берегу. Однако нельзя сокращать дистанцию.

– Скажите, вы недалеко от Пушкинской живёте?

Пушкинская – очень странная улица. Если судить по почтовому адресу, то на ней нет ни одного дома, но она – самая длинная в посёлке, прорезает его вдоль насквозь, деля на две половины.

– Да, третий дом от угла. Можешь зайти в гости.

Он! Тот самый! Легенда их улицы.

– И вы ко мне заходите. Я ведь совсем одна.

Хоть это уже и говорила, но такую важную деталь можно и повторить.

– Ты уже уезжаешь?

Ещё чего! Теперь только вместе.

– Нет, мне спешить некуда.

Маслом кашу не испортишь.

– Мне тоже.

Произнеся эту загадочную фразу, он разбегается, явно стараясь выглядеть моложе и спортивней, чем есть на самом деле, ныряет, проплывает несколько метров под водой и, вернувшись на поверхность, начинает ритмичными быстрыми гребками удаляться от берега. Плывёт баттерфляем. В былые времена этот стиль всегда эпатирующе действовал на девиц, привыкших только к брассу и кролю.

Ладно, пусть повыпендривается. Пока надо что-нибудь придумать. Притворно тонуть – старо как мир. Умный такую инсценировку сразу раскусит. Нарочно распороть ногу о стекляшку? Больно и глупо. Всё равно домой на велосипедах возвращаться.

Как же заставить его прикоснуться к себе? Но так прикоснуться, чтобы коготок увяз. Ага, есть идея. Значит, пока нужно лежать на спине.

Всего шестнадцать лет! Неужели через три года и его Сашка будет так же клеиться к мужчинам, которые её почти на три десятка старше? Нет, слава Богу, он обеспечил ей другую судьбу. Щеголять перед стариками в костюме Евы – удел неимущих. Такие рано или поздно телом своим торговать начинают. Мораль, говорят, расшаталась. Нет, господа, это и есть тот самый рынок, которого вы так хотели. Вот и получайте. При чём здесь мораль? Простейший экономический закон: если есть товар – его надо непременно продать. У кого тело нетоварное – толкует о нравственности. А любая видная деваха инстинктивно тянется на сцену, в шоу-бизнес, в модели. Больше-то у неё ничего ликвидного нет. Если рылом не вышла – на панель. Так же в науке, так же в искусстве. Талантливый человек всегда найдёт, что можно продать. Недавно одного знакомого драматурга встретил. Да, пьесы не идут, не нужны они сейчас никому. Да и сам он не Шекспир. Пишет сценарии для ток-шоу на телевидении. Нашёл, как говорится, свою нишу. И неплохо зарабатывает. Это только обывателю кажется, что в эфире сплошной экспромт. Всё теперь до мелочей продумано. Всюду свой сценарий имеется.

Ладно, пора и меру знать. Для первого раза хватит. Простудиться и в жару можно.

Лежит. Раскинулась. Глаза закрыты. Но естества больше, чем бесстыдства. И всё-таки дух захватывает. Давно не было у него такого соблазна.

– Ты не уснула? Спать на солнце вредно.

И соски, как у матери. Дерзкие. Манящие. У иных женщин их в упор не видно, а эти издалека в глаза впиваются.

– Да, прикорнула чуток. Вы не поможете мне, Вадим Сергеевич?

– Если смогу.

Что ещё она придумала?

– Хочу на живот лечь, а спину защитным кремом помазать руки не достают. Помогите мне, пожалуйста.

Мирра поворачивается на бок, достаёт из сумочки тюбик, протягивает ему.

– Погуще или поэкономней?

– Поэкономней. Жару надолго обещают, надо на несколько дней растянуть. Понятно, куда клонит.

– Тебе мама денег на жизнь оставила?

– Оставила. На хлеб, молоко, овощи. Картошка у нас в подвале ещё с осени лежит. Варенье яблочное с прошлого года. Мне много не надо.

Эх, а кому надо много? И всё-таки каждый из кожи вон лезет, чтобы мошну побольше набить.

– Попку мазать?

– Спасибо, там я и сама могу.

– Да ладно, мне не трудно.

Руки его скользят вниз.

Ну, уж совсем-то вниз не нужно. По крайней мере сейчас. Нечего туда раньше времени пальцами лазить, секреты девичьи раскрывать.

– Ой, мне щекотно.

– Хорошо, больше не буду.

– Спасибо вам, Вадим Сергеевич.

Кажется, рыбка насаживается на крючок. Но такую крупную сразу дёргать опасно. Пусть зацепится понадёжней.

– Извините за любопытство: вы на выходные приехали?

Вопрос, конечно, глупый: сегодня только четверг. Но надо же выяснить его планы.

– Нет, в отпуск. На целый месяц.

Вот это удача!

– С семьёй?

– Жена на юге отдыхает. Как твоя мама.

– Не боитесь её одну отпускать?

– Она не одна. С ней дочка.

– Взрослая?

– Нет, моложе тебя. В восьмой класс перешла.

Клёво! Недельки три им гарантированы.

А вдруг у него есть подружка, и он нарочно услал жену подальше? Не может у такого мужчины никого не быть.

И пускай! Где она сейчас? Пасёт козла в огороде. Значит, не шибко умная. Главное – иметь простор для честной конкуренции.

Домой их заставили собираться рыбаки, ближе к закату притопавшие в своих болотных сапожищах за ночным уловом.